Все продается - Майкл Ридпат

– Если бы здесь был Хамилтон, уверен, он бы принял предложение, – настаивал я.

– Что ж, спроси у него. Он сейчас, должно быть, уже вернулся в отель.

Дебби была права. Днем Хамилтон вел переговоры с руководством токийских компаний, деньгами которых управляет наша фирма. Переговоры должны были уже закончиться. Я повернулся к Карен.

– Свяжись с Хамилтоном. Думаю, он в «Империале». Поторопись.

У меня оставалось две-три минуты. Карен хватило одной, чтобы отыскать Хамилтона в отеле.

– Привет, Хамилтон. Прошу прощения за то, что беспокою вас вечером, – начал я.

– Никакого беспокойства. Я всего лишь читал всякую ерунду. Не знаю зачем. Так называемое «изучение рынка» – это просто бред. Что у вас?

Я в общих чертах рассказал о предложении Кэша, повторил нелестные комментарии Дейвида, Клер и других, упомянул и о том, что сообщил Кэш о японцах.

Последовала небольшая пауза, потом я снова услышал мягкий, спокойный голос с чуть заметным шотландским акцентом. Этот голос, как доброе солодовое виски, действовал на меня умиротворяюще.

– Очень интересно. Пол, малыш, возможно, нам следует что-то предпринять. Сегодня утром я вел переговоры в двух страховых компаниях. В обеих мне сказали, что их очень беспокоит состояние американского фондового рынка и поэтому они активно продают акции. Они готовы вложить в облигации несколько сотен миллионов долларов, но до последнего времени ждали крупного нового выпуска, чтобы сразу купить большой пакет. Вы знаете этих японцев: если двум японцам придет в голову какая-то разумная мысль, то скорее всего ее подхватят еще по меньшей мере десять.

– Значит, Кэш, возможно, говорит правду?

– Как ни удивительно, но это не исключено.

– Так мне купить на десять миллионов?

– Нет.

– Нет? – не понял я. Из того, что говорил Хамилтон, следовало, что сделка могла оказаться выгодной.

– Покупайте на сто.

– На сто миллионов? Вы уверены? Не многовато ли для сделки, которая не нравится решительно никому? В сущности, я думаю, что это многовато для любой сделки. Уверен, у нас даже не найдется столько свободных денег.

– Что ж, тогда продайте какие-нибудь другие ценные бумаги. Послушайте, Пол, случай сделать хорошие деньги выпадает не часто. Это один из таких случаев. Покупайте на сто.

– Хорошо. Вы будете в отеле весь вечер?

– Да, но у меня есть кое-какие дела, поэтому звоните мне только в случае крайней необходимости.

И Хамилтон повесил трубку.

Покупать облигации на сто миллионов долларов – это большой риск. Огромный риск. Если мы ошибемся, то не компенсируем потери и за год. С другой стороны, если японцы купили на триста миллионов долларов, а мы купим на сто миллионов, то на всех других останется только сто миллионов. Про Хамилтона говорили, что время от времени он крупно рискует, но рискует расчетливо – и всегда выигрывает.

Замигала лампочка. Это был Кэш.

– Мы запускаем. Что ты надумал, приятель? Берешь на десять? Думаю, здесь нам повезет. Давай немного заработаем!

У меня пересохло в горле, когда я медленно, слово за словом, сказал:

– Я беру на сто.

Эта цифра заставила замолчать даже Кэша. Я едва услышал, как он прошептал «Ого!» и попросил подождать пять секунд.

– Мы не можем продать на сто по девяносто девять. Можем уступить на пятьдесят по девяносто девять, но на вторые пятьдесят – только по девяносто девять и две.

Будь я проклят, если попадусь на такой дешевый трюк.

– Послушай, и мне и тебе хорошо известно, как относится рынок к этим облигациям. Мне они почему-то приглянулись, но только по курсу девяносто девять. Сто по девяносто девять или вообще ничего.

– Пол, ты не понимаешь, как делаются такие дела. Если ты покупаешь столько облигаций, ты должен быть готов заплатить за них больше.

Меня раздражал вкрадчиво-поучительный тон Кэша.

– Сто по девяносто девять или не получишь ничего.

Последовала пауза, потом:

– Ладно, решено. Продаем тебе новые шведские на сто миллионов по курсу девяносто девять.

Когда я опускал телефонную трубку, моя рука дрожала. Только что я совершил крупнейшую сделку в своей жизни. Вопреки единодушному мнению всего рынка я бросил в игру сто миллионов долларов. Не удивительно, что я разнервничался. Невольно в моей голове поплыли мысли об ужасных последствиях. А если мы просчитались? А если в ближайшие несколько минут мы потеряем сотни тысяч долларов? Как мы это объясним мистеру де Джонгу? Как мы все это объясним тем компаниям, которые доверили нам свои деньги?

Так нельзя. Мне нужно выбросить из головы всякие «а что, если». Мой мозг должен быть надежнее любого суперкомпьютера, а не блуждать в джунглях эмоций по поводу возможных кошмарных последствий. Мне нужно расслабиться. Я сжал телефонную трубку и заметил, что костяшки пальцев побелели. Пришлось заставить себя ослабить хватку.

На пульте мигали одновременно все лампочки. Я выбрал наугад одну из линий. Это была Клер.

– Что я тебе говорила? Одно вранье. Вы купили?

– Да, честно говоря, уже немного купили.

– Ох нет, – голос Клер преисполнился сочувствием, – с этим Кэшем нужно быть очень осторожным. Впрочем, если ты хочешь еще, знай, куда обращаться. Мы их предлагаем по девяносто восемь и девять.

– Спасибо, больше не надо. Пока.

Итак, БЛЖ уже предлагает шведские облигации по курсу ниже начального. Но Клер и раньше говорила, что они намерены продавать краткосрочные облигации в надежде с выгодой выкупить их позже. Не удивительно, что они предлагали низкую цену.

– Привет, Пол, это Дейвид. Вы купили эти новые шведские?

– Немного.

– Так вот, эти бумаги катастрофически падают в цене. Мы покупаем по девяносто восемь и семьдесят пять и предлагаем по девяносто восемь и восемьдесят. Никому из наших клиентов это не нравится.

О, Боже! Все пошло совсем не так, как я предполагал. Цена падала слишком быстро. При предлагаемой цене девяносто восемь и семьдесят пять я терял двести пятьдесят тысяч долларов. Что делать? Смириться с такой потерей? Я вспомнил старый афоризм:

«Сократи свои убытки и вырастут доходы». Потом я вспомнил другую максиму: «Выбрав точку зрения, не меняй ее». Афоризмы и максимы не помогут. Думай, Пол, думай.

Замигала еще одна лампочка. Опять Клер.

– Боюсь, дела складываются совсем плохо. Мы уже предлагаем только девяносто восемь и пятьдесят. Облигации продают повсюду, и их цена может только понижаться. Ты намерен что-нибудь предпринять?

Девяносто восемь с половиной! Теперь я терял уже полмиллиона долларов. Мой внутренний голос кричал: «Продавай!» К счастью, мне. удалось взять себя в руки. Я ответил охрипшим, но спокойным голосом:

– Нет, сейчас ничего, благодарю.

Я позвонил в «Блумфилд Вайс». Трубку взял .Кэш.

– Что там с этими шведскими облигациями? Я был уверен, что ты уже разместил почти весь выпуск? – спросил я, прилагая отчаянные усилия, чтобы не сорваться на крик.

– Пол, успокойся. На триста миллионов мы продали в Японию. На сто миллионов – тебе, еще на пятьдесят – американцам. И только что купили от других дилеров [4] примерно на пятьдесят миллионов. Итого пятьсот миллионов. Больше облигаций просто нет.

Я мог бы наорать на Кэша. Мог бы обругать его по телефону последними словами. Ничего этого я не сделал. Я просто пробормотал:

– Пока.

У меня было такое ощущение, словно меня обманули, предали. Больше того, я чувствовал себя полным дураком. На рынке ценных бумаг ошибиться может каждый, но только законченный идиот способен доверить сто миллионов долларов Кэшу Каллахану. Он даже не признался во лжи, когда катастрофическое падение курса облигаций уже все сказало. Я попытался дозвониться в Токио Хамилтону, но не смог его найти и поручил поиски Карен, а сам стал думать, как можно выйти из этого кошмара с наименьшими потерями.

Все это время мое внимание было полностью поглощено миром, находившимся на другом конце телефонной линии. Только теперь я осмотрелся и увидел, что с меня не сводит глаз Дебби. Она следила за каждым моим словом и жестом. На ее лице не было обычной улыбки, оно приняло озабоченное выражение.

– Кажется, ты что-то говорила про то, чтобы выброситься из окна? – возможно более ровным тоном спросил я.

Дебби с трудом заставила себя улыбнуться, но тут же на ее лице появилось прежнее выражение озабоченности.

– Есть какие-нибудь свежие идеи? – спросил я.

Дебби, нахмурившись, на минуту задумалась. Не стоило ее спрашивать. Магического решения проблемы вообще не существовало, и мне не следовало перекладывать на плечи Дебби тяжесть ответственности за свою ошибку. Но пока она раздумывала, я с удивлением заметил, что вопреки здравому смыслу во мне теплится надежда на какое-то простое решение, которое я упустил из виду, а Дебби его найдет.

– Ты можешь продать, – сказала наконец Дебби.

Я мог продать. И потерять полмиллиона долларов. Мог ничего не предпринимать, рискуя потерять еще больше.