Канун - Андрей Левантовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
в остроконечной шляпе он –
на лошади без гривы;
и на рассвете дол и склон
под ним шуршат крапивой;
Болото будет позади,
вдали – тропа одна лишь;
клубится сумеречный дым,
как утром веет с кладбищ;
колючки праведной травы –
одной, любившей мёртвых –
ни ног не режут, ни копыт
кобыле, в кости стёртых;
в заплатках старое тряпьё,
но не замёрз Наездник:
давно уже не ест, не пьёт,
живёт – стоит на месте.
но в этот день ночной порой,
с небес поймав Снежинку,
он возвращается домой,
он мчится за калитку…
и так бесстрашно хорошо
ему за кромкой сада…
на голове его – мешок
с улыбкой из заплаты;
его пугает вороньё,
ботвы кусает кудри,
а он, немой обычным днём,
смеётся этим утром.
он мчится в Лес, где тихий шум;
темнеет свод громадный…
и у него – один маршрут,
одной предсказан картой…
– Весной, когда весь мир – побег
и всюду липкий клейстер,
ты – Пугало, я – имярек,
в колоде – Дама Крести, –
её созвучье голосов
он слышит в кронах где-то;
её с веснушками лицо –
во всех колодах Света.
– я не держу тебя в плену,
иди… так лучше, ну же!
я вижу, подходя к окну,
но мне твой труд не нужен…
…а за окном был женский март,
Судьбы вторая сдача…
Судьба сдавала стопки карт
и – …такова Удача…
он мчится, слушая хорал,
в лесной глуши чертоги;
– недалеко ты убежал,
когда ты одноногий…
не об Удаче будет речь:
смотри, как я прекрасен!
лишь огород для этих плеч,
для этой ипостаси…
– Фортуны сын, чей царь – каприз,
побойся с неба кары!
ведь не тебе пенять на жизнь
и быть неблагодарным;
ты пил нектар, забыв полынь,
спал в золотой одёжке,
и три огромные пчелы
тебя поили с ложки;
ты видел снег, а за снежком
чернела жизнь и лампы;
зима серебряным стежком
писала вместо папы,
но полон был дверной проём
и честно ждали дома;
и Слово веское твоё
звучало по-другому;
ты слышал бирюзу травы,
цветы тебе звонили;
ты только вспомни, кем ты был,
ты, Всадник на кобыле…
и, пятерых всех пережив,
взяло твоё безумство!
к чему теперь души надрыв?
– в душе, как прежде, пусто…
я не искал в тебе себя,
как шулер был неважен,
а ты – моя епитимья,
стоять цветов на страже, –
так он ответил, мчась верхом
в Лесной стены заглушье,
и только в кронах листьев хор
ласкал…и резал душу.
*
Июль, вверху сгорев, обмяк
на Ново-Бочаровской;
как в палисаднике сорняк –
дом 26 неброский.
направо дальше от него –
столб голубой колонки:
по желобу скользит бегом
водичка струйкой тонкой;
и между щебня и травы
разложит блюдца лужиц;
и банда ос, взяв перерыв
попить, над ними кружит.
бурьяна сорного укроп
по ямам в хороводах,
и кто идёт – несёт ведро
на вытоптанных тропах;
а я всё думал о Пяти
и доме на окраине –
где не горит свечи фитиль,
но проживает тайна…
*
– поможешь грешной мне с водой?
я обернулся: рядом
старуха шла на водопой,
согбенна и щербата.
одета в блёклое тряпьё,
нестиранное кабы,
что будто подняла его
откуда из канавы;
– мне два ведра – ой далеко, –
и, громыхая ими,
рукой с морщинами веков
суёт и просит имя.
– …а я не видела тебя
у нас в деревне раньше, –
пошла, сутулясь и скрипя,
не сдерживая кашель.
мы шли по улице вдвоём
и, чувствуя везение,
все мысли про заросший дом
просили выражения.
– да так оно давно стоит,
что вспоминать без надо! –
но приняла бесстрастный вид
совсем другое спрятав…
– не знаю…был обычный двор;
бурьяна много с краю…
я курам здесь своим на корм
крапиву собираю, –
и замолчала глубоко,
как будто ждёт: спрошу ли?
а там желтел меж облаков
последний день Июля…
…кривой забор – зашли в тенёк,
хочу узнать получше;
а двор усеял василёк
сиреневый ползучий.
– зайди ко мне, устал небось,
и встала на пороге;
и я, готовивший вопрос,
зашёл в её чертоги.
*
живёт одна. дощатый пол,
старьём воняет мшисто,
перед окошком мальвы по
карниз бутоны-листья;
весь подоконник чеснока –
обшарпанный, разложен;
обоев цвет и потолка –
что псориазной кожи.
хоть я сегодня водонос,
сев, мутноглазо дышит –
она, чей дом бедняцки прост
и словно солнцем выжжен.
– сейчас попьём с тобой чайку,
смородина – как вата…
проверишь огород и кур,
чем рада и богата, –
и улыбнулась, посмотрев,
но глаз остался вреден;
и жухлый чайник на плите
котёл напомнил ведьмин.
и стала чашками греметь,
газ зажигая синий,
и я, не видя раньше ведьм,
за ней следил отныне…
варила чай, кряхтела мне,
шурша букетом серым,
и я кивал, болтая с ней,
следя за её делом.
– зачем тебе дом 26? –
спросила вдруг с опаской;
– …легенда о Пятёрке есть,
хочу понять, не сказка ль?
– чего ни скажут в колыбель,
чтоб дети спали крепче;
таких историй – уж поверь…
и увлекаться
