Властитель Вселенной - Шервуд Смит

– Капут, – заявил Брендон. – Еще раз.

Длинное, серьезное лицо Жаима на мгновение тоже осветилось улыбкой, потом он поднялся на ноги.

– Ленишься, – сказал он.

– Есть немного, – согласился Брендон.

– Давай. – Жаим жестом предложил Брендону встать и принялся объяснять свои действия.

Марим отвернулась и вышла. Только когда машинное отделение осталось далеко позади, она заговорила.

– Он мой, – заявила она.

Локри снова фыркнул, укорачивая шаг, чтобы не обгонять ее.

Марим вдруг просияла, осененная новой мыслью.

– На спор? – предложила она. – Кто его первый объездит!

– На что? – Бровь Локри чуть задралась вверх.

– Да на что угодно! – передернула плечами Марим и тут же, нахмурившись, покосилась на Локри.

Улыбка Локри была чуть натянутая и непроницаемая, но Марим знала Локри близко, очень близко – лучше, чем любого другого. «Мы взяли в плен последнего живого наследника Панарха Тысячи Солнц. Все до одного рифтеры эсабианова флота охотятся сейчас за ним, и панархисты, наверное, тоже. Он у нас в руках, и Локри боится его». Вслух она рассмеялась, но ничего не сказала.

– Виларийский Негус, – задумчиво предложил Локри.

– Идет, – решительно согласилась Марим. – Проигравший платит за обоих.

Они прошли в носовую часть «Телварны», и Марим задержалась на пересечении коридоров. Прислонившись к люку, ведущему на мостик, она подняла взгляд на Локри.

– Вийя не обмолвилась еще, что она собирается делать с пленными чистюлями?

– Ни словом. – Локри демонстративно пожал плечами. – Думаю, она решит это, когда мы вернемся на Дис.

– Ты хоть понимаешь, что половина Братства ополчится на нас, стоит им узнать, где мы были и что у нас с собой?

– Да, жизнь может стать значительно интереснее, – согласился Локри.

Он терпеть не мог заглядывать в будущее – не любил даже планировать операции. Марим прекрасно знала это.

– Уж не думаешь ли ты, что мы...

Локри мотнул головой.

– Я вообще ничего не думаю, – сказал он и шагнул мимо нее в сторону кают-компании.

Марим смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду, потом повернулась и бегом ринулась по коридору в лазарет. Босые ноги бесшумно отталкивались от палубы. Она приоткрыла люк и заглянула внутрь.

Монтроз сидел на месте, склонившись над приборами; в помещении играла негромкая, замысловатая мелодия. Когда люк отворился, он повернул к ней свое некрасивое, морщинистое лицо и брови его вопросительно поползли вверх.

– Ты говорил, Иварду покоя двое суток, – ослепительно улыбнулась ему Марим. – Теперь к нему можно?

Монтроз даже не пытался скрыть удивление.

– Пожалуй, это его ободрит немного, – ответил он. Марим поморщилась.

– Он сильно убивается по Грейвинг?

– Я держу его на успокаивающих, – буркнул Монтроз. – Сильный ожог, и еще эта лента келли на запястье мне не нравится. В общем, пока от лечения эффекта немного.

Марим пожала плечами и пересекла приемную к маленькому отсеку, где лежал младший член экипажа «Телварны», потом мотнула головой в сторону соседней двери.

– Как старикан?

– Выживет.

– Он правда Школяров папаша?

Монтроз пожал мощными плечами.

– Похоже на то.

– Стоящий тип?

Монтроз прикусил губу.

– Судя по всему, он университетский профессор.

– Что это Эсабиану Должарскому нужно было от профессора? – нахмурилась Марим.

Монтроз только пожал еще раз плечами и отвернулся к пульту.

Марим положила руку на кодовую панель двери в отсек Иварда.

– Не огорчай его, – предупредил Монтроз, не поворачивая головы.

– Не буду, – безмятежно пообещала Марим. – Правда, не буду.

Она протиснулась внутрь – тело ее привычно среагировало на изменение гравитации – и прикрыла за собою дверь.

Ивард лежал на кушетке в четверти нормального тяготения. Глаза его были открыты и смотрели в потолок. Казалось, он не замечал ее. Она прислонилась к двери и пристально посмотрела на него. Вид у него был не слишком привлекательный: растрепанные рыжие волосы, покрытая крапинками кожа – «Веснушки, так, кажется, называются эти штуки?» – блеклые, слезящиеся глаза. Он и бриться-то еще не начинал, но рана состарила его на много лет. Повязка на плече была белоснежно-чистой, но Марим показалось, что она слышит сладковатый запах горелой плоти.

Тем не менее она протянула палец и осторожно провела им по его руке.

Его веки дернулись, и она увидела, как расширились его зрачки, когда он узнал ее. Она одарила его самой нежной из своих улыбок.

– Так ты проснулся, Рыжик. Эти суки здорово целились, а?

Ивард усмехнулся чуть слышно и тут же сморщился.

Она положила руку на его костлявое тело и осторожно погладила ребра.

– Не надо. Потом у нас будет время насмеяться вволю. Тебе так нравится?

Он кивнул, и лицо его осветилось надеждой.

Она присела на краешке кровати, не прекращая улыбаться.

– Ты помнишь, что случилось?

– Мандала, – прошептал Ивард. – Ты только подумай: Мандала! Мы набрали там... здоровенный зал, а потом Крисарх нашел другой, с радиацией...

Марим дотронулась до его руки.

– Не думай об этом. Разве не кайф: вы ведь единственные рифтеры, вообще единственные, кто ограбил дворец Панарха – и ушел со всем добром!

– Грейвинг не ушла, – пробормотал Ивард.

– Ее смерть была быстрой и чистой, в бою, – сказала Марим. – Лучшей смерти не пожелаешь, правда?

Ивард кивнул, но глаза его заблестели сильнее и по щеке поползла слеза. Марим воровато оглянулась – она надеялась, что Монтроз не слушает их разговор. «Чем бы его приободрить?»

– Ну и чего вы там натырили?

Ивард ткнул пальцем в сторону тумбочки в ногах кушетки.

– Монтроз... положил мою долю туда, – прошептал он.

– Мне-то захватил чего-нибудь? – спросила Марим, пригладив рукой его волосы.

Ивард кивнул и тут же скривился от боли.

– Кучу. Грейвинг сказала... – Взгляд Иварда сузился при воспоминании о сестре. – Она сказала, других таких вещей больше нет.

– Нет цены, – промурлыкала Марим, отчаянно борясь с нетерпением. «Грейвинг всегда была со странностями – такой, поди, и умерла».

– Ее монета... – выговорил Ивард, беспокойно шаря рукой по простыне. – Она нашла монету с птицей, сказала, эта птица как она, тоже Грейвинг. Она была у меня, я точно помню... – Он сжал кулак и бессильно уронил его. – Монтроз сказал, в моих вещах ее не было. Обронил, наверное...

– Монета? – быстро переспросила Марим. – Если она на «Телварне», я ее тебе найду.

На мгновение лицо его благодарно просветлело. Пока он прерывающимся голосом объяснял, на что похожа монета, Марим лихорадочно размышляла. «Артефакт с Утерянной Земли? Да на такую можно целые планеты купить – если Эсабиан только нас не схомутает раньше. Или панархисты».

Нет, жизнь и правда стала интереснее.

Она нагнулась и поцеловала Иварда в щеку.

– Я найду эту монету, – пообещала она. – А теперь почему бы нам не посмотреть, что там у тебя еще?..

Андерик провел пальцем по кожаной обшивке капитанского кресла и окинул взглядам мостик корабля, принадлежавшего теперь ему.

На главном экране медленно плыла под ними поверхность Артелиона с цепочкой сверкающих алмазами орбитальных поселений прямо по курсу. На мостике было включено меньше половины пультов: почти вся команда развлекалась на одном из таких поселений, отданном им на растерзание. Андерик усмехнулся, представив себе реакцию дулу-высокожителей на новую аристократию Тысячи Солнц: разношерстных рифтеров – союзников Эсабиана Должарского.

Впрочем, его собственная прибыль от победы Аватара была здесь, и это стоило даже той жестокой платы, что взял за это с него новый властелин Мандалы.

Андерик осторожно пощупал пальцем свежий шрам у еще воспаленного правого глаза и снова вспомнил тот разговор с Аватаром под ночным небом, светлым от обломков Узла, разрушенного в попытке уничтожить Крисарха. «Возьмите один глаз Й'Мармора и пересадите вот этому...» Впрочем, то, что последовало за этим, оказалось еще хуже. Барродах приказал оперировать Таллиса без анестезии, а Андерик не осмелился отказаться от приглашения бори присутствовать при этом, прекрасно понимая, что любое проявление слабости будет гибельным. Его пробрала дрожь; не хотелось даже думать о том, каково пришлось его бывшему капитану.

Внимание его привлекло движение у пульта астрогатора. Шо-Имбрис поспешно опустил взгляд. Андерик решил, что он знает причину: ту же, по которой он сам избегал смотреться в зеркало после того, как с него сняли повязки. Один голубой, другой карий... Он фыркнул, испытывая и брезгливость, и злорадное удовлетворение разом: хочет он этого или нет, Таллис теперь часть его самого на всю оставшуюся жизнь. «Интересно, о чем он думает теперь, глядя на мое лицо?»

Шо-Имбрис снова поднял взгляд, каким-то образом ухитрившись обратиться к Андерику, не глядя на него прямо.