По следу змеи - Виталий Гладкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кабинете начальника УВД полковника Шумко всегда царил полумрак. Тяжелые, давно вышедшие из моды плюшевые шторы, несколько столов, составленные буквой "Т", прочные чешские стулья с жесткими сиденьями, большой сейф, покрашенный под дерево, тумбочка с телефонами и селекторным устройством – вот и вся обстановка кабинета.
– Василий Петрович, к вам посетительница, – секретарша бесшумно проскользнула в приоткрытую дверь кабинета.
– Вера, я же просил – всех посетителей направлять к моему заместителю. По крайней мере, до завтра.
– Простите, но это жена умершего профессора Слипчука…
– Что? Проси немедленно. Все телефоны переключи на себя – я занят…
Ирина Прокопьевна, жена профессора, была односельчанкой полковника и даже приходилась ему дальней родственницей. Правда, встречались они очень редко, но были в хороших, дружеских отношениях уже много лет, по крайней мере, с тех пор, как капитан Шумко демобилизовался после разгрома японцев и начал работать оперативным уполномоченным уголовного розыска города, в котором вскоре поселился и молодой врач Слипчук. Последний раз они встречались совсем недавно при весьма печальных обстоятельствах – на похоронах профессора.
– Заходи, Ира, здравствуй.
– Здравствуй, Вася…
– Садись.
– Спасибо… Я к тебе по делу. Не понимаю, что это может значить, но вся эта история настолько невероятна…
– Что за история?
– Понимаешь, после смерти Коли я случайно нашла в его бумагах вот эту записку…
И Ирина Прокопьевна положила на стол перед полковником измятый листок бумаги с машинописным текстом…
Начальник отдела уголовного розыска майор Клебанов уже собрался выйти из своего кабинета, как включилось переговорное устройство.
– Григорий Яковлевич, срочно зайди ко мне… Шумко, озабоченный и серьезный, заложив руки за спину, вышагивал по кабинету.
– Слушаю, товарищ полковник.
– Григорий Яковлевич, тебе известны обстоятельства смерти профессора Слипчука?
– Да, в общих чертах.
– Ну и?..
– Криминала, насколько я знаю, нет. Правда, болезнь какая-то странная… И заключение медэксперта довольно-таки невнятное. Но медицина ведь не всесильна. И не все тайны человеческого организма ей открыты и понятны.
– То-то и оно… Поторопился, мне кажется, медэксперт. Придется нам теперь в этих тайнах разбираться.
– А в чем дело, товарищ полковник?
– Прочти…
Ничем не примечательный измятый листок бумаги и несколько машинописных строчек: "Слипчук! Я долго ждал. Час мести пробил. Ты подохнешь на этой неделе. До скорой встречи на том свете. Гайворон".
5
Старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан Бикезин с папкой в руках почти бегом поднимался по лестнице на второй этаж, где находился кабинет полковника Шумко – он опаздывал на доклад.
– Здравия желаю, товарищ полковник!
– Здравствуй, капитан. Что у тебя новенького? Садись. Рассказывай.
– Машинку, на которой отпечатана записка, найти пока не удалось. Отпечатки пальцев, обнаруженные на записке, просматриваются очень плохо. Экспортно-криминалистический отдел продолжает с ними работать.
– Это, пожалуй, бесполезное занятие…
– Судмедэксперты тоже зашли в тупик. Говорят, что-то есть, интуитивно чувствуют, но доказать не в состоянии – случай совершенно из ряда вон выходящий. Просят вызвать из Москвы доктора Лазарева. Это один из лучших судмедэкспертов в Союзе.
– Подготовь текст телетайпограммы, я подпишу.
– Пожалуйста, вот…
– Хорошо… Что еще?
– Данные по Гайворону…
"…Гайворон – подпольная бандеровская кличка Мирослава Баняка. Уроженец Рахова, по профессии ветеринарный фельдшер. Один из главарей "проводу" ОУН. Осенью 1945 года возглавил отряд бандеровцев и был убит во время одной из операций "ястребков".
– Данные достоверны?
– Вполне. Вот документы, подтверждающие их.
– Какое отношение он имеет к профессору Слипчуку?
– Выяснить не удалось. Правда, профессор тоже уроженец Рахова, но, со слов его жены, Слипчук никогда не упоминал имени Гайворона-Баняка.
– Это ничего не доказывает. Версии есть?
– Простите, товарищ полковник, но мы только начали работать с друзьями и знакомыми профессора.
– Плохо, очень плохо, капитан. Ты даже не можешь ответить на вопрос – это убийство или болезнь… Когда была отпечатана записка?
– Примерно две недели назад, согласно заключению ЭКО.
– Значит, вариант убийства не исключен?
– Думаю, что нот.
– Способ?
– На отравление не похоже. Так, по крайней мере, утверждают врачи. А с того света пока еще никто не появлялся. Не знаю, товарищ полковник, даже не представляю…
– Тогда до завтра. Надеюсь, к тому времени, в конце концов, что-либо прояснится…
Полный мужчина в круглых роговых очках стоял у двери кабинета Бикезина, время от времени поглядывая на часы. Завидев капитана, он, слегка волнуясь, спросил:
– Простите, вы случайно не капитан Бикезин?
– Да. Вы ко мне?
– К вам. Вот повестка…
– Проходите в кабинет.
Усевшись на стул напротив капитана, он сказал:
– Моя фамилия Лубенец. Директор зоомагазина. Простите за нескромный вопрос – как вы узнали об этом?
– О чем?
– Ну о той бумажке…
– Какой бумажке?
– Вы разве не по этому поводу меня вызывали?
– Не знаю, о чем вы говорите. Просто нам нужно выяснить некоторые факты из биографии покойного профессора Слипчука, с которым, по нашим данным, вы были друзьями. Кстати, что это за бумажка?
– Вот, прошу…
Капитан Бикезин взял в руки небольшой листок – и не поверил своим глазам: перед ним была копия записки, обнаруженной у профессора Слипчука, которая отличалась только фамилией!
В кабинете полковника Шумко майор Клебанов и капитан Бикезин внимательно слушали рассказ Лубенца.
– …Коля знал Гайворона еще по Рахову. Они учились в одной школе, затем – ветеринарное училище. Знал и я его. А кто тогда в Рахове не знал семью Баняков? Отец Мирослава держал небольшую скотобойню и две или три лавки, в которых можно было купить все, что душе угодно, от иголки и куска ливерной колбасы до сенокосилки. Но вскоре пути Николая и Баняка-младшего разошлись: я и Коля прошли с боями до Берлина, а Мирослав Баняк ручкался с самим митрополитом Шептицким, был другом Бандеры… И только в сорок пятом наши дорожки волею случая перехлестнулись. Перед демобилизацией нашу часть отправили в Закарпатье – помочь очистить Западную Украину от бандеровцев, которые таились в схронах и терроризировали мирных жителей. Во время одной операции нам удалось захватить врасплох отряд Гайворона и уничтожить его. В живых остались Гайворон и еще двое. Узнав Николая и меня, он попытался уговорить нас, чтобы мы помогли ему бежать. Сами понимаете, это у него не вышло… Тогда Баняк на рассвете следующего дня сделал подкоп под стеной сарая, где их держали. Мы догнали бежавших, и в короткой схватке он был смертельно ранен. Умирая, Баняк страшно сквернословил и поклялся, что его месть настигнет нас, где бы мы ни были и сколько бы лет ни прошло.
– Может, его сообщники? – спросил полковник Шумко.
– Нет, они погибли вместе с Гайвороном.
– Когда к вам попала эта записка?
– Незадолго до смерти Николая. Я знал, что и ему кто-то прислал точно такую же – он мне позвонил на другой день. Тогда мы не придали этому значения, решили, что чья-то неумная шутка – об этой истории было известно некоторым нашим сослуживцам. Но когда я узнал, что Коля умер!..
– Вы кого-нибудь подозреваете в этой, с позволения сказать, "шутке"?
– Нет, что вы!
– Кто-нибудь из ваших сослуживцев, которые участвовали в разгроме отряда Гайворона, живет в нашем городе?
– Да. Адвокат Михайлишин. Вы думаете?.. Нет, нет! Мы старые друзья, он сейчас проходит курс лечения в какой-то клинике под Москвой: ожирение, астма и еще бог знает что. Это Коля направил его туда, где-то за неделю до своей смерти.
– Я не хочу вас пугать, но у меня есть просьба…
– Пожалуйста.
– Мы примем некоторые меры предосторожности. С вашей помощью. Возможно, это серьезно…
– Да, конечно, я понимаю… Очень вам благодарен за заботу…
6
Директор зоомагазина жил неподалеку от пивоваренного завода на окраине города. Чистенький, свежепобеленный домик, крытый оцинкованным железом, спрятался в тени старого сада, посреди которого стояло несколько пчелиных ульев. По двору суматошливо металась наседка с цыплятами, около забора, у клеток с кроликами, важно расхаживали павлины.
В уютной гостиной Лубенец и Бикезин играли в шахматы. Хозяин дома оказался веселым собеседником и хорошим рассказчиком; но вместе с тем капитан ощущал какую-то внутреннюю настороженность Лубенца.
– Скажите, капитан, вы верите в сны? – спросил Лубенец.
– Ответить, что не верю, значит, погрешить против истины. Возможно, в этом что-то есть. Но вообще-то я не суеверен и никогда не задумываюсь над своими сновидениями. Если честно – просто не хватает времени.
