Дело о полку Игореве - Хольм Ван Зайчик

Кот повел ушами в сторону кухни, повернулся к двери задом и сделал вид, что увлеченно трется о косяк: в этот миг в комнате возник сюцай – с подносом, на котором стояли глиняные чашечки и пузатый чайник усинской работы. Осторожно установил поднос на столик и церемонно налил чай в чашечки. Потом обеими руками поднял одну и почтительно протянул Багу.

— Отведайте, прошу вас!

Баг с легким поклоном принял чашку и пригубил горячую ароматную жидкость. То был превосходный чай, обладающий тонким, почти теряющимся и в то же время простым и строгим букетом. Баг признательно прикрыл веки.

— Изумительно… А что ваш батюшка, не вернулся ли он уже в Ханбалык?

С родителем Елюя Багу повезло столкнуться на лестнице на прошлой седмице. Как всегда открыв дверь перед Судьей Ди, Баг обнаружил, что на лестничной площадке вполне многолюдно: у двери сюцая толпились четверо свитских в серых шелковых халатах, а также упитанный преждерожденный среднего роста, в темно-голубом официальном платье и высокой шапке-гуань. Характерные черты круглого и румяного лица, а также едва уловимые особенности в манере жестикуляции позволяли безошибочно угадать в нем исконного жителя Цветущей Средины, потомственного придворного неведомо в каком колене; он небрежно принимал низкий поклон Елюя, когда на площадке возникли Баг и кот. Судья Ди, заинтересованный, степенно подошел к приезжему. Сановник повернулся, внимательно осмотрел кота, потом расплылся в улыбке и бросил в пространство: «Хвостатый каких будет?» — «Они – Судья Ди, батюшка», — почтительно подсказал сюцай из-за его плеча. «О! — удовлетворенно воздел к потолку пухлый палец сановник, — о!» После чего похлопал Елюя по плечу, мазнул взглядом по стоявшему в сторонке Багу и в сопровождении свитских неспешно погрузился в лифт…

— Да, благодарствуйте, — ответствовал сюцай. — Уже вернулся, и обратный путь его был легок и приятен, как он соблаговолил мне сообщить электронным письмом сразу по приезде домой.

— Надеюсь, наш прекрасный город произвел на него благоприятное впечатление? — осведомился Баг, сделав маленький глоток.

Сюцай улыбнулся.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал он. — Но вообще-то батюшке было не до красот, ему минутки свободной не выпало. Он приезжал консультироваться относительно челобитной о снижении налогов с высокотехнологичных предприятий нашего улуса. — Баг с удовольствием отметил, что сюцай Елюй, уроженец Цветущей Средины, назвал Александрийский улус «нашим». — Голосование по ней, как вы знаете, состоится в улусном Гласном Соборе в конце следующей седмицы. Батюшку очень волнует, насколько высока вероятность того, что челобитная наберет потребное число голосов.

— А, вот что! — Баг был далек от проблемы налогов. «Золотой пуэр» интересовал достойного человекоохранителя гораздо больше. — Полагаю, это волнует не его одного… Замечательный чай.

Довольный Елюй схватился за чайник:

— Вы позволите?

Баг пододвинул свою чашку.

— Преждерожденный Лобо, — торжественно и немного смущенно после паузы проговорил Елюй. — Я давно хотел от всей души вас поблагодарить, но мне не представлялось случая…

— За что? — удивился Баг.

— Вы для меня как пример! Соседство с вами – оно буквально все во мне перевернуло! Когда я узнал о вас, о ваших славных подвигах, передо мною ясно встала вся моя прошлая жизнь. Я понял, как она была пуста и никчемна. Ныне все мои помыслы – лишь о том, как послужить народу, как стать похожим на вас, стать таким же героем… и будьте уверены, я этого добьюсь! — Голос Елюя дрожал от наплыва чувств.

— Ну, что вы, — слегка смутился Баг, — какие подвиги! Я всего лишь честно делаю то, что должен. И был бы рад, если б и вы поступали так же. Вот и все.

— Да, да! — Сюцай взмахнул чашкой. — Именно! Вы еще узнаете! Я окажусь достойным вашего доверия! Я вам докажу! Вот увидите!

«Милосердная Гуаньинь»[6], — Баг почувствовал себя не в своей тарелке.

— Нет-нет, — сказал он Елюю. — Не надо ничего доказывать. Пусть все идет своим чередом. Естественно. Ведь вы, сюцай, не можете не помнить слов Лао-цзы… — Баг хотел процитировать подходящие к случаю слова о пользе недеяния, но, вовремя поняв, что дословно ему ничего не вспомнить, сразу вспомнил, что спешит.

— И вообще, извините меня, но мне пора, меня ждут. — Баг легко поднялся из кресла. — Спасибо вам за чай.

Слегка удивленный и даже разочарованный поспешным уходом Бага, сюцай проводил его до двери, по пути уверяя в своем глубоком расположении и почтении, а также повторяя, что он, сюцай Елюй, уже в самом скором будущем сделается в полной мере достойным такого ко многому обязывающего соседства.

На площадке Баг обернулся и коротко поклонился.

— Всего доброго! — сказал он. — Вечером я зайду за котом.

— Да, конечно! — улыбнулся сюцай. — Когда вам будет угодно, драгоценный преждерожденный Лобо!

«Что это он собирается доказывать? — вызывая лифт, с недоумением думал Баг. — Зачем? Суетливый он все же какой-то. Гм… Ну, ничего. Хорошо, что кот не один, не скучает, под присмотром. Хотя… неизвестно еще, кто там за кем присматривает».

Павильон Возвышенного Созерцания,

19-й день восьмого месяца, шестерица,

день

Они встретились перед входом в Павильон Возвышенного Созерцания – длинного здания с колоннами, расположенного неподалеку от Всадника, коего искони именовали в Александрии Медным, но теперь все чаще называли Жасминовым из-за разросшихся вокруг великолепных кустов благоуханного жасмина, любоваться которым в пору цветения съезжался весь город.

Стася была очаровательна: в темно-малиновом легком шелковом халате, с простым сандаловым веером в руках. Ее бездонные черные глаза лучились улыбкой, и Баг, склонившись в коротком поклоне, ощутил легкий, едва заметный аромат ландышей. Стася, как уже знал Баг, прекрасно разбиралась в косметике, в частности – в запахах. Ибо такова была ее профессия: девушка работала в Александрийском Управлении вод и каналов, занимаясь надзором за правильной работой очистных сооружений, так что иногда ей за день приходилось обонять запахи нескольких десятков образцов сточных вод, определяя сообразность степени их очистки; именно это, как полагал Баг, приучило ее быть особенно разборчивой в области косметических благовоний. Притом, как и подобает человеку просвещенному, Стася имела довольно широкий круг интересов и была весьма хорошо образована, в чем Баг имел не один случай убедиться. Собственно, и на выставку картин великого Гэлу Цзунова вытащила Бага именно она; сам Баг ограничился бы тем, что прочел заметку в ленте ежедневных новостей раздела «Культура» сайта alexandria.ord.

Невесомый шелест халатов, легкий шорох шагов и приглушенные до шепота голоса многочисленных посетителей наполняли огромный Павильон. Казалось, вся Александрия Невская пришла посмотреть на картины народной знаменитости. Здесь были представлены свитки самых разных периодов творчества замечательного художника – от раннего даосского до позднего буддийского. Багу, сказать по правде, столь размашистые духовные метания казались неискренними, надуманными; но сам он рисовать не умел, а потому считал свое мнение незрелым и никому его не высказывал. И когда Стася, восхищенно обмирая, тянула его от одного свитка тяжелого шелка к другому, он лишь довольно равнодушно взглядывал на произведения изящного искусства; зато с тем большим чувством прижимал к себе локтем тонкую ручку спутницы. Стася, кажется, относила эту легкую порывистость на счет восхищения, каковое охватывало Бага при очередном соприкосновении с прекрасным.

А может, и нет. Может, и правильно относила.

— Ба! Милейший господин Лобо!

Баг с некоторым облегчением оторвался от созерцания монументального свитка «Бессмертная Ордусь», перед которым Стася стояла в полной неподвижности вот уж десять минут. Громадный шелк являл собой собрание ликов владык земель Ордусских, от изображенного на фоне ледяных вершин горы Сумеру князя Александра в верхнем левом углу – до великодушно возвышающегося на переднем плане ныне здравствующего Милостивейшего Владыки Чжу Пувэя в нижнем правом. От бесцеремонности этого возгласа девушка вздрогнула; Баг успокаивающе глянул на нее и затем обернулся.

Сквозь толпу любителей живописи, сияя улыбкой и учтиво извиняясь, пробирался нихонский князь Люлю в сопровождении неизменного Сэмивэла Дэдлиба: Дэдлиб расстался со шляпой – видимо, из уважения к прекрасному, Люлю же был облачен в легкий пиджак несуществующего в природе оттенка зеленого цвета и гладко выбрит. Баг отметил тактичность нихонца, по первому впечатлению постоянно, казалось, пренебрегавшего правильными церемониями: на ногах его были на сей раз вполне изящные мягкие черные туфли, а не запомнившиеся Багу ботинки военного образца, усаженные подковками да шипами и наносящие полу, даже гранитному, существенные увечья. А уж что они натворили бы здесь с драгоценным палисандровым паркетом позапрошлого века…