Обнаров - Наталья Троицкая

– Вот гадина Анфиска! Заперла тебя. Но ты не переживай. Мы с девчонками решили: утром тебя не отпустит – объявим голодовку.

– И что? Приедет ее сынок, опять нагрузит целый багажник продуктов, которые вы не съели, и домой повезет. Вы уж лучше ешьте.

– Мы как-нибудь сами решим. Ты лучше скажи, почему директрисе все не рассказала?

– Зачем? Чтобы завтра на линейке весь родной детский дом узнал, что придурок Потапов ущипнул за грудь недотрогу Ковалеву?

– Тась, а ты чем его?

– Указкой. Это же в классе было, я класс мыла.

– Ты молодец! Наконец-то он получил! Только указку жалко, пополам раскололась.

Зойка захихикала наверху.

– Иди спать. Не мерзни. Спасибо тебе.

– Тась, а ты сейчас про какой дом говорила? Про наш? Там еще бегал кто-то?

– Это отрывок из Александра Куприна, его повести «Олеся».

– Наизусть?! Нам же не задавали.– Крыс пугаю. Все, Зойка, пока дежурный воспитатель не застукал, спать иди.

Несмотря на распахнутые настежь окна, в аудитории № 24 было душно и жарко. Июльский тополиный пух кружил над длинным, накрытым зеленым сукном столом приемной комиссии, невесомыми пушистыми сугробами оседал на поставленные этажеркой, один на другой, вдоль стен аудитории студенческие столы, мягкими валиками катался по импровизированной сцене в центре аудитории и кружил, кружил, кружил в воздухе, точно сказочная метель.

Разморенные зноем члены приемной комиссии актерского факультета устало и апатично смотрели и слушали последнюю на сегодня десятку претендентов первого тура.

– Алексей Петрович, вы – человек великодушный, но от манер и вида этой особы у меня начинает болеть голова, – склонившись к уху художественного руководителя актерского факультета народного артиста СССР Алексея Петровича Преображенского, произнесла сидевшая слева от него заведующая кафедрой актерского мастерства профессор Виолетта Ильинична Заславская.

– Поддерживаю. Помилосердствуйте. Только гóтов нам в театральном вузе и не хватает! – обмахивая себя журналом, точно веером, шептала сидевшая справа от Преображенского заведующая кафедрой сценической речи профессор Жанна Семеновна Вильк. – Взгляните на ее раскрашенное лицо… Еще эти черные тряпки… Мороз по коже!

Преображенский взглянул на Обнарова.

– Константин Сергеевич, в своей актерской мастерской представляете сие дарование?

Ответить Обнаров не успел. Абитуриентка подошла к нему, облокотилась о стол.

– Во писк! Обнаров. Живой! У меня, честно, зенки на лоб. Слушайте, Константин, вы такой фартовый. Улёт!

– Благодарю вас, – холодно сказал Обнаров.

– Да все пучком! Сдачи не надо. Ты скажи этим тормозам, я же зачетная телка! Мне все говорят, что я в профиль на Мэрилин Монро похожа. Соображай, я – не те примитивные чухонки, что под вашей дверью тусуются!

– Наглость какая! – возмутилась Заславская.

– Вы послушайте речь. Речь! – призвала завкафедрой сценической речи Вильк. – Это же просто ужас!

– Ты права, тётя. Ужас, когда вы при бабках, а я – по нулям. Не-е, я пищу! Живой Обнаров! Ради этого стоило притащить сюда свою задницу. Константин, вы, когда живой, такой клёвый, такой прикольный! Пацаны не всосут. Вау! Можно мне вас потрогать? – видимо, от полноты нахлынувших чувств абитуриентка выплюнула жевательную резинку прямо на пол.

– Басня в вашем исполнении, признаюсь, произвела на меня впечатление. Только этот вульгарный вариант больше нигде не воспроизводите. Побьют. В стихотворении вы запутались так, что у меня дух захватило. Может быть, стихи и басни сложны для вас? Прочтите нам что-нибудь из прозы. Только на литературном русском языке, – невозмутимо предложил Обнаров. – Типа, сперва заценю, потом «потрогать».

– Проза? Не-е, ты не въезжаешь. Я внешность свою продаю.

– Так вам же не к нам… – не сдержал улыбки Обнаров.

Едва дверь за абитуриенткой закрылась, дамы взмолились.

– Слава богу! Ушла, нахалка.

– И это – наша молодежь! Куда мир катится? Господи, спаси от таких студентов!

– Нечего с ними либеральничать!

– Жанна Семеновна права. Абзац из прозы, четверостишье из басни…

– Не выучил, плохо прочел – до свидания! – горячилась Виолетта Ильинична, обмахивая себя, как веером, раскрытым паспортом.

Вильк и Заславская еще какое-то время горячо обсуждали недостатки молодого поколения, наконец Преображенский не выдержал. Посасывая мундштук набитой табаком курительной трубки, с оттенком едва скрываемого раздражения он сказал:

– Милые дамы, я принял к сведению ваши жалобы и предложения. Давайте пойдем дальше по списку. Мне курить до чертиков охота, а драгоценное время уходит.

Но дамы не унимались.

– Хамка какая! Пристала к Константину. Дай, говорит, потрогаю… Вы, Виолетта Ильинична, хотели бы, чтобы вас «потрогали»?

– А-а-ай!!! – громко вскрикнула та, точно вдруг увидела перед собою змею, и брезгливо бросила на стол паспорт. – Это чудовище еще и свой паспорт забыло.

– Что ж, следует ждать возвращения, – сказал Преображенский.

Он поправил массивные, в толстой роговой оправе очки, указательным пальцем заскользил вниз по столбцу фамилий.

– «Ковалева Таисия Андреевна», – чуть растягивая слова, прочел он. – Мужайтесь, коллеги. Еще одна Ковалева.

– Вчера было трое Смирновых, – сказала Жанна Семеновна.

– У нас на факультете одних Ивановых – семь душ, – уточнила Виолетта Ильинична.

– Тимур, – обратился Преображенский к ожидавшему команды студенту-третьекурснику, – пригласите-ка к нам госпожу Ковалеву. Приготовиться Ро… Не выговоришь. Ро-ма-ги-ной, – прочел он по слогам.

– Константин Сергеевич, держись! – Жанна Семеновна сжала руку Обнарова. – Если в прошлый раз тебя не потрогали, то сейчас…

– Сейчас, Жанна Семеновна, откроется дверь, и войдет очередная, не говорящая по-русски Мэрилин Монро. Я даже текст выучил: «Когда вы живой, Константин, вы такой клёвый, такой прикольный!» Жаль, что роскошные формы часто не имеют достойного содержания.

– Константин Сергеевич, ты прав, как всегда. Кстати, ты не опоздаешь?

– Костенька, без четверти двенадцать, – пропела Жанна Семеновна.

– Ёлки-палки! Мне же еще в Царицыно добираться! Англичане не понимают и не принимают опозданий.

Обнаров проворно выбрался из-за стола.

– Что снимаете сегодня? – уточнила Виолетта Ильинична