Короткая счастливая жизнь коричневого тапка (Сборник) - Филип Дик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насколько я помню, Фила, как и Джеймса Блиша, зачаровывала проблема зла в сопоставлении с прекрасным утраченным прошлым. Я уверен, Фил позволил бы мне процитировать последнее письмо, Которое я от него получил (датировано 10 апреля 1981 года):
«С промежутком в пятнадцать минут мне предложили для ознакомления две вещи: во-первых, книгу «Ветер в ивах», которую я раньше не читал… Едва я успел ее пролистать, некто показал мне фотографию на развороте свежего номера журнала «Тайм», о попытке убить президента. Вот раненые, вот сотрудник секретной службы с автоматом «узи» наперевес, вот все бросаются на убийцу… Мой мозг пытался соотнести «Ветер в ивах» с этой фотографией — и не мог. И никогда не сможет. Я принес книгу Грэма домой и сел читать, пока шли попытки запустить «Колумбию» — как ты знаешь, безуспешные. Сегодня, проснувшись, я вообще был не в состоянии думать. Не было даже тех причудливых мыслей, какие приходят при пробуждении. Просто пустота, словно компьютеры у меня в мозгу утратили связь друг с другом, как на мысе Канаверал. Трудно поверить, что сцена покушения на президента и «Ветер в ивах» существуют в одной и той же вселенной. Наверняка одна из них нереальна. Мистер Жаб, плывущий в лодочке вниз по реке, и человек с автоматом… Бесполезно, одно с другим не стыкуется. А что делать — приходится как-то жить».
Получив это письмо, я подумал, что в этом нравственном недоумении, словно в капсуле, заключена основная тема книг Фила. Он так и не нашел решения. Фил был человеком изощренно мыслящим и не доверял готовым ответам. В разных местах и в разное время он говорил много разных вещей, однако больше всего мне запомнились и лучше всего выражают этого человека слова, которые я процитировал в своем предисловии к первому сборнику интервью Грега Рикмана: «Филип Дик: своими словами» (Отрывки, «West/Valentine Press», 1984). Взято из письма 1970 г., которое Фил написал в «SF Commentary»:
«О своих романах я знаю одно: в них снова и снова маленький человек, спеша и обливаясь потом, утверждает себя. На развалинах земных городов он деловито строит крошечную фабрику по производству сигар или поддельных артефактов с надписью «Добро пожаловать в Майами, всемирную столицу развлечений». В рассказе «Симулакрон» он руководит мелкой фирмой, производящей непристойные электронные органы, а позднее — человекоподобных роботов, которые в конечном итоге представляют собой не столько угрозу для человечества, сколько досадный раздражающий фактор. Все происходит в миниатюрном масштабе. Коллапс огромен, а положительный персонаж на фоне вселенских руин, такой как Тагоми, Ранцитер, Молинари, — размером с комара, он невероятно ограничен в своих возможностях… И все же по-своему велик. Право, не знаю почему. Я просто верю в него и люблю его. Он победит. Кроме него, ничего нет. По крайней мере, ничто другое не имеет значения. Об этом и следует думать. Пока живет это крошечное воплощение отца, все хорошо.
Некоторые критики находят в моих сочинениях «горечь». Меня это удивляет, потому что преобладающее настроение моих книг — вера. Быть может, критиков смущает, что я верю в нечто совсем маленькое? Им хочется чего-нибудь более глобального. Я им открою удивительную новость: нет ничего более глобального. Вообще ничего «более», я бы сказал. А в самом деле, много ли нам надо? Вот мистер Тагоми — разве его мало? Он что-то значит, и этого довольно».
Я уже два раза вспомнил этот отрывок, потому что мне очень симпатичен этот крошечный элемент веры, идеализма в сочинениях Фила. Быть может, впрочем, я домысливаю. Фил был сложным человеком, и, по-моему, он производил разное впечатление на разных людей. Помня об этом, я могу всего лишь дать очень приблизительный набросок человека, которого я знал и любил, хоть большей частью и на расстоянии. И раз уж я так увлекся самоплагиатом, не постыжусь закончить словами, которые я опять-таки уже говорил раньше:
«Субъективный отклик… после того, как дочитана новая книга Филипа Дика, состоит в том, что в памяти остается не столько сюжет истории, сколько отзвуки стихотворения, полного изысканных метафор.
Эту особенность я высоко ценю, отчасти потому, что она не оставляет места схематичному пересказу, а главным образом — потому, что, когда мелкие детали забудутся, рассказ Филипа Дика оставляет по себе некий образ, который является ко мне в самые неожиданные моменты и пробуждает мысль или чувство, а значит, я становлюсь богаче благодаря тому, что прочитал его».
Приятно знать, что Фила многие помнят и любят. Надеюсь, что это надолго. Лучше бы его оценили раньше.
Роджер Желязны. Октябрь, 1986
Перевод М.Лахути
Стабильность
(Stability)
Роджер Бентон неспешно расправил крылья, взмахнул ими несколько раз и взмыл с крыши вверх, в темноту.
Ночь вмиг поглотила его. Далеко внизу с других крыш, очерченных сотнями крошечных огоньков, взлетали люди. Некто в лиловом проплыл по воздуху совсем близко и скрылся в черноте. Бентона идея ночных гонок не привлекала — совсем не то было настроение. Лиловый вновь приблизился и призывно помахал рукой. Бентон отклонил приглашение, поднимаясь выше.
Спустя какое-то время он прекратил подъем и позволил воздушному течению подхватить себя, вознося над городом, что раскинулся внизу, — Городом Света. Восхитительное, пьянящее чувство охватило Бентона. Он то складывал громадные белые крылья, радостно окунаясь в плывущие мимо облачка, то нырял к невидимому дну гигантской черной чаши, над которой летел, и в конце концов спустился к огням города. Время, отведенное для досуга, подходило к концу.
Далеко внизу мигал огонек, намного ярче остальных, — Контрольное управление. Бентон помчался к нему, сложив белые крылья за спиной и вытянувшись в струнку. В какой-нибудь сотне футов от цели он раскинул крылья, нашел ими опору в воздухе и мягко спланировал на плоскую крышу.
Впереди зажегся световой указатель. По его лучу Бентон добрался до двери. Дверь открылась от легкого прикосновения пальцев, Бентон шагнул через порог и сразу начал спускаться, быстро набирая скорость. Внезапно маленький лифт остановился. Выйдя из него, Бентон оказался в кабинете главного инспектора.
— Здравствуйте, — сказал инспектор. — Снимайте крылья, садитесь.
Бентон снял крылья, аккуратно их сложил и повесил на крючок — целый ряд таких крючков тянулся по стене. Затем выбрал самый удобный с виду стул и двинулся к нему.
— Ага! — Инспектор улыбнулся. — Вы цените комфорт.
— Не люблю, когда хорошая вещь пропадает без дела, — ответил Бентон.
Инспектор смотрел мимо посетителя, сквозь стену из прозрачного пластика, за которой располагались самые большие залы в Городе Света. Они тянулись, сколько хватало глаз, и еще дальше. И каждый из них…
Бентон прервал его раздумья.
— Для чего меня вызвали?
Инспектор кашлянул и принялся перебирать шуршащие металлические листки.
— Как известно, — заговорил он, — девиз нашей эпохи — «Стабильность». Развитие цивилизации продолжается уже многие столетия, а особенно — начиная с двадцать пятого века. Однако существует закон природы: цивилизация не стоит на месте. Она либо движется вперед, либо деградирует.
— Знаю, — озадаченно ответил Бентон. — А еще я знаю таблицу умножения. Ее вы тоже будете цитировать?
Инспектор пропустил его слова мимо ушей.
— Тем не менее закон этот был нарушен. Сто лет назад…
Сто лет назад! Неужели и вправду столько времени прошло с тех пор, как представитель Штатов Свободной Германии Эрик Фрейденберг выступил на заседании Международной палаты совета и объявил, что человечество наконец достигло вершины своего развития. Дальнейшее движение вперед невозможно. За последние несколько лет запатентовано всего два крупных изобретения. Все присутствующие видели схемы и диаграммы, где линии графиков спускались все ниже и ниже по клеточкам, в конце концов ныряя к нулю. Иссяк великий источник человеческой изобретательности. И вот Эрик встал и сказал то, что все знали, но боялись произнести вслух. Естественно, после официального сообщения проблему пришлось как-то решать.
Были предложены три способа ее решения. Один представлялся чуть более гуманным — его и приняли. Способ этот был…
Стабилизация!
Поначалу не обошлось без сложностей. В крупных городах случились массовые беспорядки. Обрушился рынок ценных бумаг, экономика нескольких стран вышла из-под контроля. Подскочили цены на продовольствие, за этим последовал голод… Разразилась война — впервые за триста лет! И все же стабилизация началась. Несогласных уничтожили, радикально настроенных деятелей присудили к повозке. Да, жестоко, но иного выхода никто не видел. В конце концов мир удалось зафиксировать в строго контролируемом состоянии, не допускающем перемен. Никакого движения — ни назад, ни вперед.