Тайна «Красной Москвы» - Ольга Тарасевич

Жить в России оказалось делом непростым. Снежные сугробы на протяжении долгого времени навевали грусть, от кваса и капусты, подаваемых тут и в захудалом трактире, и в богатом доме, болел желудок. Анри раздражало, что местные обитатели быстро перекроили его имя на свой манер и стали называть «Генрихом Афанасьевичем». Он каждый день менял белье и сорочки, и все равно не мог отделаться от запахов грязи, источаемых всем, в том числе и собственным телом.

«И все-таки я не жалею о переезде, — думал Анри, смешивая цветочные масла, которые потом будут добавляться в чаны, где варится дамское мыло. — Тут так интересно, несмотря на все эти русские особенности! Недавно я ходил в баня — что за праздник для носа! Залитые горячей водой березовые веники пахнут изумительно! Простые люди в этой стране моются не мылом, а щелоком, который приготовляют из печной золы. Даже поговорка есть: «Мыло черно, да моет бело». И я понимаю: через любовь к баня все здесь найдет спрос: и мыло, и духи…»

Закончив с работой, Анри вымыл руки, снял пропахший маслами и эссенциями фартук и заторопился в гости к бельгийцу Томасу Раве, державшему магазинчик хирургических инструментов. Тот ничего не смыслил в парфюмерии, подаренным одеколоном не пользовался и не душил ни платков, ни перчаток. Зато с ним можно было вволю поболтать по-французски. И еще у него имелась очаровательная дочь Шарлотта, чьи карие глаза и каштановые локоны лишили Анри покоя.

По дороге к Раве Брокар зашел в цветочную лавку, быстро осмотрел выставленные на прилавке букеты и указал на скромную корзинку с фиалками:

— Я возьму вот это!

Приказчик льстиво улыбнулся:

— У вас прекрасный вкус, ваша дама будет довольна.

Стараясь не расхохотаться, Анри кивнул:

— Благодарю.

Если бы только приказчик знал, для кого на самом деле предназначены эти цветы!

Конечно, получит их Шарлотта. Поставит корзинку на столик подле рояля, всенепременно — она любит, когда букет стоит именно там. А потом к роялю подойдет тенор — тот самый, который вздыхает, поглядывая на Шарлотту, и она, кажется, тоже ловит его взгляд. В общем, соперник пройдет мимо столика к музыкальному инструменту — и от его дивного голоса, божественно исполняющего итальянские арии, не останется ровным счетом ничего. Он ни одной ноты не сумеет взять и разволнуется, не будет понимать, в чем дело. Аромат фиалок — главный враг голосовых связок. Может, это не очень хорошо — использовать знания о запахах в борьбе за любимую девушку. Но Шарлотта так увлеклась этим тенором, что сердце сжимается от отчаяния…

— Месье Брокар, приветствую вас! — радушно воскликнул Раве, просиявший при виде Анри. — Прошу вас, проходите.

Гостиная была полна людей. Тот самый тенор, соперник, естественно, любезничал с Шарлоттой. Глядя на его светлые волосы, чистые голубые глаза и невероятно свежий румянец, Анри впал в отчаяние.

Можно понять Шарлотту, тенор — настоящий красавец!

А что Анри? Довольно высок, строен, темноглаз, с роскошными черными усами. «Приятный мужчина, — шушукаются про него служанки. — И одевается со вкусом. Жаль только, до девушек не охоч, все возится со своими колбами и пузырьками».

Да, у Анри привлекательная внешность.

Но тенор, тенор — у него совсем другая красота, дерзкая, броская, роковая. Ангельский лик с могучим телом богатыря из русских сказок!.. От этого мужчины надо всенепременно оградить Шарлотту — иначе она влюбится в него до беспамятства!

Анри поцеловал Шарлотте руку, вручил цветы и отошел в дальний угол гостиной, ожидая рокового конфуза тенора.

Тонкий аромат фиалок уверенно расплывался по комнате, мешаясь со сливочным запахом помады для волос, вишневым следом трубочного табака и дерзким мускусом.

И вот ничего не подозревающий певец садится за рояль, бегут по клавишам его белые тонкие пальцы.

Не для меня придет весна,Не для меня Буг разольется,И сердце радостно забьетсяВ восторге чувств не для меня…[1]

Грудь Шарлотты, стиснутая корсетом, взволнованно вздымается, малиновые губки приоткрыты.

Но следующие строки певец уже шипит, потом закашливается. Наконец, пробормотав извинения, спешно покидает гостиную.

Гримаска разочарования на любимом лице — как она отрадна!..

Этого тенора в гостиной у Раве Анри Брокар больше никогда не видел. Зато с ним Шарлотта стала еще любезнее, охотно гуляла по саду, показывала свои альбомы с переписанными стихами и акварельными набросками.

От любовного томления Анри решил избавиться самым радикальным способом — попросить у Раве руки его дочери.

— Месье Брокар, мы с вами деловые люди. Сколько составляет ваше жалованье? — поинтересовался бельгиец после того, как с неимоверным волнением Анри озвучил свое предложение. — Вы же знаете, я к вам питаю глубочайшее уважение. Но как отец я должен быть уверен, что дочь моя попадет в приличный дом, где имеется все необходимое для ее покойной и счастливой жизни.

— У месье Гика я получаю сто сорок рублей, — пробормотал Анри, краснея.

Строго говоря, жалованье составляло сто двадцать рублей. А как это вдруг получилась к нему небольшая прибавка — Брокар и сам не понял, вот вырвалось, и все тут.

— Моему сокровищу нужна более достойная оправа, — отрезал Раве, но тут же приветливо улыбнулся. — Однако я не отказываю вам. Я готов подождать, пока вы заработаете достаточно средств, чтобы содержать семью. И у меня нет ни малейших сомнений в том, что у вас получится осуществить задуманное!

Эта искренняя поддержка Раве помогла Анри Брокару.

Он несколько недель ломал голову над тем, как бы ему заработать. И потом действительно придумал-таки очень хороший способ.

Работая с месье Гиком, он постоянно сталкивался с тем, что некоторые цветочные эссенции и масла не обладали достаточной стойкостью. Однако добавление в их состав определенных веществ натурального или искусственного происхождения позволяло цветочным нотам звучать ярче, и жизнь запаха на коже продлевалась до двенадцати, а порой и двадцати четырех часов. Естественно, на платках и перчатках запах ощущался до нескольких суток.

Анри съездил в Грасс и продал свои разработки парфюмерной фабрике за 25 тысяч франков. Этой суммы, по его подсчетам, должно было хватить на то, чтобы открыть собственное дело. И уж тогда Раве позволит жениться на несравненной Шарлотте!

Когда согласие отца на брак было получено и вовсю шла подготовка к свадьбе, Шарлотта открылась Анри с новой удивительной стороны. Намного больше подвенечного платья ее заботило то, как обстоят дела на мыловаренном предприятии будущего мужа.

Анри только успел снять помещение (конюшню Фаворских, отданную за небольшую плату при условии проведения там ремонта) и нанять двух рабочих, как Шарлотта изъявила желание лично все посмотреть.

— Водки пить вам непозволительно, — объясняла она нанятым работникам Герасиму и Алексею. — Пьяный человек — плохой работник.

Мужики недовольно загудели:

— Что, прямо ни полштофа?

— А после бани, барыня?

— И после бани — особенно! — Девушка нахмурила тонкие бровки, карие глаза смотрели строго.

Анри обнял будущую супругу за плечи.

— Я бы такую серьезную и красивую не ослушался!

Она вздохнула:

— О, Анри! Тебе придется выгнать не одного рабочего, чтобы они не пили! Ты не знаешь России!

В его сердце вдруг стало на удивление легко и спокойно. Всей своей душой Брокар понял, что нашел в Шарлотте не только красивую примерную жену, но и верного помощника в делах.

Сегодня мне тридцать пять лет.

Господи, Господи, мне целых полдня уже тридцать пять лет! А я все никак не могу поверить, что имею отношение к этой солидной цифре.

Утром рефлексировать по поводу собственного возраста было некогда.

Вывести собаку, хитрющего голден-ретривера Снапа, обладающего вальяжностью английского лорда.

Разбудить дочурку, втолкнуть в Дарину овсянку, собрать чудушко мое чудное в детский садик. Потом долго торчать с малышкой в пробке, пытаясь выехать на шоссе из нашего коттеджного поселка.

И постоянно в режиме нон-стоп — телефон, скайп, мейлы.