Черная заря - Владимир Коротких

Так что теперь в голове Андрея имелся достаточно сносный путеводитель по достопримечательностям данного района, которым он когда-нибудь действительно мечтал воспользоваться, поскольку бывать ему в этих краях ранее не приходилось. Хотелось посмотреть страну, побывать и на море, и в песках, и в тундре.

Андрей нехотя продолжал:

— В отпуск, — и замолк в надежде, что Василий, удовлетворившись таким ответом, отстанет. Но тот, посмотрев с минуту в окно, снова спросил:

— К родне или так просто?

— Да так, просто хочу посмотреть достопримечательности, — нудно начал Андрей свою небылицу.

— Ага, ну правильно, — согласно кивнул головой собеседник, пристально и с некоторой долей лукавства посмотрев на Андрея. — Только вот зря вы в форме-то едете достопримечательности осматривать, — по-доброму улыбнулся он, слегка прищурив глаза и обнажив наполовину железные передние зубы.

— А что так? — удивился Андрей.

— Да так. Патрулей тут нынче много, расспросами измучают, — продолжал улыбаться Василий, — могут не поверить. В комендатуру потянут. Вы лучше в гражданку переоденьтесь. Да и с таким чемоданом, — он кивком головы указал на полку, — достопримечательности осматривать сложно.

Озадаченный и не готовый к такому развороту беседы Андрей, не особенно скрывая раздражение, язвительно спросил:

— Ну, вы-то уж точно на экскурсию собрались? В гражданке, и сумка у вас небольшая. На местного тоже мало смахиваете.

— Не-е-е, я к родне! — весело протянул Василий. — Не обижайтесь, товарищ старший лейтенант. Это я так. — Он снова махнул рукой, как бы подтверждая пустячность момента. Потом привстал и, подав руку Андрею, добавил:

— Прапорщик Бочок.

Андрей удивленно и с недоверием посмотрел на него, но руку все же пожал и смущенно в ответ представился:

— Старший лейтенант Ласточкин.

Василий достал из нагрудного кармана документы и протянул Андрею со словами:

— Это чтобы вы не сомневались. А то подумаете — шпион. А я вовсе не шпион, а простой советский прапорщик.

Андрей посмотрел документы и вернул владельцу. Потом, секунду помолчав, миролюбиво спросил:

— А что вы в таком наряде, как в самоволке?

— Да нет, не в самоволке, в отпуск ездил домой под Белгород, в деревню к старикам. Хотя можно так сказать, что частично и в самоволке, опаздываю из отпуска.

— Надолго?

— Дней на десять.

— Ничего себе! На десять дней! Это как же?! — Андрей от души рассмеялся, удивленный таким спокойствием прапорщика в создавшейся ситуации.

— Да я в Термезе, это городок такой на границе с Афганом, в госпитале от желтухи лечился. После этого в отпуск на месяц домой отпустили, по-научному — на реабилитацию. Солдат не пускают, только офицеров и нас, прапорщиков. Раньше и солдат пускали, а потом перестали. Много болеют — желтуха, тиф, малярия. Их теперь после лечения почти сразу назад в Афган отправляют. Ну, отгулял я отпуск, заодно вот зубы починил, — он еще раз обнажил металлические новые фиксы. — Уже несколько дней оставалось, а тут закавыка вышла, пришлось малость подзадержаться.

— Какая закавыка, с зубами? — с интересом переспросил Андрей.

— Да нет, но тоже медицинская, уважительная, со справкой.

— Со справкой? Ну, тогда чего ж волноваться, если со справкой?

— Да я особенно и не волнуюсь, хотя как посмотрят?! По-всякому ведь можно истолковать! — Василий озадаченно почесал затылок.

— Да чего тут толковать, заболел. Справка есть, чего еще надо?

— Да в том и дело, что справочка эта интересная! — Василий снова рассмеялся.

— Липа, что ли?

— Да нет, настоящая, с печатями, как положено! Но… — Он сделал паузу, вздохнул и, немного помолчав, словно обдумывая, стоит ли рассказывать, продолжил: — Короче, вот как было. Я, значит, в деревню свою приехал! Родня тут нашла! В общем — гульба, рыбалка! А я ж неженатый! А по девчатам-то как соскучился! Я ведь за год с лишним в Афгане их только в паранджах и видел! Да и то больше издали, да из бойницы бэтээра! А тут, — он покачал головой, — наши, чистопородные! А я-то человек военный, мужик на зависть! Да за меня любая готова выйти и в деревне, и в городе! Ну, в общем, все хорошо проистекало, — он опять слегка вздохнул, — а дней за пять до отъезда я почувствовал изменения в своем организме. Я к фельдшеру, он меня в райцентр направил. Я — туда! Короче — гонорея! Триппер по-нашему! Вот, считай, две недели я на уколы ездил, отпуск насмарку. На танцы уже больше не ходил, там же девки, а я с дефектом! Сарай дома строил.

Андрей откинулся на полку и засмеялся, потом, глядя на Василия, смеяться прекратил:

— Извини, брат, я не со зла. — Он приложил руку к груди. — Да что ты волнуешься, это ж тоже болезнь, кому какое дело?

— Да вообще, конечно, болезнь. Но для меня это удар судьбы, — Василий снова с горестью покачал головой. — Я ведь партийный. Выговор по партлинии получу за аморальное поведение, и накрылась моя мечта.

— Какая мечта?

— А такая. Ты-то уже вон старлей, — он кивнул на китель, висящий у двери. — Тебе сколько лет?

— Двадцать пять.

— Вот, двадцать пять, а я в свои двадцать семь только прапорщик.

— Так я же училище военное закончил, у меня высшее образование, поэтому и офицер, а ты чего страдаешь? Выговор через полгода снимут. Жрать он у тебя, что ли, просить будет? — недоумевал Андрей.

— В том-то и дело! Я сначала старшиной роты в мотострелковом полку был. Потом меня за хорошую службу поставили командиром взвода в роте, а это должность офицерская. Обещали сначала младшего лейтенанта присвоить и дать возможность учиться экстерном на офицера, без отрыва от службы. А тут желтуха и теперь еще справочка про триппер! Ну, да хрен с ней — переживем как-нибудь! Ну почему партийный человек не может случайно триппер подхватить? А вдруг он по любви? Водку партийный пить может — не аморально, а триппер по любви — не может! — Василий распалялся и жестикулировал в поддержку своим рассуждениям. Но делал это уже больше весело, чем грустно.

— Ну а любовь твоя про триппер чего тебе сказала? — смеялся Андрей, искренне сочувствуя товарищу.

— Да какая ж теперь признается? Я и сам не знаю, где меня наградили! Может, в деревне, может, в райцентре, а может, и в городе, где я зубы делал! — Он махнул рукой. — Главное, вылечился! Ну, не дадут младшего лейтенанта, значит, не судьба, переживем.

— Да не казнись ты, Вась, обойдется! — Андрей потрепал его по плечу. — Сейчас позову проводника, чаю закажем! Или, может, чего покрепче?

— Можно и покрепче, только тут брать не будем, они тут баланду разную продают, от нее можно с копыт свернуться. У меня есть. Домашний, проверенный. — Василий полез в свою спортивную сумку и быстро извлек оттуда пластмассовую трехлитровую канистру. Взяв в обе руки, он слегка ее взболтал и с удовольствием протянул: — Свой, домашний, мужикам везу в подарок. Они меня заждались там небось уже. Заказывали! Ну, скоро встретимся! Я тоже заскучал, скорей бы добраться. — Он опять полез в сумку, вытащил стакан, огурец и полбатона хлеба.

Андрей достал жестяную банку говяжьей тушенки из сухпайка, выданного ему на дорогу, и банку рыбных консервов.

Быстро вскрыв банки, нашинковав огурец и батон, они налили из канистры по полстакана чистой, пахучей, коньячного цвета жидкости.

— Пей постепенно, он градусов шестьдесят, — напутствовал Василий. — Братан гнал на дорогу и мужикам для гостинца. Я за дорогу к нему и не притрагивался, случая не было, да мне после желтухи сейчас не особенно и можно, первые полгода только по чуть-чуть.

Они подняли стаканы и чокнулись.

— За знакомство, — сказал Андрей.

— Ага, будем, — кивнул Василий.

Закусив, они покурили в раскрытое окно. Самогон был действительно крепок. Попутчики расслабились и сидели молча, глядя на горы, вздыбившиеся вдали.

Первым нарушил паузу Василий, приподняв с пола канистру:

— Ну, по чуть-чуть?

— Давай, только по чуть-чуть, — согласно кивнул Андрей. — А то, сам говоришь, патрулей много.

— Да у меня средство есть — мускатный орех. Запах напрочь отбивает, пожуешь и сам забудешь, что выпивал. Главное, не шататься. Ну давай. — Василий быстро плеснул понемногу в стаканы и, подняв свой, предложил: — Давай не чокаясь — за мужиков, которых с нами больше нет, земля им пухом и светлая память.

Выпили молча. Снова открыли окно и стали пускать туда папиросный дым. Мысли Андрея были о военном будущем, приближение которого он уже ощущал с необъяснимой тревогой в глубине души.

— Вась, расскажи про Афган, я ведь тоже туда еду, — попросил он.

— Я догадался. — Василий снова взял папиросу. — А ты откуда родом-то?

— Из Липецка, почти земляки с тобой.

— Да, рядом, считай, земляки. А я думал, ты из Москвы.

— Нет, я после училища два года служил под Горьким. На полигоне в болотах комаров кормил. Месяц назад получил старшего. Потом вызвали в штаб, приказали собирать шмотки и отправляться по разнарядке в распоряжение командования Туркестанского военного округа. Из тех, кого могли послать туда, я был единственный неженатый, меня, вероятно, поэтому и выбрали. Я через Москву поехал. Пару дней погулял до поезда. Да я и не жалею, что в Афган направили, я же военный, значит, должен уметь воевать по-настоящему, а не только на учениях. К тому же за два года эти болота и леса у меня тоску стали вызывать. Хоть вой. Понимаешь? — сказал Андрей, глядя на Василия.