Конторщица-2 (СИ) - Фонд А.

— Да не беспокойтесь, Иван Тимофеевич, — рассмеялась я, — никакой критики я не боюсь. Наоборот, мне будет даже полезно услышать мнение коллег по перу.

Мы распрощались, и я вернулась обратно на кухню.

— Кто это приходил? — полюбопытствовала Римма Марковна, перемывая посуду.

— Да Иван Тимофеевич, хочет, чтобы я завтра забрала письма моих читательниц, — решила пока не посвящать старушку в эпопею с мылом я (раз Иван Тимофеевич развел такую таинственность).

— О! Тебе уже приходят письма читателей, Лида, — Римма Марковна развернулась ко мне и ее морщинистое лицо расплылось в мечтательной улыбке, — это же так замечательно… письма, почитатели… эх, а ведь я когда-то тоже писала письма… Александру Вертинскому…

На работе весь день прокрутилась как белка в колесе: у нас добавлялось еще одно подразделение, хоть и маленькое, но пришлось делать новую штатку. Я стучала по клавишам пишущей машинки с упорством дятла, торопилась сделать всю работу — нужно еще выкроить время и успеть набрать текст заметки в газету. Раз обещала — надо сделать. Но печатать левые тексты на работе все-таки стрёмно: вдруг кто увидит. Нужно запланировать покупку собственной печатной машинки, и то срочно.

За треском от машинки я не расслышала, как открылась дверь. На стол упала тень. Я подняла глаза и сильно удивилась — передо мной стоял Роман Мунтяну. За все время моего пребывания в том кабинете, который он делил с Егоровым, я от него услышала хорошо, если два-три слова. Он всегда был нелюдим и словно существовал в параллельной Вселенной. И тут вдруг сам лично пришел ко мне в кабинет. Интересненько.

— Лида, — сказал Мунтяну и выжидательно уставился на меня.

Я молчала. Решила дать человеку выговориться. Даже если это Мунтяну.

— Завтра, — продолжил Мунтяну, видя, что я ничего не спрашиваю, — мы собираемся. Приходи.

— Когда? Кто? Где? — чуть переиначила классику я, флегматично оттирая испачканные копиркой пальцы.

— Гаражи на Набережной. Знаешь?

Я согласно кивнула.

— Гараж с синей дверью, слева, второй ряд. В восемь, — очень тихо сказал он и, чуть помедлив, добавил. — Не забудь.

— А кто собирается? — меня уже распирало любопытство, непонятно, куда это он меня приглашает, кто там еще будет, и главное, какой формат встречи — тайное масонское общество? комсомольский субботник? разнузданная оргия (хотя до оргий в этом времени, кажись, еще не дошли)? Благопристойное чаепитие? Или простая дружеская пьянка в гараже?

— Мы, — лаконично ответил Мунтяну и сообщил. — Только ты никому.

Я кивнула.

— Поклянись, — потребовал Мунтяну, внимательно глядя мне в глаза.

— Клянусь, — честно поклялась я и даже зажмурилась от такой своей кристальной честности.

Успокоенный Мунтяну ушел, а я, терзаемая любопытством пополам с сомнениями, вернулась печатать дальше.

Вечером я забежала в типографию. Иван Тимофеевич встретил меня радушно:

— Проходите, проходите, Лидия Степановна, — он усадил меня в кресло для гостей, угостил чаем и протянул несколько отпечатанных листочков. — Вот образцы. Взгляните.

Я покрутила этикетки, рассматривая. Ну что тут скажешь, все скромненько-банально, великая эра рекламы и маркетинга наступит здесь явно еще не скоро.

— Можно обычно заворачивать, а можно делать коробочки, — пояснил Иван Тимофеевич. — Что скажете?

— Смотря для каких целей надо, — дипломатично ответила я, возвращая образцы. — Если для массовой продажи — то я вообще смысла не вижу, я уже попробовала продать коллегам, но они хотят дешево, максимум по три рубля. Сами понимаете, возиться с изготовлением такого мыла долго, плюс этикетки печатать. А теперь представьте, если мыло пойдет массово, то цена вообще до рубля упадет, если не ниже. Кроме того, массовое производство потребует много времени, а я и так мало того, что у вас подрабатываю, так еще в институт поступать готовлюсь. Да и опасно. Кто-нибудь обязательно заложит.

— Нет, нет, Лидия Степановна, — замахал руками сосед. — Мыло мне нужно для небольших сувенирных подарков, высоким гостям. У нас постоянно кто-то бывает в городе с визитом. И всех обязательно везут на экскурсию к нам. Дарить все эти ручки-блокноты-календари — мелковато, согласитесь. А вот такой подарок всем бы понравился. Иностранцев, в основном, возят тоже к нам.

— Тогда это совсем другое дело, — я подняла взгляд на Ивана Тимофеевича. — Но здесь надо смотреть: к примеру, для высоких гостей из сферы торговли нужна упаковка в стиле «дорого-богато», для интеллигенции — нечто изысканно-интеллектульное, для партийных и пропагандистов — в стиле «люблю родные березки и Кудашхскую ГЭС». А для иностранцев вообще по-другому надо…

— Да-да? — заинтересованно подался вперед Иван Тимофеевич.

— Этикетки нужны не под арабский стиль, а «а-ля рюс», и писать, что мыло с морошкой, икрой осетра или маслом кедровых орешков. И мыло, соответственно, такое же делать.

— Да что ж это за мыло, если оно рыбой вонять будет? — поморщился Иван Тимофеевич, — да и дороговато черную икру в мыло добавлять.

— Да там от рыбы только название — пожала я плечами, — психологический ход такой. Икру добавлять никуда не надо, в крайнем случае можно капнуть немного рыбьего жира в основу.

— Но это же обман, — скривился Иван Тимофеевич.

— В косметологии почти все — обман, — ответила я, — вот вы, к примеру, разницу между земляничным мылом и огуречным хоть раз чувствовали? Если исключить отдушку, то разницы вообще нет.

Иван Тимофеевич задумчиво кивнул.

— А на этикетке написать, что-то вроде «…мыло с экстрактом икры каспийского осетра — лучшее средство против преждевременного старения, мгновенно восстанавливает уставшую кожу и улучшает кровообращение... При регулярном использовании наблюдается накопительный омолаживающий эффект…».

— Здорово! — восхитился Иван Тимофеевич.

— Экспромт, — усмехнулась я, — но, если посидеть подумать, можно много всего написать.Про икру я для примера сказала, нужно брать исключительно наши растения, причем такие, что нигде больше не растут. Иностранцы ведь едут сюда за русской экзотикой, значит нужно им эту экзотику дать. Вы вот в кабинете чучело медведя с балалайкой разве не затем поставили?

Мы проговорили с Иваном Тимофеевичем еще долго, пока в кабинет не заглянула его секретарь и выразительно не постучала по своим наручным часикам.

— Лидия Степановна, у нас же сейчас небольшая рабочая планерка будет, — спохватился сосед, благодарно кивнув секретарю. — Заодно познакомлю вас с коллективом. А то вы уже месяц у нас заметки пишете, а никто вас не знает. Да и вам полезно будет познакомиться с коллегами.

Мы прошли по коридору и остановились перед вытертой дерматиновый дверью кабинета под N 14. Иван Тимофеевич пропустил меня вперед, и я оказалась в похожем на гигантские баррикады кабинете. Только вместо мешков с землей здесь громоздились монументальные кипы бумаг, размерами если не с Эверест, то с Эльбрус точно. Бумаги царили повсюду: на высоченных, до потолка, стеллажах, на столах, на полу, на подоконниках, и даже на колченогой стремянке. При этом затхлостью старой бумаги и пылью здесь совсем не воняло, наоборот, пахло приятно хвоей и чем-то искристо-мятным. Несколько молоденьких девушек ловко отыскивали в этом бардаке необходимые документы, проворно вытаскивали нужный листочек из низа общей кучи так, что ничего не падало, или же с техничностью муравьев складировали новые гигантские горы.

Ужас, я бы так с ума сошла. И как они здесь все находят?

Пока я рассматривала этот бумажный термитник, одна из девушек, повинуясь указаниям Ивана Тимофеевича, отдала мне аж полмешка писем. Я, конечно, ожидала, что писем будет много, но увидев сразу полмешка — сильно удивилась. И это еще мягко сказано.

— Женщинам нравится читать вашу колонку, — увидев мое лицо, довольно прокомментировал Иван Тимофеевич, потирая руки.