Час гончей (СИ) - Мэри Блум

— Не забывайтесь, пожалуйста, — сухо отчеканил княжич. — Вашего мнения я не спрашивал.

— Вы уж извините меня, Алексей Львович, — со снисходительной ухмылочкой продолжил незнакомец, — но я бы посоветовал вам не бросать тень на свою репутацию.

— А я бы посоветовал вам, — не менее любезно вмешался я, — не бросать тень на наши места и вернуться на свое.

— А вам, мессир Павловский, — надменно отозвался он, — раз уж мы начали раздавать советы, следовало бы знать свое место. Вот ваш отец, например, знал и не заявлялся туда, где его не ждут. И не заводил друзей там, где не просят.

От такого заявления я даже умилился. Начнем с того, что друзей у моего отца не было вообще, а свое место он прекрасно знал — гораздо лучше, чем этот напыщенный сухарь.

— Приглашения же в вашу Клику приходят раз в год? — уточнил я.

— И что?

— Так вот, каждый год на протяжении последних лет пятнадцати отцу приходило такое приглашение…

Я даже обнаружил в его столе целую пачку таких конвертов, небрежно смятых, задвинутых в самую глубь, в большинстве своем даже не распечатанных.

— И ни на одно из них он не посчитал нужным ответить. Как думаете почему? И все ваши клиенты в минуты, когда у них возникали реальные проблемы, прибегали к моему отцу, а не к вашей переоцененной Клике. Все еще не понимаете почему?

У Темноты есть своя элита, и она нередко не имеет ничего общего с элитой человеческой. Какой-нибудь деревенский колдун, живущий в глуши, может быть гораздо сильнее лощеного столичного колдунишки с отличной родословной. Загвоздка лишь в том, что такие пафосные клоуны не всегда сами знают свое место. Вечно им приходится его напоминать.

— Вы забываете, мессир Павловский, — сухарь окинул меня едким взглядом, — вы не ваш отец.

А затем наклонился к моему уху и тише добавил:

— Не умничай. Мальчик…

Я даже невольно усмехнулся.

— Так и ты не мой отец, и ничего не помешает мне сбросить тебя с этой крыши. Клоун…

Он резко дернулся, чернота заиграла на кончиках худых пальцев. Что, прямо здесь у всех на виду? Ладно, хочешь позориться публично — вперед. На миг я словно напоролся на невидимый барьер, который охранял душу внутри этого сухонького тельца — а потом одним мощным ударом Темноты вынес его напрочь, как срывают ветхую дверь с петель, и привычно потянул силы. Чернота на пальцах, которую этот Кликун так и не успел применить, развеялась в воздухе, как облачко дыма. В общем, гонора тут оказалось намного больше, чем умений и опыта — на кое-какой барьер он был способен, но именно что на кое-какой.

Глазки, недавно излучавшие высокомерие, сейчас предобморочно закатились. Длинные тощие ноги подкосились, сухая рожа побледнела, а крючковатый подбородок перестал задираться и опустился вниз. Чувствуя, что до финала осталось трудов секунд на десять, я передал качающуюся на ветру тушку в руки застывшего рядом официанта.

— Верните это тело на место, а то оно устало.

Официант торопливо усадил уважаемого колдуна на стул в парочке рядов от нас, и, как паралитик, тот застыл на месте. Лишь глазные яблоки вращались туда-сюда, пока их хозяин усиленно делал вид, что все так и было задумано. Если у них вся Клика такая, то я вполне понимаю, почему отец не пользовался их приглашениями и заработал почетный статус главного столичного отморозка так быстро. Может, в своих фантазиях эти господа и стоят наверху лестницы, вот только сама лестница на дне.

«В общем, — подытожил рядом Глеб, заталкивая смартфон в карман, — я отписался отцу, что мы ведем себя как обычно хорошо.»

Официант расторопно вернулся с новым бокалом для Вяземского — абсолютно, кристально чистым, аж сияющим в первых закатных лучах — без единого темного пятнышка, видимого или невидимого. Глеб уже смел половину закусок, а торжественное открытие фонтана все не начиналось. Зато группка респектабельного вида мужчин с одинаковым перстнями с золотыми гербами империи, означавшими прямую принадлежность их владельцев ко двору, о чем-то активно шепталась в сторонке и многозначительно косилась на меня. А затем от этой дружной кучки отделился один — самый молодой, которого, видимо, не жалко — и направился ко мне. И кому еще сегодня хочется неподвижно отдохнуть на крыше? Или может, как бокал, угодно разбиться об пол?

— Мессир Павловский, добро пожаловать на мероприятие, — сухо, но приветливо возвестил посланец, остановившись рядом. — Мы надеемся, что вам не нужно объяснять правила вашего поведения здесь. Нам не нужны проблемы, — добавил он, выразительно, но при этом с полным безразличием указывая глазами на застывшее тело в паре рядов отсюда.

— Если ничего не нарушит интересы моей компании, — столь же любезно отозвался я, указывая на двух своих полудурков, — то никаких проблем не будет.

— Интересы вашей компании ничего не потревожит, — заверил меня подошедший. — Всего доброго, господа. Хорошего вечера, — и вернулся обратно к группке мужчин, выдохнувших с заметным облегчением.

Похоже, Павловский — это уже не просто фамилия, а бренд, обещающий всем желающим кучу проблем.

Наконец с площади донеслась музыка, и торжественная церемония началась. Камеры приглашенных журналистов навелись на Ее Величество, и императрица обратилась к толпящемуся по ту сторону ограждений народу с речью. Особо не вслушиваясь, Алекс уставился на стайку ее дочерей внизу. Глеб вперил взор туда же, мысленно делая ставки, какая из них продырявлена. Принцесс вообще было пять: Елизавета, чей фонтан сегодня открывался, Екатерина, Елена, Евгения — и какие оригиналы родители — Есения. Тут присутствовали только три старшие, что значительно сужало выбор. Хотя мне, если честно, принцессы были не слишком интересны — все они не только на одну букву, но и на одно лицо — в общем-то миленькое, но не самое красивое. Максимум пятерка из десяти, а это не мой уровень. Так что, отвлекшись от них, я оглядел толпу, набившуюся внизу у ограждений, занявшую и тротуары, и перегороженную дорогу. Обычные жители столицы, пришедшие посмотреть на власть вблизи, с нашей высоты казались крохотными толкающимися фигурками.

Взгляд пробежался по толпе, легко выцепляя среди зевак то гвардейцев, то Императорских колдунов в белоснежных кителях с широкой золотой окантовкой. Отец всегда сравнивал последних с неоперившимися цыплятами — он так и называл их цыплятами. И сейчас их внизу было столько, будто сюда завезли целую птицеферму.

— А зачем их так много? — Глеб озвучил назревший вопрос. — Разве гвардейцев не хватило бы?

— Да там что-то творится в трущобах, — Алекс на миг оторвался от созерцания принцесс. — Вот на всякий случай и навезли их сюда.

Ну трущобы — это местечко, где постоянно что-то творится. Уже не одно столетие из года в год там