Не бойся, тебе понравится (СИ) - Лель Агата

- Ой, а мы приехали! - возбуждённо заёрзала на месте мама, суетливо доставая из сумки расчёску. - Вон, видишь, большой белый дом. Посмотри, какой чудесный, как с открытки.

Я даже не обернулась. Из принципа.

Да, может, я веду себя сейчас как трудный инфантильный подросток, но я зла, и нет ни малейшего желания это скрывать.

Меня выдернули из привычной среды, лишили любимого отца, друзей - и всё ради чего?

Может, нормальная дочь бы порадовалась за счастье матери, но я, видимо, ненормальная, и я не рада. Интуиция у меня с детства развита отменно и она мне подсказывает, что ничего хорошего этот переезд нам не принесёт.

Я как в воду глядела.

Часть 2

***Когда такси припарковалось у дома, мне пришлось всё-таки выбраться из машины и сразу под долбящие по темечку струи. О том, чтобы приготовить заранее зонт я не позаботилась, да и где мне его сейчас взять, я даже не уверена, что привезла его с собой. Висит там сейчас, наверное, одинокий, на крючке в прихожей...

- Лея, ну что же ты, иди к нам! - перекрикивая ливень прокричала мама, уже обнимаясь со своим мухомором под куполом огромного чёрного зонта.

Видеть этого пижона не хочется, но слечь с бронхитом тем более.

Втянув голову в плечи, перепрыгиваю через лужи и присоединяюсь к влюблённым. Первая ассоциация о новом ухажёре матери - он не просто пижон, он пижон, залитый с головы до ног "Фарингейтом". Задохнуться же можно, алё!

- Здравствуй, Лея. Какое у тебя необычное имя.

- Так назвал меня отец, - огрызаюсь и ликую, когда вижу скисшую физиономию "Витюши". Он немного моложе, чем на фото, но по шкале отвратности по-прежнему бьёт все рекорды.

- Вот и... славненько, - мухомор картинно улыбается, обнажая ряд белоснежных виниров.

Я тоже ему как кость в горле, определённо. А его лицо... Боже, это что - автозагар?!

- Идите в дом, девочки, а я пока займусь вашим багажом, - командует.

- Витюша, возьми зонт, промокнешь же. А у тебя лёгкие слабые...

Перевожу ошарашенный взгляд на маму, транслируя: "Ты это серьёзно? Нет, что, правда, отдашь?!

- Не нужно, Ниночка, причёску испортишь...

Мне кажется или в его голосе сомнение?

- Возьми! - мама бесцеременно пихает в его ладонь ручку зонта и схватив меня за предплечье: - Побежали!

В какой-то прострации мчусь по чвакающей под подошвами кроссовок грязи к дому.

Он взял этот несчастный зонт.Взял!

Приодолев три бетонные ступеньки, мама дёргает на себя ручку двери и мы, наконец, вваливаемся в тёплое и, главное, - сухое помещение.

С волос не капает - льются водопады, одежда промокла до нитки. В "найках" хлюпает сырость.

- Ух, ну и погодка, да?! - открывается дверь, и в гостиную пытается протиснуться Виктор, таща за собой сразу два наших огромных чемодана. Пытается - потому что ручка зонта зажата у него между подбородком и плечом. Бедняга. - Ниночка, - немного раздраженно, - помоги!

Мама подрывется так резко, что меня едва не сносит порывом ветра.

"Ниночка" затаскивает в дом огромные чемоданы, пока Виктор аккуратно смахивает с плеч всё-таки угодившие (какая досада!) на свитер капли дождя.

Закончив проводить себя в порядок, мухомор снова широко улыбается. Очень широко... и очень фальшиво.

- Ну вот вы и дома, девочки, - широко разводит руками, презентуя свои владения. - Всё моё - теперь ваше.

Мама пихает меня локтем, и я выдавливаю свою самую противную улыбку, размышляя тем временем, что если этот молодящийся донжуан ещё раз назовёт нас "девочки", я за себя не отвечаю.

- Здравствуй, Ниночка. Здравствуй, родная, - Виктор обнимает маму непозволительно тесно, опустив руки за её спиной непозволительно низко. - Я скучал по тебе.

Меня тошнит! На самом деле тошнит. Неистово хочется исторгнуть всю эту мерзопакость прямо на ботинки Виктора. Дорогие, кстати, ботинки. Не экономит на себе, дедушка.

Конечно, я лукавлю, до дедушки ему далеко - выглядит он и правда неплохо, но я настолько его ненавижу, что мне кажется, что это самый отвратительный мужик на свете.

Объятия парочки длились неприлично долго, а когда мама потянулась к его губам, глаза мои округлились от шока.

Нет, я знаю, что такое французский поцелуй и даже в курсе, что такое секс, я взращена в век интернета и свободной любви, но когда это делает твоя мама, и не с твоим отцом, а каким-то уродом разбившим вашу славную семью...

- А можно я пойду уже в свою комнату? - вышло резче, чем хотелось. Ну, правда, тошнит.

- Конечно, дорогая. Идём, я тебе её покажу, - раскрасневшаяся мама отрывается от Виктора и кивает на лестницу, ведущую наверх.

Даже ведь не попыталась сделать вид, что она здесь тоже впервые...

Не могу я принять это. Пока - не могу.

Мы поднимаемся на второй этаж и бредём в самый конец коридора. Я не смотрю по сторонам, мне плевать на окружающую обстановку, картины и прочую хреноматрицу. Я просто хочу уединиться и не видеть сейчас свою мать.

- Вот, посмотри какая прелесть. Тут собственная ванная и чу́дный балкончик. Когда нет тумана, открывается восхитительный вид на горы. Хочешь, я покажу тебе...

- Спасибо, разберусь, - захлопываю перед её лицом дверь. Не слишком вежливо, знаю, но не могу пересилить себя и делать вид, что всё нормально.

Какое-то время просто стою подперев спиной дверь и смотрю на бушующую за окном стихию. В руках лямка вымокшего дорожного рюкзака, к щекам мерзко прилипли сосульки волос, и именно этот факт заставляет отмереть. Ненавижу мокрые волосы. Особенно намоченные дождём.

Я знаю, что мне поможет - горячая ванна. Она помогает в любой непонятной ситуации. Не представляю, где находятся мои гели и пенки, наверное, где-то на дне чемодана, а он сиротливо стоит внизу. И чёрт с ними. Чёрт со всем, что здесь творится. Если не можешь изменить ситуацию, измени к ней отношение.

Видишь, мама, а ты говорила, что все эти мои "онлайн тренинги по управлению гневом и прочая муть" выброшенные на ветер деньги.

Достаю из рюкзака каким-то чудом оказавшееся там полотенце и, скользнув равнодушным взглядом по валяющемуся в углу футбольному мячу (Витюша спортсмен?), захожу в "собственную" ванную, которая оказалась на редкость посторной. Что не могло не обрадовать. Хоть один лучик света в этом царстве мрака. В детстве папа называл меня лягушкой, потому что я могла часами плескаться в остывшей воде и мне никогда не надоедало.

Папа, как он там сейчас... От мысли, что он сидит там один в стенах опустевшей квартиры на Фонтанке становится тошно.

Надо позвонить ему вечером. Если решусь, конечно. Почему-то себя я тоже автоматически чувствую предательницей. Словно это я, а не мама, приняла решение перевернуть наши жизни вверх тормашками.

Пролежав, наверное, не меньше сорока минут в горячей воде, выбираюсь, наконец, из ванны и по ошибке снимаю с крючка вместо своего полотенца - большое банное с красной витеватой буквой "Э". Что означает эта "Э" меня совершенно не волнует, а вот валяющийся под раковиной одноразовый станок Джиллет интересует куда больше...

Неужели Витюша бреется в этой ванной? Боже, пусть это будет хотя бы лицо. Поддеваю пальцем ноги бритву и заталкиваю с глаз долой под корзину для белья.

Фу-у... Всё-таки плохо иметь богатую фантазию.

Отжав как следует волосы и обмотав вокруг груди полотенце, выхожу обратно в комнату и от нечего делать впервые как следует оглядываюсь по сторонам.

Если отбросить антипатию в принципе связанную со всем, что касается Виктора, то комнатка действительно ничего так. Не слишком большая, но уютная. Добротная кровать, тумбочка, шкаф-купе почти во всю стену. Напротив входной двери - дверь-слайд ведущая на балкон. Выходить в такой дождь на улицу совсем не хочется, поэтому я просто раздвигаю пальцами ламели жалюзи и выглядываю в окно, но не вижу ровным счётом ничего, кроме серой пелены ливня и размытого пятна, похожего на плетёное из ротанга кресла.