Анна - Нина Еперина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как вышла она в сопровождении девушек гейш, одной из которых должна была быть, под бамбуковым зонтиком и как, перебирая деревянными подошвами на двух подставках, которые деревянно стучали по доскам сцены, медленно повернулась лицом к зрителям! Помнит, как обнажил этот огромный многоярусный зал, все глаза, устремленные на нее, как мелко задрожали ее коленки и вспотели ладошки от нервного перенапряжения!
Как осмелилась тогда она, девчонка девятнадцати лет от роду, вдруг оказаться в этом шести ярусном, золоченом зале, с вычурной лепниной по балконам и в ведущей партии японской красавицы? Мадам Баттерфляй! На виду у всего огромного зала у рампы одна! Удивительно!
Перед внутренним взором пронеслось в один миг, как в убыстренном кино, это ее выступление. Как мертво молчал зал первые мгновения после первых нот арии, и с какой паникой она убежала по окончании со сцены, зацепившись за кулисы и чуть не упав на этих несносных деревяшках. Как успокаивал режиссер, который поймал ее в падении прямо на руки, и стал объяснять заменой почти тишину в зале с несколькими снисходительными хлопками. Ведь многие пришли тогда именно на оперную диву – Кабалье!
Вспомнилось, как встретил зал ее второй выход неожиданной овацией, когда шок от замены у самих зрителей прошел. А шквал оваций на поклоне в конце концерта, который почти уронил ее на них, стоящую лицом к зрительному залу на самой кромке авансцены, взмокшую от перенапряжения и почувствовавшую, вдруг, сильное головокружение. А букеты, и корзины цветов, которыми завалила публика молодую дебютантку после спектакля!!! А овации, которые сопровождали каждый ее выход на поклон, как того требовал зритель!!!
Ах, воспоминания! Куда они заводят нас, в какую нашу молодость! Но эти воспоминания были такими яркими, таким настоящими, как будто это было только вчера, и от этих воспоминаний спазм отпустил ее изнутри, и слеза все-таки тихо вырвалась наружу, проложив по щеке влажную бороздку.
Анна с самого детства не позволяла себе плакать. Это было достоянием людей слабых, а она себя к ним не причисляла. Просто именно сейчас ей было очень больно. Она не думала, что может быть так больно! Так сумасшедшее больно! Уже несколько дней после того страшного вечера, который забросил ее сюда, было больно. Но, как сразу после аварии, включается вдруг само сохраняющий тормоз внутри человека и несколько дней не дает понять всю страшную глубину произошедшего, так и в ней что-то сжалось и тяжелым комом сдавливало душу все эти дни.
Но вот именно сейчас наступило, наверное, то время, когда ее Душа смогла чуть ослабить этот безумный спазм, развязать путы, завязанные морским узлом и влить в нее этот горный свежий воздух. От этого стало отпускать, отпускать, вылилось слезами и позволило, наконец-то, вздохнуть полной грудью и громко впустить в нее ее любимую музыку, которая не звучала в ней все эти страшные дни.
Она правильно сделала, что приехала сюда совсем одна. Можно сказать, сбежала! Сейчас ей просто необходимо было побыть одной, без назойливых и вездесущих репортеров, без навязчивых «друзей», жаждущих от нее только поводов для сплетен и сенсаций, без любопытной публики, вечно лезущей и в душу, и в ее закрытый, нужный только для собственного потребления, мир, а особенно в кровать….
Ей нужно было проанализировать в полном одиночестве и тишине все, что произошло так неожиданно и больно. Неожиданно и очень больно!
«Никогда ты не должна расслабляться до такого состояния, чтобы не контролировать событийную ситуацию, которая происходит вокруг тебя. – сказала Анна сама себе. – А ты расслабилась? Вот тебе и пожалуйста. Расслабилась. Поверила в свою везучесть! Отпустила вожжи чуть-чуть. Решила, что все в твоей жизни прекрасно! И что мир услышал тебя, и по твоей воле исполняет судьбоносные предначертания, а оказалось, что все это не так! Оказалось, что твои планы не сходятся с планами Творца и не только не сходятся, но существенно отличаются, не совпадают по всем позициям! И вот теперь нужно будет спокойно все обдумать, взвесить и принять решение, что же делать дальше? Самой принять решение, без чьей-либо подсказки! Вот давай и будем думать! А для начала, спустимся на набережную. Только оттуда я могу понять, где же я живу на самом деле?»
Глава вторая
Вилла Анна
Вилла так и называлась «Анна». Может быть, это и заставило снять именно ее? Но не только это сыграло роль в ее выборе, сама вилла Анне очень понравилась. В ней было много света и воздуха, за счет огромных окон с видом на морскую даль, за счет просторных балконов на двух этажах и голубого бассейна, прямо под балконом первого.
Казалось, что вода была продолжением балкона, и хотелось нырнуть в нее прямо оттуда, с балкона, но это был оптический обман. На самом деле нужно было спуститься справа на несколько ступенек и только тогда с удовольствием и с разбега рассечь гладкую поверхность прохлады своим телом.
Затем, подставив влажное тело под живительные лучи весеннего, ласкового солнца Анна лежала на розовом, махровом полотенце, на лежаке и ни о чем не думала.
Она поймала себя на этой мысли! Удивительно, но иногда, оказывается, человек может совершенно ни о чем не думать, а просто лежать и ловить весенние солнечные лучи всеми частичками своего влажного тела и это безумно приятно, это сладкое ничего не делание. Dolce far niente – как говорил римлянин Плиний Младший.
Начиная со вчерашнего дня, который вылил из нее водопад слез, умотал экскурсиями собственно изобретения, чисто физически заставил ощутить настоящую мышечную усталость, и по-настоящему отпустить зажатость в собственной Душе, впустив в нее жизнь и музыку, Анна впервые так расслаблено распустила свое тело и, как амеба, совсем расплылась и размякла на лежаке.
Индусы называют это нирваной. Находясь в этой нирване, она поняла, какая же она молодчина, что приняла предложения незнакомого ей и никому из ее знакомых неизвестного агента и уехала, что называется, куда глаза глядят! Ее глаза глядели на море и теперь с удовольствием понимали, что глядели в правильном направлении!
Вилла стояла среди таких же шикарных вилл, и только деревья и красиво постриженная декорация зеленого кустарника была естественной преградой для взоров соседей. Может быть, именно поэтому было так приятно в одиночестве предаваться нирване и чувствовать, что этому никто не сможет помешать.
Анна слышала разговоры справа за кустарником нескольких человек и понимала, что, наверное, там живет семья, хотя детских голосов не было слышно. Значит, эта многочисленная семья состояла из взрослых особей.
В совершенной тишине курортного места, которое не пугало отдыхающих проезжающей вереницей машин, и не нарушало темпераментом говорливых итальянцев, тишину раскрашивали только птицы, с удовольствием, так же, как и Анна, приветствующие наступление весны необыкновенно одухотворенным пением.
Анна тихонько стала подпевать им со своего лежака внутренним голосом. Какая она молодец, что выплакала эти ненужные слезы и освободила свою Душу для приятия Мира, подняв настроение до вершин гор на горизонте. Когда у нее бывало очень хорошее настроение, ей на ум всегда приходила именно эта любимая ария Абигайль из оперы Джузеппе Верди Набуко. И тут она поймала себя на ошеломившей ее мысли! Она поет арию Абигайль! Значит, жизнь опять поворачивается к ней своей прекрасной гранью! Значит, все будет хорошо! Все будет замечательно! Она жива, она ожила!!!
Запрокинув голову, она рассматривала беленькую тучку над собой, как потерянный барашек, одиноко пасущуюся на голубой акварели неба и тихо запела вполголоса и этому голубому небу, и свежему воздуху, и ветерку, колыхавшему ветви деревьев и самой себе.
На душе стало совсем радостно и легко. Голос набирал силу, и ария не могла больше в одиночестве преобладать в ней, она рвалась на свободу! И Анна запела громко! Запела так одухотворенно и самозабвенно, что сама удивилась мощи собственного голоса и его вибрациям. Она поняла, что это проснулась и запела ее Душа, сбрасывающая путы тоски, в которую была погружена несколько черных дней!
Анна обрадовалась!
«Ура» – подумала она – я живая, меня не победили очередные неприятности, и сила моей Души оказалась сильнее них!».
За живой изгородью наступила тишина, а потом раздались аплодисменты, и чье-то мужское лицо заглянуло через зеленый, стриженый забор.
– Извините за беспокойство, но мы поспорили и только вы сможете разрешить наш спор. Это пели вы или нам показалось? Не было аккомпанемента. Только живой голос!
Анна приподнялась на лежаке, затем села и улыбнулась незнакомцу.
– Да. Пела я. – скромно сказала она. – Вы меня тоже извините, что я нарушила ваш покой и позволила себе спеть громко. Просто это моя любимая ария.
– Простите меня, Бога ради. Если вы не возражаете, я мог бы набраться наглости и посетить ваш уютный садик? Для знакомства.