Мастер-снайпер - Стивен Хантер

— Никак нет, господин инженер-доктор, — соврал молодой капрал. — Я внимательно за ними следил. Но эти восточные евреи очень шустрые. Я просто не успел предотвратить…

Мужчина в гражданском со смехом оборвал его:

— Все, что я слышу от членов СС, так это одни оправдания. Заставь их все убрать и постарайся, чтобы они не разбили другой ящик, понятно?

— Слушаюсь, господин инженер-доктор. Извините за то, что не сумел…

— Ладно, ладно, — с презрением сказал мужчина в гражданском и отвернулся.

Когда он вышел, капрал кулаком ударил Шмуля по шее сразу над плечом. Удар свалил заключенного на пол, и парень с силой пнул упавшего под ребра. Шмуль понял, что попал в отчаянно опасную ситуацию. Ему уже доводилось видеть, как охранник концентрационного лагеря в 1944 году точно таким же ударом сшиб с ног пожилого раввина. Растерявшись, тот поднял руки, чтобы прикрыть себя от следующих ударов; подобная наглость привела туповатого молодого солдата в такую ярость, что тот выхватил пистолет и выстрелил раввину прямо в лоб. Тело с раздробленным черепом так и пролежало на площади три дня, пока его наконец не убрали щипцами.

— Ах ты, вонючая жидовская свинья! — закричал парень, снова пиная Шмуля. Он почти не владел собой. — Кусок еврейского дерьма!

Капрал буквально задыхался от гнева. Он наклонился, схватил Шмуля за горло и развернул его лицом вверх так, что их глаза оказались на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга.

— Тебя впереди еще ждет сюрприз, еврейское дерьмо. У der Meisterschuster, мастера-сапожника, найдется для тебя вкусный гостинец. — Его искаженное гневом лицо побагровело. — Вот так-то, еврейское дерьмо, получишь настоящий сюрприз.

Он говорил с резким прусским акцентом, отрывисто и быстро, поэтому Шмуль, говоривший на идише, в основу которого лег более мягкий и плавный баварский диалект, с трудом понимал его беглую речь.

Капрал отступил назад, его лицо обрело нормальный цвет.

— Ну ладно, встать! Встать! — закричал он.

Шмуль быстро поднялся. Его била дрожь.

— А теперь уберите всю эту грязь.

Шмуль и русский собрали упаковочный материал, завернули в газету и насухо вытерли пол. Они также убрали осколки стекла, а затем осторожно закончили погрузку тележки.

— Браво! Замечательно! Ну просто герои! — ехидно заметил капрал. — А теперь поскорее убирайте отсюда свои задницы, пока я снова не надавал вам пинков!

Шмуль давно уже ждал этой минуты. Готовился к ней с того момента, как увидел содержимое ящика. Он подумал о том, как бы проделать задуманное, и решил действовать быстро и решительно. Набрав в грудь воздуха, Шмуль нагнулся, подобрал газетный сверток и торопливо запихал его под шинель.

С прижатым к животу свертком он вышел на мороз, ожидая приказа вернуться; но его не последовало. Глядя прямо перед собой, он присоединился к рабочему наряду.

Лишь глубокой ночью Шмуль рискнул осмотреть свое сокровище. Наконец-то он был в безопасности: со всех сторон слышалось тяжелое ровное дыхание. Никогда не знаешь, кто продаст тебя за сигарету или кусочек сыра. В темноте Шмуль осторожно, стараясь не шуршать, развернул газету. Внутри лежал еще мокрый от жидкости упаковочный материал, который теперь был спутан в единый ком. Он напоминал конский волос из набивки матраца, жирный и свалявшийся. Шмуль поспешно оторвал клочок и начал теребить его между пальцами, пока не почувствовал отдельные волокна.

Не стоило и думать что-нибудь связать из него: для этого у Шмуля не было ни приспособлений, ни навыков. Поэтому он расправил материал и, быстро и тихо работая в темноте, начал отрывать от него маленькие комочки и забивать их за подкладку шинели. Почти до рассвета он запихивал эти клочки в шинель. Когда упаковочного материала больше не осталось, Шмуль осмотрел результат своих трудов. Подкладка вышла неровной и бугристой, шедевром эту работу не назовешь, но какое это имело значение? Он знал, что теперь ему будет значительно теплее.

Шмуль лег на спину и почувствовал, как его до мозга костей пронзило странное ощущение. Сначала он решил, что заболел и его тело просто охвачено лихорадкой. Но потом понял, что это такое: блаженство.

Впервые за многие годы он начал думать о том, что, возможно, ему все же удастся выжить. Но когда он уснул, в его ночных кошмарах появился новый демон — мастер-сапожник, который вбивал в его плоть сапожные гвозди.

Примерно через неделю после этого события Шмуль стоят в траншее и орудовал лопатой, когда услышал голоса. Подчиняясь глупому порыву, он выглянул наружу.

На краю рва стояли и разговаривали два офицера. Слепящее зимнее солнце мешало разглядеть их лица. Тот, что помоложе, показался Шмулю знакомым, старший — нет. Или тоже знаком? Все эти ночи Шмулю снился мастер-сапожник и его обещанный гостинец. Это и есть мастер? Да нет, было бы просто смешно, если бы им оказался этот вежливый парень, непринужденно стоящий с сигаретой и обсуждающий технические вопросы. На нем была такая же выцветaшая камуфляжная куртка, как и на всех остальных, зеленые мешковатые брюки, высокие сапоги и фетровая фуражка с черепом. Шмуль тут же вернулся к своей лопате, но, едва опустив лицо вниз, почувствовал на себе взгляд мужчины.

— Einer Jud?[2] — услышал Шмуль его вопрос. Тот, что помоложе, повторил вопрос сержанту.

— Так точно, — ответил сержант.

«Ну вот я и попался», — подумал Шмуль.

— Подними его, — приказал офицер.

Шмуль моментально был подхвачен сильными руками. Его выволокли из рва и поставили перед офицером. Шмуль стянул с головы шапку и уставился в землю, готовясь к худшему.

— Посмотри на меня, — приказал офицер.

Шмуль поднял взгляд. Его поразили бесцветные глаза на загорелом лице, которое под маской строгости оказалось намного моложе, чем он ожидал.

— Ты один из отобранных?

— Да, ваше превосходительство.

— С Востока?

— Из Варшавы, ваше превосходительство.

— По виду ты интеллигент. Адвокат или учитель?

— Писатель, многоуважаемый господин.

— Ну что ж, после войны у тебя найдется о чем писать, верно?

Второй немец рассмеялся.

— Да, господин. Д-да, господин.

— А сейчас ты выполняешь тяжелую работу, к которой не привык, да?

— Д-да, господин, — согласился Шмуль.

Он никак не мог прекратить заикаться. Сердце у него в груди бешено колотилось. Еще никогда он так близко не общался с большим немецким начальством.

— Здесь все должны работать. Таковы немецкие правила.

У него были тусклые глаза. Казалось, что он никогда не плакал.

— Да, многоуважаемый господин.

— Ладно, — сказал офицер. — Отправьте его обратно. Я просто хотел испытать новое ощущение — вытащить одного из них изо рва.

Отсмеявшись, сержант ответил:

— Слушаюсь, господин оберштурмбанфюрер, — и одним ударом столкнул Шмуля обратно в траншею. — Давай, еврей, за работу. Быстрее, быстрее.

Офицер вскоре ушел вместе со своим молодым приятелем. Шмуль украдкой кинул взгляд на удаляющегося офицера, спокойного, уверенного в себе. Мог ли этот простой военный быть мастером-сапожником? Его лицо ничем особенным не отличалось: немного удлиненное, глаза быстрые, но бесцветные, нос хрящеватый, губы тонкие. На первый взгляд в нем было мало что от солдата. Нет, заключил Шмуль, такой тип совершенно не подходит для войны.

И в то же время он так непринужденно отдавал команды, а остальные так рьяно исполняли их, что Шмуль стал думать о нем как о мастере-сапожнике.

Затем настал день, когда немцы не выгнали их на работу. Шмуль проснулся сам, когда было уже совсем светло. Мигая от яркого света, он почувствовал, как его охватывает страх. Заключенные настолько привыкли к установившейся рутине, что их пугало малейшее отклонение от нее. Остальные испытывали то же самое.

Наконец пришел сержант.

— Оставайтесь сегодня в бараке, ребята, считайте это выходным. Рейх награждает вас за верную службу. — Он улыбнулся собственной шутке. — Сегодня к нам прибывают важные люди.

После этого он удалился.

Во второй половине дня во двор въехали два тяжелых грузовика. Они остановились около бетонного здания, из машин выскочили крепкие ребята с автоматами и рассыпались вокруг входа. Шмуль мельком взглянул на них и отошел от окна. Он уже видел их раньше: это была фельджандармерия, которая расстреливает евреев во рвах.

— Глянь-ка, — с удивлением сказал поляк, — действительно большое начальство.

Шмуль снова посмотрел в окно и увидел, что рядом с грузовиками остановился большой черный седан с обвисшими флажками на капоте. Машина была вся заляпана грязью, но все равно казалась огромной и сверкала.

— Я знаю, кто это такой, — сказал один из заключенных. — Случайно слышал, как об этом говорили. Они все очень нервничали, прямо-таки дергались.