Крепость - Джордж Мартин

Антонен несколько мгновений молча смотрел на Ягерхорна, а когда заговорил, его голос звучал напряженно и резко.

— Ты пораженец, трус и предатель. Ты позоришь форму, которую носишь.

Глаза аристократа полыхнули яростью, и рука непроизвольно потянулась к рукояти сабли. Он даже сделал угрожающий шаг вперед.

— Господа, господа. — Кронштет быстро встал между офицерами. — Мы находимся в осаде, наша родина в огне, наши армии терпят поражение. Сейчас не время ссориться. — Его лицо стало суровым и жестким. — Полковник Ягерхорн, немедленно возвращайтесь в расположение своего полка.

— Слушаюсь, господин адмирал. — Ягерхорн отдал честь, развернулся и покинул комнату.

Кронштет печально покачал головой.

— Бенгт, Бенгт, ну почему ты не понимаешь? Ягерхорн прав, и остальные офицеры с ним согласны. Если сейчас мы вступим в переговоры, то, возможно, сумеем спасти флот и жизни наших солдат.

Полковник Антонен стоял навытяжку и смотрел мимо адмирала, словно того не было в комнате.

— Адмирал, — сказал он холодно, — а если бы вы думали так же перед Руотсинсалми? Что сталось бы тогда с вашей победой? Пораженчество не помогает выигрывать сражения…

Сердитый голос Кронштета прервал его:

— Достаточно, полковник. Я не намерен терпеть неповиновение. Обстоятельства вынуждают меня вступить в переговоры о сдаче Свеаборга. Встреча между мной и Сухтеленом намечена на шестое апреля, и я на нее отправлюсь. А вы больше не будете подвергать сомнению мое решение. Это приказ!

Антонен молчал.

Адмирал Кронштет несколько минут глядел на него, и в глазах продолжал полыхать гнев. Затем он нетерпеливо показал на дверь.

— Вы свободны, полковник. Немедленно возвращайтесь в расположение своей части.

Капитан Баннерсон с трудом скрывал потрясение и удивление.

— Этого не может быть! Мы сдадимся? Но почему адмирал принял такое решение? Солдаты, по крайней мере, готовы сражаться…

Антонен невесело улыбнулся. В его глазах застыло невыразимое отчаяние, а рука то и дело сжимала рукоять клинка. Он прислонился к украшенному изысканной резьбой надгробию — оно располагалось в тени деревьев внутри одного из центральных двориков крепости Варгон. Баннерсон застыл на ступенях лестницы, ведущей к мемориалу.

— Все мужчины хотят сражаться. — Полковник пожал плечами. — В отличие от офицеров. — Он снова рассмеялся. — Адмирал Кронштет — герой победоносного сражения при Руотсинсалми — превратился в неуверенного, охваченного страхом старика. Генерал Сухтелен его переиграл: газеты, которые он присылает ему из Франции и России, слухи из Хельсинки, доставляемые офицерскими женами, — все это поселило в его душе зерно пораженчества. А полковник Ягерхорн помог этому зерну прорасти.

Баннерсон по-прежнему не мог понять, что происходит.

— Но чего… чего боится адмирал?

— Всего. Он видит слабые места в нашей обороне там, где их нет. Он боится за судьбу своей семьи, за флот, который когда-то привел к победе. Адмирал утверждает, будто Свеаборг беспомощен перед наступившей зимой. Он слаб и напуган, и всякий раз, когда его охватывают сомнения, Ягерхорн и его шайка убеждают его в том, что он совершенно прав.

Лицо Антонена исказила гримаса ярости. Он уже больше не мог сдерживаться, и его голос сорвался на крик.

— Трусы! Предатели! Адмирал Кронштет дрожит от страха и не уверен в себе, но если бы они проявили твердость, он тоже смог бы собрать остатки своей храбрости и здравого смысла.

— Полковник, прошу вас, не так громко, — остановил его Баннерсон. — Если то, что вы говорите, правда, что мы можем сделать?

— Переговоры назначены на завтра. Кронштет может не принять условий, но если он на них согласится, мы должны быть готовы. Соберите всех верных людей и скажите, чтобы оставались в полной боевой готовности. Можете называть это мятежом, если хотите, но Свеаборг не сдастся без боя, пока в стенах крепости остается хотя бы один честный солдат, который сможет заряжать пушки. — Финский офицер выпрямился и убрал в ножны клинок. — А я тем временем поговорю с полковником Ягерхорном. Может быть, удастся остановить это безумие.

Смертельно побледневший Баннерсон медленно кивнул и повернулся, собираясь уйти. Антонен направился к лестнице, но в следующее мгновение остановился.

— Карл? — позвал он, и швед обернулся. — Надеюсь, вы понимаете, что моя жизнь и, возможно, будущее Финляндии в ваших руках?

— Вы можете нам доверять, — ответил Баннерсон.

Оставшись в одиночестве, Антонен посмотрел на могилу.

— Ты построил отличную крепость, Эренсвард. — Его тихий голос едва слышно прозвучал в ночи. — Будем надеяться, что люди, которые ее охраняют, сравнятся с ней в надежности.

Ягерхорн нахмурился, увидев, кто стоит на пороге.

— Ты? После всего, что произошло сегодня? А ты, оказывается, смельчак. Чего ты хочешь?

Антонен проследовал за ним в комнату и прикрыл за собой дверь.

— Мне нужно поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты изменил свое отношение к происходящему. Кронштет прислушается к тебе; если ты будешь против, он не станет капитулировать. И Свеаборг не падет.

Ухмыльнувшись, Ягерхорн сел в кресло и откинулся на высокую спинку.

— Возможно. Я ведь его родственник. Адмирал уважает мое мнение. Речь не о том: Швеция не в состоянии выиграть войну, и, чем дольше мы тянем, тем больше финнов гибнет в сражениях. — Он спокойно посмотрел на своего нежданного гостя и продолжил: — Швеция проиграла. Но Финляндии нет никакой необходимости терпеть поражение. Царь Александр заверил нас, что Финляндия будет автономным государством под его защитой. Мы получим гораздо больше свободы, чем имели раньше, под шведами.

— Но мы же шведы! — возразил Антонен. — Наш долг защищать нашего короля и родину. — Его голос дрожал от возмущения.

Легкая улыбка появилась на губах его собеседника.

— Шведы? Мы финны. Что сделала для нас Швеция? Получала налоги, забирала наших юношей и оставляла их умирать в грязи в Польше, Германии и Дании. Она превратила нашу родину в поле боя, где ведет свои войны. И ради всего этого мы должны хранить верность Швеции?

— Швеция поможет нам, когда растает лед. Нам нужно продержаться только до весны и дождаться шведского флота.

Ягерхорн вскочил на ноги.

— Полковник, на вашем месте я бы не стал рассчитывать на помощь Швеции! Вам следует освежить в памяти историю этой страны. Где был Карл XII, когда он был так нам нужен? Разъезжал по всей Европе, а для бедной страдающей Финляндии у него не нашлось свободной армии. Где сейчас маршал Клингспор, когда русские разоряют наши земли и сжигают города? Разве он сражается за Финляндию? Нет! Он отступил — чтобы оградить Швецию от нападения врага! — В его словах прозвучали горечь и насмешка одновременно.

— Значит, ты готов променять Швецию, которая не бросилась нам на помощь сразу, на Россию? На тех, кто является нашим историческим врагом? На тех, кто в эту минуту убивает наших сограждан? Мне представляется, что сделка получается не слишком выгодная.

— Нет. Сейчас русские относятся к нам как к врагам, но, когда мы встанем на их сторону, все изменится. Нам больше не придется каждые двадцать лет сражаться в войне, чтобы доставить удовольствие шведскому королю. Нам больше не придется платить жизнями финнов за амбиции Карла XII или Густава III. Как только Финляндией будет править русский царь, мы получим мир и свободу.

В взволнованном голосе Ягерхорна тем не менее звучала уверенность. Антонен печально, почти с сожалением, посмотрел на Ягерхорна и вздохнул.

— Я ошибся, думая, что ты предатель. Ты идеалист и мечтатель.

— Мечтатель? — Ягерхорн удивленно приподнял брови. — Нет, Бенгт, это ты мечтатель. Ты обманываешь себя надеждами на победу шведов. Я же вижу мир таким, какой он есть, и выполняю его условия.

Антонен покачал головой.

— Мы много лет сражались с Россией и были врагами на протяжении веков. И ты думаешь, что мы сможем мирно сосуществовать? Ничего не выйдет, полковник. Финляндия слишком хорошо знает Россию. И она не забывает. Это не последняя наша война с Россией.

Он медленно повернулся и открыл дверь, собираясь уйти. Затем, словно ему неожиданно пришла в голову новая мысль, остановился и оглянулся на своего собеседника.

— Ты всего лишь запутавшийся мечтатель, а Кронштет — слабый старик. — Потом он тихонько рассмеялся. — Ненавидеть больше некого, Ягерхорн. Некого ненавидеть.

Дверь неслышно закрылась, и полковник Бенгт Антонен остался один в темном тихом коридоре. Устало прислонившись к холодной каменной стене, он всхлипнул, закрыв лицо руками. Его хриплого прерывающегося шепота никто не услышал:

— Бог мой, мечты дурака и сомнения старика. А вместе они погубят Северный Гибралтар.