Легенда о стажере - Михаил Веллер

Кругом студенты дергаются, ворошат шпаргалками с фамилиями лидеров мирового коммунизма, а он сидит флегматично, дремлет, и на все увещевания только гудит мирно:

- Разве ж я не понимаю... Не пацан какой. Вот и замполит нам в армии говорил тоже... - И очень это упоминание о замполите на всех действует убедительно и успокаивает.

И только тренер, такой же простой мужик, ему сказал со вздохом на прощание мудро:

- Все, Васька, пропал ты для большого спорта. Жаль - перспективный парень, мог бы до чемпионов дойти больших. Ладно - вернешься если... поставь бутылку.

И вот наш борец, с чемоданчиком пожитков и нищими франками, в группе счастливцев прибывает в Париж. Селят их в кампус. И первым делом зовут на собрание советского землячества.

И председатель землячества, штатный кадр КГБ, повторяет знакомый инструктаж, но уже в тех тонах, что изощренный враг притаился за каждый кустом. Что главная задача Франции - завербовать их в свои шпионы и выведать секретные сведения: а иначе зачем бы, вы думали, вы им нужны?! Зря деньги на вас тратить?! Все молчат, все понимают, и только наш борец гудит: - Точно... вот и нам в армии замполит говорил...

И председатель сразу проникается доверием к этому простому и надежному русскому парню.

- Есть, - говорит, - настоящие студенты! Без этой, знаете, прямо скажу, интеллигентской гнильцы! Вот что значит - из Ленинграда, сразу видно... колыбель революции!

- Короче - разойдитесь, товарищи, скоро ужин, потом разложите вещи, почитайте немного, и - спать! С дороги надо отдохнуть. Перед сном пройду по комнатам - лично проверю, чтоб все были на местах. Вы тут еще новенькие, ничего не знаете, вот месяцок пройдет - тогда можно будет и в город сходить в увольнение... в смысле на экскурсию, посмотреть. Закажем автобус, посетим музей Ленина, кладбище Пер-Лашез - не волнуйтесь, и до Лувра очередь дойдет: познакомим вас со всеми достопримечательностями французской столицы. В организованном порядке. Вопросы есть? Вольно, разойдись.

Наш борец назначается помощником председателя по новичкам. А поскольку в армии он был сержантом, то командует - у председателя сердце радуется. Хотел своих по корпусам строем в ногу повести, но председатель уж остановил это похвальное, но излишнее рвение: французы могут не понять - Европа...

А в комнате наш задумывается, смотрит в окно, пересчитывает свои тощие франки. Соображение такое, что раз уж он начальник, то надо использовать преимущества своего положения. В частности, насчет свободы выхода за пределы гарнизона. Главное - чтоб порядок во вверенном подразделении был наведен. Обходит по списочку все комнаты со своими и наставляет, что в десять часов отбой, положение, можно сказать, военное, и дисциплина должна быть соответствующая, кругом буржуазное окружение, а кто против - завтра же полетит домой.

Вот же падла на нашу голову, думают несчастные стажеры, но возражать бояться.

А сержант-борец, подкрутив гайки подчиненным, идет отдохнуть на свежий воздух. И к десяти не возвращается. И к завтраку не возвращается. И вообще не возвращается.

И председатель землячества с ненавистью прикидывает, сообщать ли ему в консульство и куда надо о ЧП, или лучше подождать еще, может все само утрясется... придет, скотина. Очень нужны ему пятна и накладки в послужном списке - студентам-то что, а у него служба! у него своя карьера! все сволочи эти интеллигенты, и армия им не поможет. Вот отдай хорошего парня в университет - и пиши пропало. Разложит его это гнилье!

А наш борец вечером поглядел на часы и старательно высчитал, что вполне успеет сесть на автобус и погулять чуток по центру Парижа. Он с крестьянским здравомыслием рассудил, что французского он не знает, завтра же на первом занятии это выяснится, и его, уличенного во французской непригодности, антикоммунисты-французы вернут к черту отправителю: чего это вы нам подсунули? Семь бед - один ответ, так надо ж пока попользоваться чем можно. Не зря ж он здесь. Что друзьям-то расскажет? Вообще ему было на все на это наплевать, он был мастер спорта, и его всегда возьмет любое спортобщество. А в Париже его интересовали исключительно французские проститутки, французская выпивка и плюнуть вниз с Эйфелевой башни. Такая скромная программа-минимум. Более ему о славной столице Франции все равно ничего не было известно.

Он пришел на остановку, спросил у подошедшего автобуса: "Париж?" Ему ответили - ла-ла-ла, Париж! Он доехал, похоже, до центра, и начал пешую прогулку. Комплексами он не страдал, нервная система отличалась тренированной стабильностью, и обалдения от заграницы он никакого не испытывал. Скорее, раздражала - говор кругом дурацкий, выпендриваются. Так что из ощущений присутствовало только, что подобает случаю выпить.

Увидел вывеску "Ресторант" - вот и остограмимся! Народу нет, помещение маленькое: клетчатые скатерки, настольные лампы - скромный такое ресторанчик; гадюшник, а чистенько. То что надо. Сел и сказал гарсону: "Коньяк". Гарсон принес рюмку. Он сглотнул рюмку, придержал гарсона за рукав и изобразил пальцами, что он подразумевает под словом "коньяк". Гарсон сказал: "Ки, мсье", и принес двойной коньяк. Он сглотнул двойной шестьдесят-то граммов! лягушатники! - придержал гарсона за рукав, и стал втолковывать этому недоумку, что имел в виду бутылку, черт возьми! Что он за рюмкой из эдакой дали приперся? И что-нибудь закусить.

Гарсон склонил птичью голову и начал чирикать. Наш борец раздраженно нарисовал на меню бутылку и ткнул вразумительный рисунок ему в лицо, пристукнув по середине стола: чтоб, мол, вот такая была здесь!

Гарсон сделал уважительное лицо и притаранил бокастый темный пузырь, весь в паутине. Наш понял, что залетел в паршивого пошиба забегаловку, где норовят сбыть чужаку завалящий хлам, неликвиды. Зараза! Хрен с ним... Обтер пузырь салфеткой, сунул ее грубо гарсону - твоя вообще-то работа! Гарсон благоговейно распечатал, повертел перед борцом на тарелочке вынутую пробку с буквами, и налил в большой бокал на самое донышко. Наш с улыбкой наложил свою лапу на его ручку и пощелкал пальцами - неси жрать. Гарсон дернув кадыком и показал меню - что, мол, прикажете? Тот - пальцем в гущу строчек: раз, два и три - это неси! Однова гуляем! И получил под нос яства: спаржу, устрицы и лягушачьи лапки.

Отодвинул он эту дрянь, пригорюнился, и стал думать, как по-французски "мясо". Мясо он не вспомнил, и стал вспоминать "хлеб". А за соседним столиком изящная дама кушает что-то вроде мясной подливки. Пахнет ничего, съедобно. Наш тычет в направлении этой подливки и растопыривает четыре пальца - неси, значит, четыре порции, как-нибудь подхарчимся.

И начал он пировать по-французски: выпьет - закусит - посмотрит по сторонам. Сейчас еще захмелимся - и пойдем пошарим, где тут девчонки есть.

А дама поглядывает на него, и вроде даже мельком улыбается. А ничего, в общем, дама. Одета простовато, но смотрится ничего. И не старуха еще, лет так на вид тридцати пяти, в самом соку. Еще драть да драть такую даму. А чего она одна, спрашивается, в кабаке сидит? И винище трескает!

Неплохо бы с дамой и заговорить, но кроме слов "пардон, мадам" ничего абсолютно же в голове не пляшет. И он ей ласково улыбается. А она ему, после третьей кажется, начинает глазки строить.

А коньяк оказывается весьма забористым. Еще бы не забористый, он столетней выдержки. И наш начинает пальцами по столу показывать, что, значит, хорошо бы потом прогуляться вместе. Все будет благородно, не сомневайтесь. А дама посмеивается. Это выглядит она на тридцать пять, а на самом деле там сидит хороший полтинник. А наш парняга похож на Жерара Депардье, только лицом куда свежей и проще, и корпусом стройнее; и смотрится он на фоне парижских заморышей и вырожденцев очень даже и очень ничего. Настоящим мужчиной смотрится.

Он как-то пытается придать лицу французское выражение и залучить даму за свой столик. Дама поперхивается своей подливкой и двигает подбородком фасон блюдет. Он хочет истолковать этот жест в свою пользу как приглашение, сгребает свое добро и переселяется к ней: наливает ей полфужера коньячку для знакомства. Дама хохочет и спрашивает, судя по интонациям, а есть ли у него деньги. Порядок; не волнуйся - не обманем, за ужин плачу я. И, зная культурное обращение и галантность, целует даме ручку. Похоже, договорились.

Гарсон подает счет, борец разбирает цифру, и у него делается лицо, будто задавил его противник тяжелой весовой категории: багровое и неживое. Просто его дубиной по темени оглоушили. О существовании таких цен в природе его не извещали даже университетские профессора. Ресторанчик из недешевых оказался - столетним-то коньячком на Елисейских полях поужинать.

Он пересчитывает свою ничтожную наличность: срочно линять надо, пока полицию не вызвали. Дама делает успокаивающее движение и вынимает из сумочки кошелек. Ат-лично! Это гусары денег не берут, а мы служили в других войсках: хочешь мужика - так поставь ему выпить, нормально; хоть и француженка, но с пониманием баба оказалась.