Я токсиколог - Юлия Черных

— Что это было, — спрашиваю. — Колдовство Вуду?

— Какое Вуду?! — раздраженно говорит Маша. — Обыкновенный деревенский наговор, на мертвую воду, кое-как слепленный. Хотела бы я знать, какой болван этим баловался?

Я тихонько рассказываю про поклонника. «Фотографии есть?» — спрашивает Маша. Девушка приносит групповой снимок. Маша раскручивает иголку на нитке, и та, отклонившись от вертикали, уверенно показывает на высокого бритого негра.

— Он! — ахает девушка.

— Ты вот что, — наставляет ее Маша. — Как он придет в следующий раз, иголочку эту ему куда-нибудь воткни…

— В яйца! — радуется девушка. Чувствуется, что ей давно этого хотелось.

— Нет, ну зачем же. Надо быть гуманней. В подкладку пиджака, пальто. Так, чтобы было незаметно. И он от вас отстанет.

В коридор, держась за стенку, медленно выходит худая негритянка с измученным лицом. Но глаза у нее почти живые и блестят.

— Мама, — подскакивает к ней девушка. — Куда ты встала? Иди, ложись, я все принесу.

Мы складываем инструменты. На прощание Маша берет в руки фотографию отца и прикладывает ко лбу. Так она лучше чувствует.

— Коридор, — говорит она уверенно. — Зеленые обшарпанные стены… двери…

— Что на двери написано? — быстро говорю я. — Посмотри направо! Читай!

— БППРИАЗ…

— Налево!

— Фотограммомет… Все. Не вижу больше. Кончилось кино, — Маша возвращает фотографию на буфет. — Этот человек жив. И он на Земле.

Уходим, оставив за собой легкое замешательство, переходящее в панику. Надеюсь, счастье им все-таки будет.

В машине спрашиваю Машу:

— Что такое БППРИАЗ? И эта… фотограммо… чего?

— Понятия не имею! Спроси в лаборатории, может, они знают.

Ввожу в автопилот следующий адрес. Знакомое местечко. Не притон, но что-то вроде. Взрослые уехали во Внеземелье на заработки и оставили двоих ребятишек на попеченье бабушки. Бабушка умерла год назад, 15-летние подростки вырвались на свободу и давай резвиться. Квартира приличная, денег не меряно, пригляда никакого, голова дурью набита. Во всех смыслах. За этот год ребята испробовали практически все земные и неземные наркотики и не стеснялись угощать друзей и приятелей.

Палыч передает мне буканот с почтой вызова.

— Леонид, что скажете?

Причина вызова: «Друг взлетел и завис на потолке. Помогите спуститься».

— Галлюцинации, — уверенно говорю я, возвращая буканот Палычу. — Псилоциды, мескалин, фенциклидин, ДОБ, дейнебская зеленка.

— Смотри внимательней.

Ну чего там еще? Ох ты, мать чесна! Вызов повторяли три раза. С промежутком в полтора часа. Представляю себе наших диспетчеров! «Снимите друга с потолка». Естессно, первый раз их послали, второй раз задумались, а на третий раз послали нас выводить всех «из тени». Хотя постойте, что же это за глюки, которые три часа длятся без изменений? Чует мое сердце, опять из Внеземелья какую дрянь приволокли.

Пытаюсь представить, что бы я делал на месте этих ребят. Собственно, я и делал. Меня тоже воспитывала бабушка, только с родителями повезло меньше. Отец сгинул, когда я был в еще несмышленом возрасте, а мама… А что мама? На моей мамочке хороший токсиколог со специализацией «Алкоголизм» может три диссертации сделать. Начиная с «проблем выживания», заканчивая «способами изготовления алкогольных напитков из подручных средств». Понятно, да? Наверно, поэтому я пошел в токсикологи. Психическая травма с детства и все такое.

Прибываем. Заходим. Квартира большая, но бестолковая. Пять комнат, все в кучу — двери, двери, двери. Хозяева — мальчик и девочка, близнецы. Сегодня в разуме. У девочки только зрачки расширены, а у мальчика сужены в точку, но оба говорят и ходят. И приводят нас в комнату, где действительно, под потолком, нагнув голову, упираясь затылком в потолок, обхватив руками босые пятки, висит в позе лотоса молодой человек не самого худого телосложения.

Оглядываюсь на Машу. Она тоже обалдевши не меньше меня. Палыч достает пинцет, подходит к парню на потолке и щекочет пятку. Пятка дергается.

— Мария, запишите, рефлексы присутствуют. Что он принимал?

Девочка протягивает пластиковый пузырек с надписью на камольском языке. Блин, внеземелье! Опять накаркал.

— Леонид, Вы интролингво изучали, насколько я помню. Можете перевести?

Интролингво я действительно изучал, но эти закорючки не всегда разбираю. Хвостик налево, хвостик направо — это нам доступно, но понять, когда хвостик изгибается в вежливом наклоне, а когда в издевательском — увольте, не осмысляю. Впрочем, на пузырьке четким официальным языком значится «летальные капсулы». Лихо! Я бы трижды задумался, прежде чем такое глотать.

— Снять с потолка пробовали? — спрашивает Палыч близнецов.

— Ой, сколько раз! Он тяжелый и не дается.

Подхожу к парню, подпрыгиваю и хватаю за ногу. Действительно тяжелый. Взбрыкнув пяткой, он вырывается и распластывается под потолком. Теперь до него без стула не достанешь.

Рассматриваю пузырек с капсулами. Достаю одну, разламываю. Просыпается белый порошок, а из половинки выглядывает кремниевое рыльце микрочипа гравитатора. Порошок? Морфий, классика, с добавками. Растворяясь в желудке запускает гравитатор. Вот это я понимаю, улет! Хорошо, хоть не на улице, где бы мы его там ловили. Поможет только промывание желудка, а как его делать на потолке?

Палыч начинает неторопливо перебирать флакончики в медиките. Из соседнего помещения доносятся стоны. Заглядываю туда.

В небольшой комнате как хворост в лесу вповалку лежат молодые ребята. Желатиновые пирамидки и мескалиновые «пуговицы» разбросаны по полу. Кто-то курит, сосредоточенно пуская дым, кто-то лежит под гипноустановкой с отломанной дверцей. Излучение падает на девочку рядом, и она время от времени протяжно мычит. Ну еще бы. Судя по сухости кожи и секущимся волосам она опийная наркоманка, а с гипноизлучением это плохо сочетается. Милая, не хотел бы я попасть в твои кошмары.

В центре комнаты на полу сидят два молодых человека, один толстый, другой худой. Между ними лежит спичка.

— А спо-о-орим, ты не сможешь перепрыгнуть через спичку, — говорит толстый.

— А спорим, что могу.

— Не-е-ет. Спичка — она большая. Она больше, чем ты.

— Ну и что. А я подпры-ы-ыгну.

Речь их тягуча и замедлена. Анаша.

За прошедший год я научился различать наркоманов по внешнему виду. У опийных наркоманов резко сужены зрачки, бледное лицо, сухая кожа, они постоянно чешутся. Анашисты беспечны, легковесны в своих поступках и действиях. Меняется восприятие течения времени: минуты кажутся часами, а часы — минутами. Им представляется, что все предметы изменили свои размеры, из-за чего движения могут быть плохо координированными. У них расширены зрачки, покрасневшие лица, веки. Речь «заплетающаяся», дыхание учащено. У тех, кто принимает кодеин или эфедрин, повышенная активность, болтливость, непоседливость, сбивчивая речь и бессмысленная суетливость, нарушена координация движений. Обращают на себя внимание бледное лицо, расширенные зрачки, сухие губы, которые наркоман постоянно облизывает. Количество следов инъекций на коже очень невелико. Синтетические наркотики, всякие ЛСД, Love Drug, ДОБ, дейнебская зеленка — «вещества, производящие чувства внутри нас» — вызывают галлюцинации и предсказать поведение такого наркомана практически невозможно. Теперь правильно, господин профессор, я исправил свою тройку?

Про внеземные наркотики я и не говорю. Вон, висит один под потолком, пятый час снять не могут.

Входная дверь распахивается и в квартиру врывается человек пять бойцов в серой полицейской форме и бронехитонах.

— Всемнапол!!! — орет один из них. — Рукизаголову!!!

Девчонка привычно падает, остальные и так лежат, а я с достоинством остаюсь стоять, посверкивая жетоном «Скорой токсикологической». Меня обходят, полицейские разбегаются по квартире. Из комнаты, где висит наш пациент, раздаются крики и ругань. Я так понимаю, что его пытаются уложить на пол. Ну-ну.

Захожу туда. Действительно, двое неслабых качков, ухватив за ноги и за шею, тянут пациента на себя. Он отлепляется от потолка и зависает у них в руках. В это время возле широкого окна раздается призывное бибиканье. Подхожу, выглядываю и цепенею от зависти. Аэробус. Икарус. Дверью к окну. Последняя модель. Во, блин, полиции и армии все, а здравоохранению остатки с барского стола.

Полицейский открывает окно и начинает грузить в аэробус наркоманов. Некоторые вылезают сами. Нашего пациента втаскивают и приковывают наручниками к креслу. Он вспархивает и зависает головой вниз.

— Ваши документы!

Протягиваем паспорта. Высокий худощавый капитан мельком их просматривает и тыкает в меня пальцем.

— Будете понятым, Леонид Аркадьевич. Остальные свободны.