Распахнутая земля - Андрей Леонидович Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава первая
Возле края ледника
1В один из последних дней жаркого июля 1957 года через сутолоку московских улиц пробиралась экспедиционная машина с порыжевшим брезентовым верхом. Если бы кто-либо из многочисленных пешеходов, разморенных духотой и солнцем, заглянул в ее кузов, он увидел бы груду спальных мешков, свертки палаток и юных пассажиров, облаченных в белесые от дождей и солнца ватники. Под их ногами поблескивали оковкой ребра вьючных ящиков, громыхала связка новых лопат, скрипели расшатавшиеся стойки кузова. Нам, собравшимся здесь, звуки эти казались самой лучшей на свете музыкой — музыкой дороги.
Москва для нас уже не существовала. За паутиной проводов, перекрывшей улицы, за перемигивающимися светофорами, пышущими полдневным жаром домами мы видели плавные волны зеленых холмов, синеющие поля, шумящие под ветром перелески и блеск извилистых речек…
— Мне кажется, — сказала Ирина, — сейчас самое время, чтобы Сережа рассказал нам, куда мы едем…
Она сидела, закутавшись в ватник, на развернутых спальных мешках. В сумраке машины мерцали ее темные большие глаза.
— А что С-сержу рассказывать? — отозвался Лева, один из главных наших скептиков и резонеров. — Отто Ник-колаевич все объяснил: едем копать п-палеолит. Под Владимир. Все знают, что такое п-палеолит…
— Ты знаешь, а я не знаю, — спокойно ответила ему Ирина. — Вы археологи, а мы с Машей — этнографы. К тому же Сережа там уже был…
Сергей откинулся в угол между кабиной и стенкой кузова, чтобы видеть одновременно и нас, и дорогу. Из-под его распахнутого ватника светилась голубая рябь тельняшки. Он был настолько белобрыс, что на его красном от загара лице брови казались мазками белой краски, и от этого контраста голубые глаза наливались густой синевой, под стать небу.
— Там, Иринушка, мечта, а не стоянка! Самая северная из всех пока известных, если не считать стоянки Талицкого на Каме. Верхний палеолит… А места какие! Владимир рядом. Через овраг — Боголюбово. Внизу, у Нерли, — знаменитая церковь Покрова. А за Клязьмой до самой Оки идут муромские леса…
— «Едут с товарами, ночью с Касимова, муромским лесом купцы…» — отчаянно фальшивя, пропел Коля, сын начальника нашей экспедиции и наш сокурсник.
— А ты сам, что ли, эту стоянку открыл?
— Нет, Иринка, я только обследовал. Отто Николаевич в прошлом году послал…
— Сережа, а ты нам все сейчас и расскажи, — присоединилась к просьбе Ирины Маша, ее подруга.
— А другим не скучно будет?
— Давай, давай, Сержик! — поддержал Коля. — Если девочки просят, значит, надо…
— Так вот, — начал Сергей. — Несколько лет назад на окраине Владимира построили кирпичный завод, возле села Доброго. Глина рядышком, целое поле. Заложили карьер. Ходит по краю карьера экскаватор по рельсам, ковшами глину выбирает…
— Ты прямо как по писаному! — поехидствовал Лева.
— А не нравится тебе — ты не слушай!.. Работал там хороший человек, экскаваторщик Начаров. Он и заметил, что с глиной в ковши попадают какие-то большие кости. Сначала Начаров просто на них смотрел и удивлялся, а потом взял несколько костей и принес во Владимирский краеведческий музей. Там определили: кости мамонта. Потом он вместе с костями принес и битые кремни. Вот тогда из музея и написали в Москву, в Институт археологии, Бадеру. А Бадер решил, что раз с костями мамонта найдены и кремни, здесь может быть стоянка палеолитического человека. Вот он и послал в прошлом году меня посмотреть и обследовать…
— Ну, а ты что там нашел? — не отставала Ирина.
— Ч-что нашел? Стоянку нашел! — возмущенный непонятливостью Ирины, ответил вместо Сергея Лева. — Что на стоянке нах-ходят?..
— Экскаватор там культурный слой обнажил у стенки, — не обратив внимания на раздражение Льва, ответил Сергей. — Мне оставалось только зачистить его лопатой. В слое угольки есть, косточки, зола, отщепы кремневые… А подальше — даже очаг. Около него я несколько скребков нашел и пьес экайе.
— Что-что? Это что такое?
— Про п-пьес экайе ты, Серж, загибаешь! Н-не похоже, чтобы было…
— Спроси у Отто Николаевича!..
— Точно, Левушка, пьес экайе. Папа смотрел, — подтвердил Бадер-младший. — Это, Ира, орудие из кремня, вроде топорика маленького, клинышек такой…
— А что им делали?
— М-мамонтячьи кости рубили, — снизошел Лева, сдавшийся перед авторитетом Бадера-старшего.
— Сережа, а это что — очень интересно?
Сергей вытаращил глаза.
— Ну как же! Ведь не какая-то там неолитическая стоянка, каких много, а палеолитическая! Я же говорю — самая северная!
— А может, мы там погребение найдем?
— Погребение! Может быть, и статуэтки еще?! А почему нет?! В Костенках есть же скульптура!.. То в Костенках!.. — заговорили все разом.
Машина вырвалась из толчеи московских улиц и покатила быстрее.
Нас было восемь, и мы были очень молоды. Восемь студентов исторического факультета МГУ, уже считавших себя археологами. Нам казалось, это право нам давали те несколько экспедиций, в которых мы успели побывать, эти ватники, тюки палаток, только что полученные со склада, а главное — новенькие бланки командировочных удостоверений, заверенные печатью Института археологии Академии наук. Теперь я думаю, что нам удивительно повезло: наш путь в большую науку начался с палеолита, с юности человечества, которая каким-то образом перекликалась с нашей собственной молодостью, еще восторженной и самонадеянной.
— Ты лучше скажи, много ли там осталось после экскаватора? — поинтересовался Женя. — Глубоко слой лежит?
— От поверхности метра четыре. Экскаватор его только с края задел. А так все цело!
— А чем он сверху перекрыт? Мореной? — спросил Коля Бадер.
— Нет, там суглинки. Знаешь, такие, похожие на лесс! А морены нет.
— П-поздняя твоя стоянка! И не палеолит это вовсе, а мезолит, — скептически проворчал Лева.
— Тебе, Левушка, только мезолит и мерещится! Ты еще скажи — неолит! А мамонты, по-твоему, тоже в мезолите бегали?
— Если
