Запах «Шипра» - Михаил Михеев

На крючке висели китель и форменная фуражка с серебряными крылышками — значит, мой новый сосед имел отношение к «небесным» делам.

Нижнее, четвертое, место в купе занял молчаливый старичок.

Летчика звали Леша — я разговорилась с ним уже в коридоре вагона. После завтрака он снабдил меня занятной книгой про физиков, «которые шутят», а сам отправился в соседнее купе играть в преферанс. Я пожелала ему проиграться, он ответил, что и так каждый раз проигрывает, но что-то эта примета до сих пор никак не сбывается.

Прошёл обычный день пассажира дальнего следования. Неторопливые разговоры, чтение — у кого что есть, очередь к умывальнику, проводница с пылесосом, ворчащая на пассажиров, стаканы с чаем, буфетчица с коробкой беляшей… я всегда любила эти покупные беляши, которые ешь тут же, на улице, где-нибудь за углом, прихватив обрывком бумажной салфетки, обжигая пальцы горячим соком.

Вечером наш поезд подошел к большой станции, и проводница объявила стоянку на десять минут. Появилась возможность выбраться из вагона, размяться немного, заглянуть в книжный киоск. Люди валом валили в пригородную электричку, я едва пробилась на вокзал. Киоск «Союзпечати» находился в углу зала, поблизости от входа в привокзальный ресторан.

Пока я рассматривала книги на прилавке, двери ресторана широко распахнулись, в зал вкатился кто-то пьяненький, следом из дверей донеслась песня, которую выводил хриплый баритон: «Не слышны в саду даже шорохи…»

— Весело у нас, — вздохнула продавщица. — Третье число — день получки. Тут скоро такие шорохи пойдут…

Из ресторана донесся звон стекла, песня оборвалась. В дверях появилась официантка, в обычном крохотном, фартучке, с кружевной наколкой на голове.

— Валеру нашего не видели? — спросила она,

— Это милиционера, что ли?

— Его, конечно.

— Недавно здесь был.

— Вот, когда надо, его никогда на месте нет...

— А у вас когда не надо? Возле вас хоть целый день сиди. Поменьше бы поили мужиков. Все план выполняете.

Официантка неторопливо вернулась в ресторан. Шум продолжался. Что-то задребезжало, затем женский голос закричал испуганно: «Гена, Гена, зачем?!» Крик оборвался хлестким звуком пощечины.

— Господи! — сказала продавщица, — Да что у них опять там?

По многим причинам мне не следовало ввязываться в это пьяное ресторанное дело. Но я все-таки оставалась лейтенантом милиции, а за дверями ударили женщину.

Стол, за которым вспыхнул скандал, находился у самой двери. Я быстро сделала несколько шагов и успела перехватить поднятую руку. В руке была зажата бутылка из-под сухого вина, тяжелая и длинная, похожая на дубинку. Может быть, мужчина и не собирался ею ударить, а замахнулся, чтобы припугнуть, — рассуждать было некогда, мне приходилось видеть убитых одним ударом такой бутылки.

Мужчина держал ее за горлышко, поэтому мне удалось вырвать бутылку.

За столом находилось пять или шесть человек, в том числе две женщины. Одна вцепилась в рукав мужчины; вторая навалилась на стол, закрыв лицо руками, — видимо, пощечина досталась ей.

Мое вмешательство было неожиданным, все сразу замолчали.

Тот, у кого я вырвала бутылку, тоже притих.

Его глаза все еще были затянуты мутью пьяной ярости, а на столике под руками стояло много всякого стекла, и я следила за ним внимательно. Он ожидал увидеть кого угодно, только не меня — почти девчонку. На его лице читалось удивление и растерянность.

Запал у него уже прошел. Я поставила бутылку на стол.

— Дурень! — сказала я. — Ею же убить можно.

Все дальнейшее могло обойтись и без моего участия. Меня выручил милиционер.

Он был молодой и деловитый, и ресторанные скандалы были ему не в диковинку. Официантка заспешила ему навстречу. Я прошмыгнула к дверям.

На перроне стоял встревоженный Леша.

— Где же вы были? Ищу, ищу! — закричал он. — Поезд отходит.

Он схватил меня за руку, и мы помчались по перрону. Проводница уже собиралась захлопнуть дверь. В вагон мы вскочили на ходу.

— Чего вас понесло в ресторан? — спросил Леша.

— Выпить захотелось, — ответила я.

3

К перрону новосибирского вокзала наш поезд подошел утром.

Леша нёс мой чемодан, сумку я упрямо потащила сама. В просторном зале для ожидающих он смущённо потоптался возле меня, потом крепко, по-мужски, тряхнул мне руку и ушел.

Подполковник Свиридов предупредил, что меня никто встречать не будет. Я засунула свои вещи в свободный шкафчик автомата для хранения багажа и вышла на привокзальную площадь.

Она была большой, под стать залу. Здесь стояло целое стадо автобусов, проскакивали такси, ползли, пощелкивая, троллейбусы. На обочине женщины продавали гладиолусы, смородину и подсолнухи.

Огромные часы на зеленом фасаде вокзала показывали местное время, и я перевела стрелки своих ручных часов…

Я прошла по площади и затерялась в толпе. Люди проходили мимо меня, пропускали вперед, отталкивали, торопясь к автобусу, — незнакомые люди незнакомого города. А меня пока связывал с этим городом только номер телефона, который я получила от подполковника Свиридова в день отъезда.

Я вышла к уличному автомату. Мне сразу ответил тот, кто был нужен, — полковник Приходько. Я назвала город, откуда приехала. Полковник помолчал несколько секунд, затем попросил меня перезвонить по новому телефону и сказал номер.

У меня не нашлось двух копеек, пришлось опустить в автомат гривенник. Ответил уже не полковник, а кто-то другой — мягкий, симпатичный, неофициальный голос.

— Где вы находитесь сейчас?… Вещей с вами много?… Тогда садитесь на троллейбус, сойдете на остановке «Кинотеатр имени Маяковского». Идите дальше по ходу троллейбуса, увидите пятиэтажный розовый дом: вверху — башенные часы, внизу — «Гастроном». Это так называемый «дом под часами». Войдите в угловой подъезд. Поднимитесь на третий этаж…

Я так и сделала.

Дверь мне открыли сразу, как только я нажала кнопку звонка. Мужчина в сером мятом пиджаке пригласил меня войти, выглянул в коридор и сразу закрыл за мной дверь.

Он и оказался обладателем симпатичного голоса, который я услыхала по телефону. И лицо у него было доброе.

— Борис Борисович, — назвался он. — А вы — Евгения Сергеевна, это я уже знаю.

Я прошла в комнату. Навстречу поднялся невысокий полный полковник. Я представилась. Он внимательно посмотрел на меня и предложил сесть.

Мой будущий начальник полковник Приходько показался мне суровым, официальным, и поначалу я чувствовала себя стесненно и тревожно. Так много в моей будущей судьбе зависело от него…

— Вы есть хотите? — спросил он.

Я ответила, что не хочу.

— Тогда будем чай пить.

Борис Борисович как будто этого и ждал, сразу же принес из кухни подносик, на котором стояли стаканы с чаем, вазочка с пирожными и конфетами. Я послушно съела пирожное, хотя терпеть их не могла, выпила стакан чаю, отказалась от второго. Полковнику Борис Борисович принес второй стакан, сам он в нашем чаепитии участия не принимал, молча сидел на диванчике. Молчал и полковник.

Чем дольше длилось это молчание, тем менее оно мне нравилось…

— Товарищ полковник, — сказала я, — разрешите обратиться.

Полковник Приходько отодвинул в сторону стакан, положил руки на стол, переплел пальцы. Потом взглянул на меня и кивнул:

— Обращайтесь.

— Судя по всему, — начала я, — дело, которое вы собираетесь… или, по крайней мере, собирались мне поручить, — серьезное. И первоначальное знакомство со мной, мой вид… вызвали у вас сомнения.

Полковник Приходько согласно кивнул.

— По личным обстоятельствам, очень важным для меня обстоятельствам, я хотела бы остаться у вас. Работать в вашем отделении. Я не хочу возвращаться туда… домой. Конечно, я еще неопытный инспектор; я не знаю, какую работу придется мне выполнять, только прошу вас поверить, что постараюсь…

И тут мне вдруг стало стыдно за свою взволнованность, за несолидные, несерьезные, какие-то девчоночьи обещания, я смутилась.

Полковник Приходько улыбнулся, а мне стало совсем не по себе.

— Вы напрасно волнуетесь, Евгения Сергеевна. Вы все очень хорошо сказали, не нужно стесняться своих слов. Мое сомнение — это не недоверие к вам. Я уже познакомился с вашими документами. Вы учились в Торговом институте, окончили школу милиции, вас здесь, в городе, никто не знает, а это тоже важно. Словом, лучшей кандидатуры нам не найти. Но одно дело — знакомиться с человеком по документам, и совсем другое — увидеть этого человека перед собой. И вот я увидел вас и понял, чего мы здесь не учли. Вашу внешность.

Здесь я растерялась уже окончательно.

— Да, вашу внешность, — продолжал полковник Приходько. — Вы — молодая симпатичная женщина. Порядочная женщина. И эту вашу порядочность можно разглядеть за километр. И вам будет трудно. Значительно труднее, нежели мы все здесь думали, когда отрабатывали наш план.