Фрагмент - Луи Тома

— Оноре Дюпон. В отличие от вашего, у меня самое заурядное имя.

— Зато ваш телефонный звонок был далеко не заурядным.

Затем они обменялись еще несколькими вежливыми замечаниями. При этом Оноре Дюпон заявил, что он является постоянным и ревностным читателем своего кумира. Однако и после этого лед еще не был сломан, и беседа с трудом продвигалась вперед.

«Оноре Дюпон… — подумал Даниэль. — Дюпон — весьма распространенная французская фамилия».

В сущности, такое имя не соответствовало необычной внешности этого человека. Если бы Даниэль использовал своего гостя в качестве прототипа персонажа романа, он дал бы ему другое имя, более подходящее. Наконец его собеседник проговорил:

— Перейду к цели моего визита…

Он порылся в беспорядочном содержимом своего портфеля и извлек оттуда последний номер «Криминалистики».

— Перейду к цели моего визита, — повторил он. — «Убийца не интеллигентен», — прочитал он вполголоса.

Затем хлопнул рукой по журналу и, повысив голос, спросил:

— Вы это действительно говорили?

— Конечно, это мое мнение, — ответил Даниэль.

— И вы так действительно считаете?

— Да, естественно.

— Почему?

Так как Даниэль медлил с ответом, Дюпон задал следующий вопрос:

— Вы располагали статистическими данными? Какими источниками вы пользовались? Какие доказательства вы можете представить?

Итак, совершенно неожиданно Даниэль был вынужден доказывать свое утверждение. До сих пор ему незачем было заботиться об этих «почему» и «каким образом?», но теперь от него с удивительной агрессивностью требовали ответа.

Его собеседник, теперь уже почти противник, с одержимостью враждебно настроенного прокурора пытался загнать его в угол.

— Какие доказательства вы можете привести в пользу ваших утверждений?

— Например, газетные сообщения о случаях убийств.

— Газетные сообщения не могут служить доказательством.

— Мне их достаточно.

Теперь Даниэль тоже потерял спокойствие.

— Каждому известно, что убийцы очень неосмотрительно поступают: либо глупо себя ведут, либо оставляют заметные следы, либо их мотивы настолько очевидны, что их тотчас же ловят.

— Но другие убийцы? Другие, те, которые не пойманы?

Произнося эти слова, Дюпон взглянул на собеседника широко раскрытыми глазами. Даниэль физически почувствовал этот взгляд суженных зрачков серо-голубых глаз, словно стрелами пронзивший его. Он не успел проанализировать свое странное ощущение, как тяжелые веки снова опустились.

— Вы забываете убийц, дела которых не раскрыты.

— Да, я согласен с вами, отдельные преступники еще не выявлены, — сказал Даниэль.

— И не будут выявлены, — радостно подхватил Дюпон.

Его щеки вспыхнули, а глаза за стеклами быстро заморгали.

«Может показаться, что он рад этому, — подумал Даниэль. — Смешной парень».

Его гость, в сущности, не производил на него ни приятного, ни отталкивающего впечатления. Даниэль испытывал к нему чисто профессиональное любопытство.

А может, он беседует с сумасшедшим, который считает искусством идеальное убийство? Как далеко может зайти такое профессиональное заболевание, душевно и умственно? Ради забавы Даниэль подлил масла в огонь.

— Если единичные случаи и остались нераскрытыми, — сказал он, — то причина прежде всего состоит в том, что преступникам просто повезло.

— Вы не считаете возможным идеальное убийство?

— Идеальных убийств не существует, есть только неидеальные криминалисты.

Эта игра слов произвела на Дюпона сильное впечатление. Он покачал головой и заметил:

— От вас, мсье Морэ, я действительно ожидал каких-то каверзных взглядов, а вы попросту считаете убийц слабоумными.

Он печально покачал головой.

— Выходит, на всех и каждого следует навесить один и тот же ярлык.

— Но если человек убивает ближнего своего, это указывает на его деградацию.

— Вы смешиваете интеллигентность и мораль, — заметил Дюпон.

— Во всяком случае, убийца — ненормальный человек.

— Но кто же тогда нормальный? Нечто среднее, посредственность?

— Можно не презирать людей посредственных за их порядочность.

— Но тогда вы не понимаете, что криминалистика — феномен незаурядности.

Вопросительно подняв брови, Дюпон смотрел на Даниэля, желая убедиться, что тот внимательно следит за его аргументами.

— Преступники — это исключение из категории людей. Процентное отношение кретинов и интеллигентов среди них такое же, как и среди других. Все революционеры — отклонение от нормы, и все гении.

Увлеченный собственным вдохновением, он ерзал в кресле. Широкий лоб нахмурился, а глаза сузились в маленькие щелки.

— Если умственно высокоразвитый человек пойдет на преступление, мсье Морэ, то на основании какого критерия установите вы тогда, что он не интеллигентен?

— Очень просто: у него будет сто шансов против одного, что его схватят.

Учитывая возбужденное состояние своего посетителя, Даниэль намеренно спокойным голосом продолжал:

— А если он идет на такой риск, то это не указывает на его интеллигентность.

— У вас нет никаких доказательств, что шансов — сто к одному. Высокоинтеллигентный человек может сократить этот риск до минимума.

— Но он не может предусмотреть все срывы и случайности.

— Несмотря на это, он в состоянии предусмотреть все.

Немного обдумав свои слова, Дюпон повторил:

— Можно даже предусмотреть все.

Поскольку Даниэль сделал скептическую мину, он с новым подъемом пустился в спор.

— И я могу вам это доказать.

Чтобы сосредоточиться, он закрыл глаза. Заговорил очень тихо, едва шевелил губами, и его слова, казалось, следовали за его мыслями.

— Предположим…

Он наклонился, открыл глаза, и Даниэль снова почувствовал, как он сверлит его взглядом.

— Предположим, что я пришел сюда, чтобы убить вас.

— Меня… убить?

Даниэль громко рассмеялся. Он нашел эту мысль весьма забавной, но его гость не разделял веселья.

— Это не шутка, мсье Морэ.

— По меньшей мере, это — неудачный пример.

— О, нет, он не так уж плох, как вам кажется.

— Ну, хорошо.

Даниэль поднес горящую спичку к только что набитой трубке. Глубоко затянувшись, он спросил:

— Как вы будете убивать меня?

— При помощи пистолета.

Дюпон хлопнул рукой по портфелю.

— Пистолетом, который лежит у меня в портфеле.

— А грохот выстрела?

— Пистолет, конечно, снабжен глушителем.

— Хорошо.

Даниэль кивнул.

— Интересно, а не видел ли кто-нибудь вас, когда вы шли ко мне?

— Я был один в лифте, и лестничная клетка была пуста. Мне только нужно быть осторожным, когда я буду выходить из дома. Но даже если кто-нибудь меня и заметит… В этом здании, по меньшей мере, пятьдесят квартир.

— Даже шестьдесят.

— Поэтому я буду всего лишь безымянной фигурой среди множества безымянных людей. Кроме того, наша встреча не была запланирована. Десять минут назад вы даже не знали о моем существовании. Я даже могу не опасаться, что вы кому-нибудь рассказали обо мне.

Даниэль обрадовался, что нашел прореху в аргументах своего гостя. Торжествующим жестом он остановил его.

— Один момент! Откуда вы знаете, что после вашего звонка я никому не сообщил о вашем приходе?

— У вас не было времени принять до меня ни одного посетителя.

— Но я мог поговорить по телефону.

Дюпон выслушал возражение с усмешкой, значение которой не было ясным. Он пожал плечами, встал с портфелем в руке, подошел к окну. Тусклое октябрьское солнце нежным светом отразилось на его лысом черепе.

— Мсье Морэ, если бы я пришел, чтобы убить вас, — он кашлянул, — то я просто блокировал бы ваш аппарат после своего звонка.

Даниэль хотел было схватить трубку, но овладел собой. Вместо этого он судорожно схватил глиняный сосуд, в котором хранил табак.

«Нет, — подумал он, — этого не может быть. Он не может этого знать, это — просто случайность. Это определенно — только случайное совпадение. В некоторых районах Парижа, обслуживаемых устаревшими телефонными станциями, чтобы блокировать аппарат, одному из участников разговора достаточно не опустить трубку на рычаг».

Однажды он и сам это использовал, чтобы попробовать такой прием в своем романе. Но сделал ли это Дюпон?

— Мы здесь наверху совершенно изолированы, — продолжал Дюпон и взмахом руки показал на небо, по которому двигались кучевые облака. — Мы изолированы так же, как на вершине Гималаев. Справа и слева от этой комнаты расположены ваши подсобные помещения. Над вами нет жилья, а под вами временно никто не живет.

Даниэль замер на месте, но слушал внимательно. Какой-то внутренний голос тихо нашептывал ему: «Он точно информирован о твоей квартире и твоих жизненных обстоятельствах. Кроме того, он принял все необходимые меры предосторожности, чтобы сохранить в тайне эту встречу. Он явился с совершенно определенными намерениями и, наверняка, не для того, чтобы обсуждать твое интервью».