Актриса - Екатерина Маркова

Внешне Алена являла собой полную противоположность такой профессиональной мужской манере. Маленькая, складненькая блондинка с пухлым детским ртом, в круглых очечках и с тихим, низким, гудящим, как у осы, голосом, она сама, казалось, постоянно удивлялась той внутренней силе, которая, как бы помимо нее, закабаляла и завораживала всех, кому привелось с ней работать.

Тогда же, два года назад, после ее дипломного успеха, главный режиссер молодежного театра Виталий Семенович Перегудов пригласил ее на юбилейную постановку Островского. Злые языки пророчили в кулуарах провал. После заурядной «телефонной книги» поставить «Бесприданницу» — это уж явно продемонстрировать всему свету, что проехать в сверходаренные можно было только на слабой драматургии, в которой нет своей энергетики и с трактовкой которой можно не считаться, а изначально сочинять и пьесу и постановку. А здесь Александр Николаевич сам жестко манипулирует героями и поставить себя с ног на голову вряд ли позволит. Но Малышка Алена, любовно прозванная так актерами, умудрилась, вопреки прогнозам, поставить-таки великого драматурга если не на макушку, то уж на уши точно. И что самое удивительное, придраться было не к чему: ее собственная трактовка никак не исказила замысла автора. Это был тот самый умный, глубокий, ироничный Островский — только непривычно увиденный, по-своему пересказанный языком режиссуры и сценографии.

Удивительна была все знающая наперед, рвущаяся доказать всем трагизм и обреченность земной любви, пусть на своей судьбе бесприданница Лариса. Ее играла Катя Воробьева, которая до прихода Алены пять лет бегала в массовках, и единственной ее большой ролью была Баба Яга в «Двух кленах».

Как уж рассмотрела в ней Алена страстную, умную, совсем лишенную лиризма и голубизны Ларису — уму непостижимо. Долговязая, плоская Катька Воробьева словно прикосновением волшебной палочки превратилась в длинноногую супермодель и сразу после премьеры «Бесприданницы» была приглашена на главную роль в многосерийный телевизионный фильм.

Воробьеву в театре не любили и отчаянно ей завидовали — даже тогда, когда играла только массовки. Ее родители жили в Америке, имели дом в Испании и квартиру в Лондоне. Катька одевалась в самых шикарных «бутиках», стриглась в дорогом американском салоне и загорала летом на пляжах фешенебельных курортов. А теперь, после того как Малышка так убедительно доказала всему театральному московскому миру, какая Воробьева первоклассная героиня и актриса Божьим даром, пришлось взгляд пересмотреть. Звезде и пристало загорать не где попало и стричься не там, где подешевле.

Одним словом, в театре по немому сговору прекратили дружить против Катьки, тем более что Виталий Семенович Перегудов распределил ее на роль Катарины в «Укрощении строптивой», начал репетировать, но спектакль выпустить не успел — умер скоропостижно от сердечного приступа прямо в своем кабинете. Спектакль выпустила Алена, продемонстрировав при этом поразительное чувство такта к чужому режиссерскому видению и сохранив все, что было заложено или только начально разработано.

Воробьева опять блистала. На худсовете, утверждавшем кандидатуру Малышки на должность главного режиссера, задали вопрос, как удалось ей разглядеть в Екатерине Воробьевой ее необычайность. Наверное, монолог Бабы Яги дал почувствовать и этот нерв актрисы, и глубину трагической природы? Малышка ответила отрицательно, потом помолчала и добавила, по-детски потирая подушечками пальцев глаза за стеклами очков:

— Я случайно увидела на улице, как Катя рыдала над сбитой самосвалом дворнягой, как тащила на себе окровавленную собаку в машину, чтобы срочно отвезти в ветеринарную клинику.

— И все? — дружно удивились члены худсовета.

— И все, — серьезно подтвердила Алена.

На минуту в кабинете воцарилось молчание, которое нарушил раздумчивый голос одной из пожилых актрис:

— Так сказать, человеческий фактор…

— Возможно, — пожала плечами Малышка.

Распространяться об изнанке своего творческого процесса она явно не собиралась.

Казалось, несмотря на свою травестюшную внешность, Алена соответствовала всем параметрам, чтобы считаться «железной леди». Но… и у нее имелись свои слабости. Основной слабостью был Петр Сиволапов, двухметровый детина родом из Красноярского края. Его фамилия настолько дополняла мощную фактуру сибирского медвежатника, что возникало ощущение розыгрыша, когда он протягивал широкую, как лопата, ладонь для пожатия и представлялся: «Сиволапов». У Петра были прекрасные задумчивые глаза ярко-синего цвета, крепкие красивые зубы, точеный прямой нос с легкой горбинкой и чувственные, изящного рисунка губы. Он сразу производил очень сильное впечатление, этот Сиволапов. И ничего не было удивительного в том, что Алена, влюбившись по уши в статного сибиряка, закончившего в то время высшие сценарные курсы, выбрала для диплома его пьесу, к сожалению, сильно проигрывающую в своем «совершенстве» синеглазому автору. Но любовь зла… И Алена мощным режиссерским даром вытолкнула имя молодого драматурга к жизни в кино и театре.

Теперь, закончив «Укрощение строптивой», уже будучи главным режиссером театра, Алена выпускала очередную пьесу Сиволапова, где Кате Воробьевой была дана возможность предстать в новом качестве — отрицательного персонажа.

Театр бурлил обычными повседневными заботами, и очередное опоздание мадам Оболенской на службу взвинтило лишь изнывающую от отсутствия событий в собственной личной жизни Сколопендру. Улучив момент, когда Алена, откинувшись за режиссерским столиком на спинку стула, попросила костюмеров принести из пошивочного костюм Воробьевой и помочь актрисе одеться и сделать другую прическу, Сколопендра подсела сбоку и зашипела в ухо Малышке:

— Вот вы, Алена Владимировна, руководитель театра… должны знать… Вдовин прикрывает безобразия Оболенской.

Алена рассеянно отозвалась, перелистывая исчерченный вариант пьесы.

— Да бросьте, Зинаида Ивановна. Старая женщина, из прекрасного дворянского рода, с несложившейся, безумно трудной судьбой… Какие безобразия? О чем вы?

— Вот, вот. Из прекрасного дворянского рода. Это-то всех и вводит в заблуждение. Она же алкоголичка, Алена Владимировна. Позволяет себе опаздывать на дежурство аж на час, а как дыхнет — так сразу понятно: пила точно, потому и опухшая вся, и опаздывает потому… Вы же сами-то не видите, вся в творчестве.

— А я и не должна видеть, Зинаида Ивановна. — Голос Малышки прогудел с угрожающей высоковольтной мощью. — Вдовин прекрасно сам справится с этой проблемой. Извините, у меня репетиция, мне бы не хотелось отвлекаться…