Всё началось, когда он умер - Эллина Наумова

Ужиться со всеми казалось Кате более достойным и правильным, чем возлюбить всякого по требованию Ангелины Ивановны Новиковой. И Катя Трифонова однажды храбро дала понять заведующей отделением, что предпочитает подчиняться непосредственному своему руководителю Анне Юльевне. А кто сверх нее, тот от лукавого. У Новиковой окаменело лицо. Она принялась мысленно перебирать значения слова «непосредственный», а потом разбивать его на приставки, корень, суффикс и окончание, только бы не слушать разглагольствования этой соплюхи.

– Мы с доктором Клуниной в одной связке на склоне горы, а руководство – внизу в базовом лагере. Анна Юльевна, конечно, главная, но от меня тоже зависит по работе, – заявила Катя.

– Слушай, альпинистка… – успела процедить заведующая.

Но Трифонова выразила протест против чинопочитания – повернулась к ней спиной и ушла. Оскорбленная Ангелина Ивановна решила показать, кто тут от кого зависит. И демонстрации ее день ото дня становились нагляднее. Откуда Кате было знать, что в первые же часы вступления в должность Новиковой донесли: «Клунина так бредила вашим местом». Катя сочла бы это клеветой на Анну Юльевну. И ошиблась бы.

Уходя на пенсию, предшественница Новиковой обняла за плечи способную любимицу:

– Ну, Анечка, готовься к назначению. Я свое мнение главному врачу изложила. Мое хозяйство можно оставить только на тебя.

Счастливая дама – прожила больше полувека и не догадывалась, что мнение пенсионерки никого не интересует!

Анна Юльевна, двадцать лет добровольно и с удовольствием отдававшаяся врачеванию, изредка изменявшая ему с мужем и с когда-то давно и недолго бывшим у нее любовником-невропатологом, сочла себя достойной повышения. О том, что еще семь наложниц из гарема султанствующего общественно-полезного труда размечтались о том же, она и не догадывалась. Вскоре, однако, начали шептаться о начальнице со стороны. Анна Юльевна впервые сделала для себя на работе нечто хитроумное и не очень совместимое с ее чистыми привычками. Она мягко предлагала благодарившим ее пациентам пройти два шага до регистратуры, взять книгу отзывов и записать свои устные похвалы. Надо признать, что девять из десяти восклицали: «О, разумеется, сию минуту, всенепременно», решительно выходили в коридор, а потом на улицу. И лишь один из них оставлял краткий автограф на прошитом и пронумерованном листе. Анна Юльевна точно знала, что эта книга – единственное чтиво главного врача. Вероятно, он частенько брал ее в руки, потому что, встретив Анну Юльевну, улыбался и хвалил:

– Замечательные результаты, доктор. Народ вами доволен.

Вскоре тем же счастливым тоном он приказал Клуниной помочь адаптироваться в коллективе заведующей отделением Ангелине Ивановне Новиковой. Анна Юльевна повиновалась.

Через пару недель в кабинет ворвалась ошалевшая от радости Катя:

– Доктор, доктор, простите меня, дуру набитую! Я ведь не понимала, зачем вы с больных эти подписки, то есть благодарности, собираете. Я уж не знала, что и подумать. А вы гений, Анна Юльевна, с вами не пропадешь!

– Что случилось? – спросила неудачливая интриганка.

– Да премию нам с вами выписали в три раза больше, чем всем остальным. Главный с новой заведующей решили поощрить нас за сплошные восторги излеченной публики, покончить с уравниловкой. Анна Юльевна, миленькая, мне позарез деньги нужны. Спасибо вашей светлой голове, теперь выкручусь из долгов.

«Нет худа без добра», – подумала Анна Юльевна, и ей стало противно.

С тех пор прошло два года. И если бы не эти безумные совещания, участковый врач Клунина снова была бы всем довольна. Она посмотрела на Новикову и неприязненно отметила про себя: «Как покраснела эта блатная карьеристка с ранним климаксом. Что ей опять от нас с Катей нужно»?

– Доктор Клунина, вы меня слышите? У вашей медсестры совершенно отсутствующий вид. Трифонова, не спи, а отвечай. Ты разослала пациентам приглашения на флюорографию?

– Да, – победно признала факт Катя.

– Всем кому положено?

– Да.

– Ни один с вашего участка не явился. Ты интересовалась у рентгенологов? Спрашивала?

– Нет.

– Мне что, снова читать лекцию о туберкулезе? О профилактике? О милосердии? О необходимости поддерживать здоровье несчастных наших стариков?

– Не надо, – взмолилась Катя. Но не выдержала, вскочила: – Ангелина Ивановна, мы ведь приглашения рассылаем, а не повестки в суд. Нельзя же насильно притащить людей на флюорографию.

Женщины в белом согласно закивали.

– Анна Юльевна, – сменила объект нападения заведующая, – вы мало разговариваете с пенсионерами. Когда идете по участку и видите пожилой контингент на скамейках у подъездов, остановитесь на минуту, убедите в необходимости обследования.

Клунина промолчала, брезгливо скривив губы.

– Трифонова, – не унялась заведующая, – немедленно отправляйся и собственноручно опусти записки в почтовые ящики.

– Я не начну прием без медсестры, – спокойно предупредила Анна Юльевна.

– Начнете. И не только вы. Медсестры отстающих третьего и седьмого участков тоже двинутся в командировки. А ультиматумов не надо. Лето, жара, пятница, поликлиника пуста, даже вызовов пока нет.

У Анны Юльевны был выбор – устроить скандал и оставить Катю помогать делать отчет или не проронить ни слова и одной возиться с бумажками в кабинете. Пока Ангелина Ивановна вещала о каких-то сравнительных данных, Клунина разглядывала Катю. Высокая, худая девушка с блекло-голубыми глазами, светлыми волосами и тонкой кожей без румянца. Косметикой не пользуется. Причесана кое-как. Ее одежда явно не прочь познакомиться с молодым современным утюгом без вредных привычек. К началу второй смены прибегает модненькой и ухоженной, а утром – чучело чучелом. Вон Вера тоже живет в общежитии, получает столько же, а такая всегда подтянутая, отглаженная, накрашенная – загляденье. И халат на ней неделю не мнется, не пачкается. А Катин за час из крахмального, белоснежного превращается в какую-то серую тряпку. Станет эстетически приемлемая, но туповатая Вера главной медсестрой лет через пять. А растрепанная неглупая Катя будет у нее на посылках. И никогда не поверит, что внешний вид характеризует достаточную для служебной карьеры часть внутреннего мира.

В молодости Анна Юльевна сама не слишком следила за внешностью. «Предпочитала естественность, играла честно», а в действительности не успевала с двумя маленькими детьми. Да и денег всегда не хватало на одежду и обувь. Клунину впору было жалеть, но жалость в отличие от зависти люди умеют скрывать виртуозно. Ей тогда приходилось много и остроумно говорить, чтобы создать о себе близкое к правильному впечатление. Чтобы скучный и дешевый ее гардероб не вводил никого в искушение отказать ей в блестящих перспективах.

Вместе с Анной Юльевной в поликлинику после института распределилась Лена Беликова, терапевт от бога. У нее была фантастическая интуиция – почти всегда полный и верный диагноз она ставила по ходу перечисления больным жалоб не только на собственные недомогания, но и на соседей, родственников и вообще судьбу. Да, еще напряженно и внимательно разглядывала пациента в процессе этого плаксивого нытья.

Лена была дочкой сановного папы, которому зачем-то было надо, чтобы она начала карьеру на участке. Но талантливая девочка быстро стала женой сановного мужа и с радостью бросила медицину на произвол ее противоречивой судьбы. Кажется, и двух лет не отработала. Но по сей день не встретилась Анне Юльевне женщина, умеющая так стильно и красиво одеваться, так легко выносить бремя богатства на хрупких плечах. Из-за Лены Беликовой Анна Юльевна проревела однажды ровно сутки. Началось с того, что молодые медсестры, которые обожали дружить с молодыми врачами, очень по-разному относились к двум выпускницам. Анна Юльевна им явно нравилась. Девочки водили к ней родных и знакомых с насморком и ангиной, просили взаймы денег, хвастались обновами. Таков порядок вещей: они были почти ровесницами, а высшее образование считали делом наживным. Ведь нет медсестры, которая хоть раз не провалилась бы на вступительных экзаменах в медицинский институт. Анна Юльевна радовалась, что слывет добрым, порядочным человеком и хорошим врачом.

С Беликовой сестры милосердия отрабатывали ту же программу. Но об осмотре любимой тети умоляли, деньги занимали покаянным шепотом, купленные вещи показывали робко и млели до обморока в ожидании оценки их работы. «Подхалимки», – злилась Анна Юльевна и убеждала себя, что дело в российской привычке раболепствовать перед каждым, кто богаче и кому до тебя дела нет. Но все было не так: врачи и сестры постарше из-за семьи Лену ненавидели и были с ней не очень приветливы. Дошло до того, что медсестры стали с Анной Юльевной сплетничать об облике и гардеробе Лены.

Мечта примерить синюю Ленину блузку была общей мечтой. Желание купить что-нибудь из позапрошлогодних вещей за любую цену становилось манией. И однажды Лена уступила просьбам представительниц низшего социального слоя. Она отдала в химчистку, а потом принесла в поликлинику несколько надоевших ей кофт, брюк и юбок. Попыталась раздарить их, но девочки сочли святотатством бесплатное прикосновение к такой одежде. В итоге все было распродано по немыслимой дешевке. А собранные деньги Беликова бросила в общую копилку на чай и сушки, чем растрогала молодняк окончательно.