от любви до ненависти... - Людмила Сурская

Её трясло от гнева и обиды, меня от непонимания. Да, уж если что могло поднять из небытия, то это оскорблённая любовь. Кто же она? О ком с таким негодованием говорит?

Я едва разжала свои сведённые страхом губы:

— Что я могу сделать для тебя?

— Расскажи, как это было на самом деле. Докажи, что этот дьявол всё врал. Убери все преклонения его любви. Это вгоняет моё поруганное тело в топь, а измученной душе не даёт покоя… Всё ложь, ложь, ложь!..

Я кивнула утвердительно.

— Обещаю, что смогу сделаю.

— Пожалей меня. Я кругом грешна. За непослушание — заплёвана и растерзана. За самосуд своей душе — покарана. За преждевременную смерть отца — проклята. Матушка, отмаливая мои грехи и батюшкину душу, заперла себя в монастырские стены. Не откажи, перекрести меня. На мне нет креста. Сняла, когда выбрасывалась из окна в топь. Прошу, три раза, перекрести.

Несмотря на постукивающие зубы, я всё же задала этот вопрос:

— Почему?

— Ты мать. Если каждая женщина пожалеет меня, то возможно я добьюсь прощение своей. Я стала виновницей их с отцом несчастий.

По моим щекам текли слёзы. Я перекрестила. Мне действительно было жаль её. Она улыбнулась и исчезла. А я, обессилив, привалилась спиной к дереву. Голову разрывало: «Кто эта несчастная девочка? Какое свинячье рыло так прошлось по ней?» На тропинку вышла целующаяся парочка. Наверное, я выглядела не лучшим образом, потому что они поинтересовались:

— Вам плохо?

Я покачала головой. «Мне в самый раз». Они с чувством выполненного долга отошли. Я, опомнившись, прокричала вслед:

— Ребята, кому принадлежал этот парк, и чей замок торчит, вон там?

Я имела в виду недалеко от цитадели старинное каменное строение. Но меня поняли.

— Мазепе, — донеслось до моих ушей. — Это так называемый дом Мазепы.

Вот теперь я поняла, чей призрак просил помощи — Мотря. Дочь Кочубея. О! Я её прекрасно понимала. Ох, как я корила себя за бестолковщину, ведь было всё так понятно. И то строение, что я приняла за замок — дом Мазепы. Гиды, литераторы и историки в унисон твердят, мол, романтическая история. Согласно ими выведенной легенде именно здесь Мазепа прятал Мотрю. И именно тут хранил сокровища. Как это сразу не пришло мне в голову? Подумала ж… Не верила. Хотела убедиться.

Первое, что я сделала, это направилась в музей. Там народу с чувством рассказывали сказку про то, как этот дом служил пристанищем невероятной любви гетмана Мазепы и Мотри. В подтверждении этой любви демонстрировали захлёбывающиеся любовью письма Мазепы к девочке. Показывали лавочку «любви» около дуба якобы служившего почтовым ящиком для влюблённых. Только вот мой вопрос: «Сколько продолжалась такая неземная любовь 70 летнего старика и 16 летней девочки?» поверг гида в замешательство. Она пожала плечами. Ответ смутил нас обоих — от нескольких месяцев, может быть, до года. «Может быть», а может и нет. Да маловато для неземной любви-то. Тем более, если учесть, что он и польскую княжну любил, графиню приголубил и ещё много мимо кого не прошёл и не обошёл вниманием… Гида это не смутило. «Какая разница, факт был, они раскрутили! Всё равно не рядовой случай». Вот-вот… Что уж у нас умеют, так это раскручивать из мыши слона. Особенно, если кому-то надо. Письма Мазепы безусловно были, только вот предназначались они не столько дочери, сколько семейству Кочубеев. «Нате злитесь! Перехватите же». Умел Мазепа плести интриги и дёргать за верёвочки всех. И тут меня осенило:

— Скажите, а привидение женщины появилось до раскрутки неземной любви вот с этой тропинкой к дубу и лавочкой или раньше?

Гид задумалась, потом пыталась отделаться от меня, как от назойливой мухи, мол, не до глупостей и в конечном итоге сказала, что после. Теперь мне было понятно, что именно вырвало из небытия Мотрю. «Заплёванное чувство». Я вернулась в музей, походила по его залам. Именно сюда обманным путём выманенный ребёнок принёс чистые чувства к фантастическому влюблённому. А эта похотливая старая мразь надругалась над ним и её отцом. И вот сейчас, как доказательство этой «невероятной любви» грязного на мерзость и предательство гетмана тычатся эти письма. Письма, сочинённые профессионалом и не дрогнувшей рукой отправленные ей. О, он умел сочинять! А верный Орлик ещё краще. И затеяно это было лишь с одной целью — отомстить Кочубею за жадность. Выманить камень. А наши современники ещё и фильм умудрились снять про ту дрянь. Удивляясь, что очень что-то мешает работе над ним, всё же досняли. А ведь мешала правда.

Из дум меня вывел звонок мужа. Он разыскивал меня, приглашая поужинать. Кто против. Я поторопилась. Не буду врать, что очень быстро переключилась с этой истории на реальную жизнь. Всё оказалось не просто. Я говорила, ела, слушала музыку, а голова складывала планы. Переночевав, я с первым лучом поднялась. Занималось утро. Небо было спокойным-спокойным. Подумала, что будет наверняка хороший день. Позавтракав и побродив полдня по городу, и его окрестностям, мы отправились обратно. На окраине я вздохнула с облегчением. Какое-то тёмное впечатление от всей этой истории легло на грудь. Я бросила взгляд на мужа, он улыбался и подпевал в такт музыки. По-моему муж так и не понял, зачем меня сюда приносило. Но это и хорошо. Иногда лучше меньше знать, чтоб лишний раз не задавать вопросов. Неожиданно в моей голове выстроились, как подсказка, портреты и образы. Не простые. Мощные. Но совершенно разные — Пётр 1 и Мазепа. Два сильных мужика, оставившие каждый свой след в истории, любви и ненависти одной эпохи. Теперь я знаю, кто такая Екатерина Петра и как они шли друг к другу. Видела историю Мотри и Мазепы. А что если написать книгу? О умении любить и ненавидеть этих двух мужчин. Ведь их пути пересекались. И сошлась их неприязнь над головой одной женщины и одного поля боя. Что там не говори, а судить о мужчине можно, только беря в расчёт главное — его отношение к любви, женщине и власти. А что, это пожалуй интересно?! — сказала я себе и взялась за перо. Власть — это сильное чувство. Одного заставила бороться за неё, чтоб поднять сладко спавшую Россию на дыбы, а второго макнула в предательство, обрекая на вечное презрение.

Часть 1 Кэт и Пётр

Жизнь в Московии текла накатанной дорогой. Телега жизни катила по ней. Такая себе карусель. Бунт, война, пир. И опять карусель. Лишь маленький царевич выпадал из неё. Оставшись рано без отца, на руках матери и дядьки, выдворенный в Преображенское, выросший в годы смуты и жестокой борьбы за власть, Пётр привык к одиночеству. Родовитые рода его не поддерживали. Друзей у него не было. Голова гнала прочь от старого сонного дворца, а руки способные работать искали её. Поэтому в его друзьях ходили дети мастеровых и холопов. Его можно было найти там, где что-то стругали и строили. На том и ухватил свою долю Алексашка Меншиков. Изучив обстановку, того ловко подсунул Петру игрок Лефорт. Лефорт, по сути, был простой пешкой в игре высоких чинов своей страны, но включив сообразительность и мозги, сей господин сделал правильный выбор и головокружительную карьеру. Как не ряди, а за шпионаж и доступ к телу Петра он получил бы «разовую помощь», а пристегнув себя к русскому царю будет всю жизнь при деньгах, да ещё и в историю войдёт. Лефорт не ошибся.