Скажите Жофике - Магда Сабо

Исполнительный комитет Совета Столицы, согласно договоренности с отделом кадров Министерства просвещения, с 15 августа 1957 года принимает в свое ведомство преподавателя доктора Юдит Надь, занимавшую до сего времени должность научного работника Института экспериментальной педагогики при Министерстве просвещения, и в соответствии с параграфом 501 инструкции о воспитательной работе территориальной группы А назначает воспитателем VII разряда женской начальной школы, находящейся на площади Яноша Апацаи Чери. Доктору Юдит Надь предлагается явиться в отдел кадров Совета 1-го района, а также на место новой работы.

Будапешт,

5 августа 1957 года

Анна Этеши,

заместитель заведующего

Отделом народного образования

С подлинным верно:

Янош Семер, управделами

Отдел народного

образования Комиссия по опеке

над сиротами 957/84 Референт: Кути

Дело об удочерении малолетней Доры Гергей

Решение

Комиссия по опеке над сиротами дает свое согласие на удочерение малолетней Доры Гергей, родившейся в Будапеште 2 января 1946 года и зарегистрированной в книге записей актов гражданского состояния за № 89, Иштваном Понграцем, техническим служащим (родился 15 марта 1895 года в Фёльдеше комитата Хайду – Бихар, семейное положение – вдовец), проживающим в г. Будапеште, пл. Яноша Апацаи Чери, д. 8.

Малолетней в связи с удочерением присваивается фамилия Понграц.

Комиссия по опеке лишает родителей и бывшего опекуна ребенка Викторию Вадас права общения с ребенком.

Основания

Ходатайство приемного отца и заявление классного руководителя.

Родители малолетней: зубной врач Карой Гергей и его бывшая жена, вышедшая вторично замуж за Эндре Хорвата, урожденная Вильма Мольнар, отказались от всех родительских прав на малолетнюю. Бывшая до сих пор официальным опекуном ребенка Виктория Вадас настоящим приказом лишается прав опекуна.

Решение вынесено в интересах упомянутой выше малолетней. Комиссия считает, что приемный отец лучше, чем любой из родственников ребенка, сумеет обеспечить его материально и даст ему соответствующее воспитание.

Заинтересованные лица имеют право обжаловать данное решение в Отделе народного образования в течение 15 дней со дня его вручения,

Копия вручена:

Иштвану Понграцу, 1-й район, площадь Яноша Апацаи Чери, 8.

Карою Гергею, 8-й район, ул. Барош, 19.

Гражданке Хорват, 3-й район, ул. Сел, 22.

Виктории Вадас, Вена, 18, Шульгассе, 45.

Инспектору по актам гражданского состояния Пештского округа при Главном управлении Пештского комитата.

Будапешт,

11 октября 1957 года

Референт Йенэ Вираг

С подлинным верно: Янош Фелькер

Начало романа

Мама впервые привела ее сюда в тот день, когда было решено поменять квартиру.

Стоя у окна, Жофика вспоминала, как это было. Мама указала ей на четвертый этаж, на то самое окно, в которое глядела теперь Жофика, и стала рассказывать, как они все устроят в новой квартире. Но вместо того, чтобы смотреть на окна, Жофика уставилась на свои ботинки. Она почти не слушала маму. Правда, мама этого не замечала, потому что объясняла, а когда она объясняла, то ничего кругом не слышала и не видела. "И твое окно на улицу выходит… – говорила мама. – Столовую мебель мы как-нибудь разместим в полутемной комнате". Мама высморкалась и задумалась. Конечно, ей теперь нелегко: теперь все по-другому. Потом она спрятала платок и добавила уже совсем тихо: "Как-нибудь образуется".

И образовалось. Вот они уже здесь, на месте. С переездом покончено. Мама сегодня даже не пошла в институт. Тетя Като с Жофикой оставались на старой квартире, пока все ящики и мебель не погрузили на машину. А мама и Тэри ожидали грузчиков на новой.

Теперь у Жофики с мамой нет никаких лишних вещей, их судьба тоже быстро "образовалась". Появилось объявление: «По случаю переезда продается разная мебель, мужская одежда, обстановка приемной и оборудование кабинета врача».

Мама попросила Жофи, чтобы она, если придут покупатели, а мамы и Тэри не будет дома, бежала за дворником и вместе с ним показывала вещи. Мама записала на бумажке, что сколько стоит. Но она никак не могла понять, почему без нее никто не приходит.

Мама, конечно, не догадывалась, что Жофи попросту никому не открывала дверь и ничего не показывала. В щелочку между занавеской и оконным стеклом в передней было хорошо видно, кто звонит. Если приходил кто-нибудь чужой, Жофи тут же, перед дверью прихожей, опускалась на паркет и сидела тихо до тех пор, пока с занавески не исчезала тень.

Кабинет увозили как раз в то время, когда Жофи ушла за хлебом. Она купила хлеб и вернулась. Только в дом не вошла, а села напротив парадного, у автобусной остановки, и стала смотреть, как грузили на машину мебель. Самой последней вынесли белую вешалку… Жофи прижалась щекой к свежей буханке. Хлеб был еще теплый, и от него пахло пекарней. Позже, когда мама резала хлеб, она заметила, что корочка сырая: наверное, в магазине опять залили прилавок молоком. Вечером звонила тетя Като. Мама прикрыла дверь теперь пустого кабинета, но Жофике все равно было слышно, как она говорила тете: "Ты знаешь, на ней не очень-то все это отразилось. Она весьма равнодушный ребенок. Да, увы!" "Жофика равнодушная девочка, – думала Жофи. – Жофика не плакала на похоронах папы. Ей не было жалко покидать старую квартиру. Жофике все, все равно".

Моросил летний дождик, и асфальт поэтому блестел. Деревья, что росли по краям тротуара, даже вытянулись от удовольствия. Папин кабинет купил дядя Балаж, и это плохо: ведь дядя Балаж доводится им дальним родственником, которого принято иногда навещать. А если Жофика пойдет к нему в гости, то может увидеть папин письменный стол или Тобиаша – так она называла череп. Интересно, что это за дом напротив? Это ведь не папин участок, где она знала все наперечет. Видно, какое-то учреждение, но какое? Перед зданием стоят высокие деревья, их ветви закрывают надпись. В саду бассейн, на краю бассейна сидит каменный человек и все смотрит на воду… Коричневую тетку – ту мраморную голову, которую Креши прислали им на рождество, – тоже продали. Но ее-то как раз не жалко: вместо волос у нее на голове змеи. Мама никогда не замечала, что Жофика боялась этой тетки, а папа знал; когда она заходила к нему в кабинет, он всегда повязывал ту голову полотенцем. Коричневая тетка становилась такой странной: она глядела своими пустыми глазами, а змеи на ее голове выпирали под полотенцем, будто косы у молодицы.

Итак, они теперь живут здесь. Значит, те, у кого умирает отец, переезжают в квартиру поменьше и продают все лишние вещи. Сразу же в день похорон сочиняют объявление в газету и начинают меняться квартирами. Валика, которая работала вместе с папой в поликлинике, не надела черную шляпу, как папина младшая сестра тетя Като, и не плакала даже, а только разглядывала венки, И все же Валике было очень жалко папу. Тетя Като, конечно, громко плакала, когда узнала, что ее брат умер, но ведь она всегда громко плачет. Мама не умеет так громко, у нее слезы капают тихо. Она берет тебя за руку и начинает объяснять, почему именно так случилось и какой вывод из всего этого надо сделать. Дора, та никогда не плачет. Марианна – редко. А мама плачет очень серьезно, потому что она пишет книги, мама – научный работник. Она очень умная.

"Если у человека больное сердце, – говорит мама, и у нее льются слезы, – и к тому же он врач, который знает, чем это чревато, он живет более разумно: не дорабатывается до полного изнеможения, не выкуривает по пятидесяти папирос в день и больше думает о своей семье. Отныне и ты могла бы посерьезнее относиться к учебе – жизнь теперь будет трудней".

Учиться?

Жофи отвернулась от окна. Для нее устроен чудесный уголок, где она должна заниматься. Еще давно, когда мама получила гонорар за одну из своих книг, она купила для Жофи столик. К столу приделана скамеечка, и на столе – лампа. В столике дырочки для чернильницы и чашечки. В чашечку наливается вода, чтобы промывать кисточку, если рисуешь красками. Есть отдельное углубление для карандашей, циркуля. На одной стороне столика ящики задвигаются крышкой, на другой – прямо вытаскиваются за красные костяные ручки. Это чудо-столик. Но Жофи его терпеть не может.

Сколько Жофи помнит, она всего один-единственный раз с удовольствием выучила уроки. Это было после того, как она два дня подряд пропустила в школе занятия и потом пошла к Еве Такач спросить, что задано, У Евы на кухне стояла табуретка, на которой она готовила уроки. Тетя Такач обила ее клеенкой, а дядя Такая прикрепил три реечки к перекладинам. На реечках лежали Евины книжки. Ева сидела за табуреткой, как за столом, на низенькой скамейке и готовила уроки. Тогда и Жофи осталась у Такачей. Она придвинула к табуретке мусорный ящик, уселась на него и без единой ошибки решила все примеры, а потом внизу страницы нарисовала даже узор из фиалок. У Такачей на обед была отварная лапша в поджаренной, румяной манке. Жофи тоже дали тарелку. Лапша была вкусная, солененькая, не такая, как та, сладкая и тягучая, что заваривают в молоке. Ей стыдно было просить добавки, а так хотелось еще! Бедная мама, у нее все не клеится !