Когда звонит телефон... - Дмитрий Емец

— 000 00 00. Вас слушают, — голос на том конце провода звучал устало. — Вы набрали 000 00 00. Говорите.

— Простите, я не знаю... Куда я попал? Не было гудков и я...— нерешительно произнес Михайлов.

— Вы попали туда, куда звонили. Служба 000 00 00. Чем можем быть полезны?

— Видите ли... — начал было Михайлов, но тут вдруг осознал всю незатейливую нелепость ситуации. Не мог же он сказать, что номер телефона приснился ему во сне. Тогда бы с ним просто не стали разговаривать.

— Может быть, я ошибся номером...

— Не думаю, — голос в трубке звучал иронически, — Не думаю, что сюда можно ошибиться номером. Можно звонить 02 и попасть 01, но семь раз набрать 0...

— Но такого номера нет! Я учил физику и...

— Если учили, зачем тогда было звонить?

— Не знаю... А что это? Куда я попал?

— Как? Даже не знаете куда попали?

— Нет.

— Странные, однако, нравы... Это хранилище.

— Книгохранилище?

— Не совсем, — сказал бесполый голос, — Это хранилище душ.

— Что? Что вы сказали?

— Хранилище душ... Что же тут непонятного?— голос был бесконечно терпелив. — Место, где хранятся души. Я думал, вы знаете. С кем из так называемых «усопших» вам хотелось бы поговорить?.. Алло, алло...

Михайлов осторожно положил трубку, потом взял телефонный аппарат и швырнул его через всю комнату в стену... Какая грязная шутка! Но откуда тот человек знал, что ему позвонят? И странный телефонный номер и то, что не было гудков, и его навязчивая идея — все это было совершенно необъяснимо.

Михайлов выдержал час, потом поднял с полу телефон. После падения у аппарата отбился край, торчали какие-то провода, диск западал. Но телефон работал.

000 00 00.

— А, это вы, — сказал голос еще до того, как Михайлов успел произнести хотя бы слово, — Я знал, что вы перезвоните. Зачем было так переживать? Так с кем из умерших вы хотели бы поговорить?

— Что все это значит? Если это шутка, то я...

— А вас, должно быть, пугает слово «умерших»? — догадался его собеседник. — Ну так это я так, для ясности. Если хотите, можем назвать их ... м-м... усопшими, или душами на хранении, или успокоившимися...

— Успокоившимися?

— Видите ли, это зависит от характера смерти... — голос явно был рад поболтать. — Была ли она своевременной или нет. Спичку можно задуть, едва она разгорелась или дать ей самой догореть до конца. Во втором случае смерть можно считать своевременной. Я тут что-то разболтался, но вы представить себе не можете, как редко нам звонят... Кстати, вам никогда не приходило в голову, что склероз и маразм противоречат бессмертию души? То есть человек еще жив, а уже начинает по порядочку все забывать. Вначале забывает свой сегодняшний день, потом вчерашний, потом у него остается только отрывочные воспоминания из юности, потом он тихонечно впадает в детство и готово... А все потому, что память смертна и живет она не так уж и долго... Наши души, как школьная доска, сотрешь мел и начинай писать заново... — голос в трубке звучал убеждающе, но несколько лениво.

— Но как же те, кто умер молодыми... Они не забывают?

— Совершенно верно, — подтвердил голос, — Очень глубокое наблюдение. Они не забывают, пока не пройдет определенное время. Память нельзя стереть, но она через некоторое время исчезает сама по себе... Все это время души хранятся здесь, поэтому они и называются душами на хранении. Они проходят как бы искусственный цикл жизни, хотя почему искусственный? Они живут, как будто и не умирали вовсе. То есть, если, скажем, у вас умер семилетний малыш и произошло это три года назад, но теперь ему десять и он перешел уже в четвертый, кажется, класс. Или сейчас нет четвертого? Сложновато уследить за временем.

— Нет, нет, не верю. Вы все лжете! — Михайлов хотел крикнуть, но у него вышел лишь громкий шепот.

— Ну так повесьте трубку. В конце концов это вы нам позвонили...

— Но как это все возможно?

— Долго объяснять. Здесь все не так, как можно себе представить. Впрочем, у вас еще будет время все это узнать. Очень много времени. Значительно больше, чем можно вообразить.

— Не верю... это не может быть правдой.

— Правда-неправда, какая разница? Главное, что это есть.

— Нет!!!

— Тогда верьте, что это неправда, но верьте... Впрочем, я знаю, как вас убедить. До чего же трудно разговаривать с теми, которые воображают себе, что страдают... Знали бы вы, что такое настоящее страдание! — голос зазвучал менторски. — Ладно, я сейчас соединю вас с вашей женой. Фамилии можете не говорить. Здесь не справочная.

— Подождите... — начал было Михайлов, но трубка уже молчала. Потрескивание и тишина. Потом он услышал женский голос, голос, который он почти успел забыть...

— Алло, солнышко, это ты? С работы? А я только-только усадила Кольку за уроки. Отлынивает, поросенок... В субботу родительское собрание, опять будут деньги собирать. Нет, чтобы учить, они деньги собирают: на сторожа, на ремонт. Не сходишь? Что там у тебя хрипит? Здесь какая-то ерунда с телефоном. Я вызову мастера, хорошо?

— Лена, ты жива? — спросил Михайлов. В тот момент удивление еще не пришло.

— Постучи по чему-нибудь твердому... Ты что, выпил? Не вздумай садиться за руль! Помнишь тот грузовик, что пролетел совсем близко? Будь осторожнее. Ну пока... Передавай там от меня привет.

Раздались короткие гудки, а потом без перерыва в трубку опять вклинился тот прежний голос. Вклинился так быстро, что стало ясно: подслушивал.

— Ну что убедились, что я прав? Смерть — штука относительная. С другой стороны...

— Я еще хочу переговорить с женой, — упрямо сказал Михайлов.

— Не стоит, — сказал голос, — Потом трудно будет остановиться. К тому же может возникнуть неприятная ситуация, когда тот, кого ваша жена считает своим мужем, вернется домой и она спросит его, почему он звонил через каждые пять минут и нес какую-то околесицу...

— Тот, которого она считает своим мужем?

— Ага, ваша копия, но только избежавшая тогда аварии.

— Моя копия?

— Что-то туго вы соображаете. Все же проще пареной репы. Ваша жизнь с вашей женой продолжается и она не менее реальна, чем ваша. У вас растет сын и вы знать не знаете никаких потрясений... В будущем вас ждет хэпи энд в очень преклонном возрасте после склерозов и маразмов на руках у скорбящих детей и внуков.

— Но почему я тогда остался жив? Ведь там, на месте этой копии, если это правда, мог быть и я, — спросил Михайлов.

— Не могли... — сказал голос, — У вас другая судьба...

— Гнить до конца своих дней в инвалидной коляске без прошлого и без будущего? — крикнул Михайлов и почувствовал себя совершенно разбитым и опустошенным.

— Не угадали... — на другом конце провода послышался смешок, — И эта судьба не ваша...