Депортация в ад, или Голоса из преисподней - Борис Хайкин

Рядом с домом семьи Сидько располагался стихийный рынок – небольшой базарчик с продуктами питания из близлежащих сёл. И дети частенько подворовывали там продукты. А в шести кварталах от дома располагался еврейский базар (Евбаз). На нём продавалось буквально всё – фрукты и овощи, одежда, мясо, молочные продукты, живым весом лошади, коровы, мелкий скот.

Гриша учился в школе, а Миша ходил в детский сад. Мама обшивала всю семью на швейной ручной машинке «Зингер» и принимала заказы на платья, юбки. Материал для шитья покупался в местном магазине и на базаре. Готовили на примусе, а затем на керогазе. Кухней служил коридор. Питались незамысловато – кашей, картошкой, постным супом. Мясо в доме бывало не часто. Покупали только самое дешёвое – свинину. В квартире на стенах висели две картины. На одной из них был изображён лев, а на другой – лес. Картины достались в наследство от деда Иегуды, и, наверное, имели художественную ценность. Дети любили играть в районе киевского пассажирского вокзала, построенного задолго до войны. К нему стекались поезда из разных городов Украины и России, а на платформах красовалась конная милиция. Порой Мишу старшие ребята гоняли в магазин за папиросами. И он с братом Гришей пристрастился курить «бычки».

Бабий Яр представлял собой широкий и глубокий овраг, расположенный между тремя районами Киева: Сырцом, Куренёвкой и Лукьяновкой. Его дно являлось руслом чистого ручья с крутыми, оседающими берегами. Это было любимое место купания ребятни, имело мягкое песчаное дно. Уже после страшных событий массового убийства евреев в 1941 году это дно во многих местах превратилось в угольное плато из человеческого пепла. И это обстоятельство неоднократно привлекало «чёрных» копателей, извлекающих из пепла золотые украшения.

И эта, отнюдь, не безмятежная жизнь была прервана сообщением от Советского Информбюро, сообщившего о начале войны (Правда, 22 сентября 1941 г.), хотя Киев был сдан 19, а не 21 сентября, как сообщается в сводке.

Вторжение варваров

ВЕЧЕРНЕЕ СООБЩЕНИЕ

21 сентября 1941 года

В течение 21 сентября наши войска вели бои с противником на всём фронте. После многодневных, ожесточённых боёв наши войска оставили Киев.

Как известно, Великая Отечественная война началась 22 июня 1941 года. «Киев бомбили, нам объявили, что началась война!» В четыре часа утра первые бомбы фашистов полетели на вокзал. После взрывов там начался пожар. Загорелся хлебный элеватор с зерном. Запах горелого хлеба разносился далеко вокруг. От ядовитого дыма нечем было дышать. На второй день после бомбёжки Миша с Гришей отправились на товарную станцию и там стали выгребать уцелевшие от огня зёрна пшеницы. Домой пришли с добычей – полных два ведра с зерном, – целое богатство для голодающей семьи. Как и многие его сверстники, Гриша держал голубей во дворе дома, в деревянной будке на столбах. После бомбёжки элеватора оттуда сбежали его постоянные обитатели – куницы и хорьки, пристрастившиеся к ловле птиц. А рядом была голубятня, которую напуганная куница не могла оставить без внимания. Она забралась на столб, прогрызла стенку голубятни Гриши и передавила всех голубей. Гриша изловил её капканом и повесил рядом с будкой в назидание другим мелким хищникам. Он завёл новых голубей, но через неделю ситуация повторилась – голуби были передавлены. А тем временем в Киеве началась организованная эвакуация населения. Эвакуировали и предприятия, имеющие оборонное значение. Предприятие, на котором работал отец, подлежало эвакуации в первую очередь. Во двор завода было подано несколько железнодорожных платформ, на которые было установлено демонтированное оборудование. Пётр Андреевич Сидько был в составе бригады, занимающейся демонтажем и погрузкой. Для членов семей работников завода, имеющих бронь, было подано два телячьих вагона. Охрана демонтированного оборудования была возложена на тех же рабочих, что устанавливали оборудование на платформы.

Таким образом, в начале августа 1941 года семья Сидько оказалась на железнодорожной товарной станции с вещами в одном из вагонов. Ждали сигнала отправления в течение нескольких дней. Но тут Гриша вспомнил, что забыл выпустить голубей из будки. Он выскочил из вагона и опрометью помчался к дому. А в это самое время был подан к поезду паровоз и поезд тронулся с места. Берта увидела, что сына нет рядом, забрала детей и вернулась домой. А Пётр уехал вместе с оборудованием за линию фронта, в сторону Саратова.

Заводское оборудование было разгружено и установлено стационарно на площадке, где имелась своя электростанция, обеспечивающая бесперебойную работу заводского оборудования и котельная на мазуте. Таким образом, было отремонтировано немало подбитых танков, пушек и машин. Отработанную, загрязнённую воду сливали в Волгу. Но отец опять применил свои способности рационализатора и изобретателя. Он изобрёл разделитель воды и отработанного горючего (бензин, керосин и мазут). Установка успешно прошла технические испытания и была внедрена в производство. За это Пётр получил медаль за успехи на трудовом фронте.

Когда семья Сидько вернулась домой, квартира была уже разграблена соседями. Вещи разбросаны по полу. На полу валялись затоптанные семейные фотографии, детские прокладки трёхмесячного Володи, перья подушек, разбитая посуда.

Стали обживаться в разгромленной квартире. К маме стали приходить соседи с просьбами пошить им платья и юбки. А Гриша с Мишей подворовывали продукты на базарчике возле дома. За выполненные заказы с матерью рассчитывались продуктами и деньгами. На тот момент одна буханка хлеба стоила 100 рублей, 50-ти граммовый кусочек сала – 20 рублей, стакан пшена, кукурузной крупы, перловки, овса – 20 рублей Мать угощала детей самодельными конфетами из плавленого сахара с добавлением крахмала и красителя. Берта варила детям гороховый суп и затирала его мукой до состояния киселя. В день семья потребляла одну буханку хлеба, который покупали в магазине. Кусочек сала и растительное масло приобретали на базаре.

Так и жили до 19 сентября, вплоть до отхода советских войск и прихода оккупантов. Когда наши войска получили приказ о сдаче Киева, со стороны вокзала, Батыевой горы (район старинного Байкова кладбища 15—16 века и Голосеевского леса) в Киев вошли первые колонны фашистов. Шли строем пехота и моторизованные части, кони-тяжеловозы, которые тащили механизмы лёгкой артиллерии. Вокзал начинался улицей Коминтерна, пересекающей улицы Жилянскую, Саксаганскую и выходящей на бульвар Шевченко. От вокзала колонны немцев расходились по этим улицам в сторону Евбаза и Крещатика. Весёлые, надменные, в чистой, аккуратной серо-зелёной форме с закатанными рукавами, с блестящими автоматами и пистолетами, фашисты входили в Киев как хозяева, рассчитывая остаться здесь навечно. Кузова многих автомобилей были приспособлены под жильё с кроватями и привинченными столами. Незваные гости весело прогуливались по улицам столицы Украины и шутили с местными жителями, весёлые, свежевыбритые, холёные. На дорогах между машинами сновали мотоциклы, оборудованные пулемётами. Дети, да и немало взрослых, во все глаза смотрели на эту армаду, заполонившую город. В подвалах и сараях по наводке осведомителей немцы искали партизан и раненных советских солдат. Многие жители Киева встречали оккупантов радушно, хлебом-солью. Среди них было немало пожилых людей, женщин с детьми, украинцев и евреев, помнивших немцев на этой же территории с 1919 года. В то время они евреев не трогали. Взрослые мужчины призывного возраста были призваны в армию, или были эвакуированы.

За боевыми частями фашистов в Киев вошли колонны военнопленных в сопровождении немецких офицеров и полицейских-бендеровцев. Один из раненных бойцов упал на землю прямо возле дома семьи Сидько. И по приказу немецкого офицера «бендеровец» застрелил его из автомата. Немцы не хотели пачкать руки «грязной» работой и привлекали для этих целей местное население из числа жителей Западной Украины в составе полиции и жандармерии. В каждом доме работали дворники, которые знали всю подноготную о жителях и их окружении. Это обстоятельство с успехом использовалось ещё советскими органами. Дворники были негласными осведомителями властей. И новая власть произвела мобилизацию этой категории населения для своих целей. За каждого еврея, коммуниста, комсомольца, советского военнослужащего, полагалось вознаграждение, было развешено около 2000 приказов и распоряжений на украинском, немецком и русском языках в тоне безукоризненного исполнения под угрозой расстрела. Приказами комендатуры население было обязано сдать излишки продовольствия, оружие, военное снаряжение, боеприпасы и радиоприёмники. Все награбленные вещи должны были быть возвращены на место.