Леди Макбет Мценского уезда - Татьяна Уфимцева

Катерина. Какую свинью?

Сергей. Свинью Аксинью, что родила сына Василья, да не позвала нас на крестины.

Аксинья вылезает из кадки с мукой, стоящей на весах.

Аксинья. Черти, дьяволы гладкие!

Сергей. Восемь пудов до обеда тянет, а поест, так и гирь не хватит.

Аксинья. Вот, треанафемская твоя душа! Ну тебя совсем!

Катерина встает на весы.

Катерина. А сколько во мне будет?

Сергей. Три пуда, семь фунтов. Вас целый день на руках носить надо и то не устанешь.

Катерина. Что ж я не человек, что ли? Небось устанешь.

Сергей. Ни боже мой! В Аравию счастливую занес бы.

Работник. А что в нас такое тяжесть? Ведь не тело наше тянет, сила наша. Сила тянет!

Катерина. А я в девках страсть какая сильная была.

Сергей. Позвольте ручку, если это правда.

Катерина протягивает руку, Сергей сильно сжимает ее, Катерина толкает его в грудь, Сергей отлетает на два шага в сторону.

Работник. Н-да! Вот ты и рассуждай, что женщина!

Сергей. Нет, а вы позвольте на-борки.

Катерина. Ну, берись.

Она подставляет Сергею локти. Сергей прижимает ее к груди, приподнимает и сажает на бочку с мукой. Катерина, вся красная, молча слезает и идет прочь. За ней Аксинья.

Сергей. Эй ты, олух царя небесного! А ну сыпь, не зевай, гребла не замай, будут вершки, наши лишки.

Катерина с Аксиньей заходят в дом.

Аксинья. Девичур этот проклятый, Сережка! Всем взял. Что ростом, что лицом, что красотой. Какую хочешь женчину улестит и до греха доведет! А непостоянный, подлец! Непостоянный-пренепостоянный.

Катерина. А ты, Аксинья, того… мальчик-то у тебя жив?

Аксинья. Жив, жив, что ему! Где они не нужны-то кому, у тех ведь они живучи.

Катерина. И откуда он у тебя?

Аксинья. Так, гулевой! На народе ведь живешь-то, гулевой.

Катерина. А давно он у нас?

Аксинья. Кто?

Катерина. Этот молодец.

Аксинья. Сережка что ли?

Катерина. Да.

Аксинья. С месяц будет. Раньше у Копченовых служил, да его хозяин выгнал, сказывают, с самой хозяйкой в любви был…

Катерина. Ладно, ты иди…

В спальню тихо входит Сергей.

Катерина. Кто это?

Сергей. Не пугайтесь, это я, Сергей.

Катерина. Что тебе нужно?

Сергей. Нет ли у вас какой книжечки почитать?

Катерина. Нет у меня книжек, не читаю я их.

Сергей. Скука очень одолевает.

Катерина. Чего ж ты не женишься?

Сергей. Легко сказать, жениться. На ком тут жениться? Хозяйская дочь за меня не пойдет, а бедные все необразованные. Разве могут они что об любви понимать? Да и богатые не все о любви понимают. Вот вы любому другому человеку в утешение бы были, а у них теперь, как канарейка в клетке содержитесь.

Катерина. Да, мне скучно.

Сергей. Как не скучать, сударыня, от такой жизни! Даже если бы у вас кто на стороне был, так вам и видеться бы с ним невозможно.

Катерина. Ну, это ты… не то совсем. Мне бы вот ребеночка родить, так с ним веселей бы стало.

Сергей. Да ведь ребенок-то тоже от чего-то бывает, а не так же! Песня поется: «…без мила дружка обуяла грусть-тоска», и эта тоска так моему сердцу чувствительна, что взял бы его да бросил к вашим ножкам…

Катерина. Чего ты мне про свое сердце сказываешь? Мне это ни к чему. Иди ты себе.

Сергей. Я же вижу, сударыня, что вам не легче моего на свете, а только теперь все в ваших руках и вашей власти.

Катерина. Ты чего? Чего пришел ко мне?

Сергей. Жизнь ты моя несравненная!

Катерина. Пусти!

Сергей подхватывает ее на руки и несет в темный угол.

Картина шестая

У следователя.

Вочнев, Катерина.

Вочнев. Так. Значит, Сергей Терентьев склонил вас к сожительству.

Катерина. Чего?! Никуда он меня не склонял.

Вочнев. Хорошо. Муж ваш был в отлучке. А свекор?

Катерина. Свекор вскоре помер.

Вочнев. Отчего?

Катерина. Грибков поел.

Вочнев. Странно все-таки.

Катерина. Чего странного-то? От грибов многие помирают. Да и старый он был.

Вочнев. Старик, говорят, был еще крепкий.

Катерина. Два века все равно не проживешь.

Вочнев. Расскажите поподробней, как он умер.

Катерина. На ночь грибков поел с кашей, началась у него изжога, рвота поднялась, а к утру уж и помер. На другой день схоронили.

Вочнев. Почему так спешно? Даже сына не дождались.

Катерина. Жарко было. А Зиновия Борисовича посыльный на мельнице не нашел, он за сто верст поехал лес покупать.

Вочнев. А вечером накануне смерти что было?

Катерина. Не помню.

Вочнев. А вы припомните. Может, разговор какой был перед ужином?

Катерина. Я его и не видела. Он меня в погреб отослал, крысиного яду навести и крыс потравить…

Картина седьмая

В доме Измайловых.

Катерина, Сергей, Борис Тимофеевич.

Катерина. Иди уже…

Сергей. Что это я сейчас отсюдова пойду.

Катерина. Свекор двери запрет.

Сергей. А мне теперь что к тебе, что от тебя везде двери.

Целует ее. В комнату входит Борис Тимофеевич.

Катерина. Ах!

Борис. Уйди-ка отсюда.

Катерина. Тятенька…

Борис. Иди я сказал. С тобой после разговор будет. Иди в погреб, крысиного яду наведи, да в амбаре крыс потрави. Живо!

Катерина уходит.

Борис. Ну что, вор ты эдакий, где нынче был?

Сергей. Где был, там уж нету.

Борис. У невестки ночевал?

Сергей. Про то опять же я сам знаю. Чего было, того назад не воротишь. А ты не клади позору на свой купеческий дом, лучше скажи, чего от меня хочешь, как мне тебя ублаготворить?

Борис. Всыплю тебе, аспиду, пятьсот плетей, а там видно будет. Сын вернется, сам решит.

Сергей. Моя вина – твоя воля. Тешься. Куда идти?

Мужчины уходят. Появляется Катерина, в руках у нее пакет с крысиным ядом. С улицы слышны удары кнута. Катерина вздрагивает от каждого удара. В дом входит свекор.

Катерина. Тятенька, пусти Сергея!

Борис. Ах ты, наглая твоя рожа, да как ты смеешь просить меня об этом!

Катерина. Пусти, тятенька! Я тебе совестью клянусь, худого между нами еще ничего не было!

Борис. Худого не было?! А чем вы там по ночам занимались? Подушки мужнины перебивали?

Катерина. Пусти, тятенька, Христом Богом прошу…

Борис. Вот что, невестушка: муж приедет, мы тебя, честную жену, своими руками на конюшне выдерем.

Катерина. Воля твоя, тятенька, только пусти Сергея.

Борис. Вон оно, значит, куда поворачивает… Так я твоего Сергея завтра же в острог отправлю.

Свекор уходит. Катерина долго сидит неподвижно, потом берет пакет с крысиным ядом и медленно сыплет его в миску.

Картина восьмая

У следователя.

Вочнев, Катерина

Вочнев. Значит, вы похоронили свекра и стали дожидаться мужа…

Катерина. Чего? А… да, стала дожидаться.

Вочнев. И когда он приехал?

Катерина. Не приехал он. Пропал.

Вочнев. То есть дома он не появился?

Катерина. Нет. Не появился.

Вочнев. Вот показания ямщика, который вез вашего мужа с мельницы домой: (читает) «Купец Измайлов нанял меня и велел ехать в Мценск до дому. Зиновий Борисович были как будто в расстройстве и велели мне ехать быстро, чтобы к вечеру прибыть. Но не доезжая до города версты три, аккурат возле монастыря, вдруг встали с телеги и пошли пешком, а мне велели возвращаться. Больше я его не видел». Катерина Львовна, может быть, вы его видели?

Катерина. Нет, не видела.

Вочнев. И где он же он, по-вашему?

Катерина. Не знаю.

Вочнев. Но не мог же человек просто пропасть. Кто-то должен был его видеть!

Катерина. Сказывают, некоторые видели.

Вочнев. Где?

Катерина. То там, то сям…

Вочнев. Н-да… значит он, возможно, еще вернется?

Катерина. Откуда мне знать? Может, и вернется…