Где-то там, за морем… - Крис Картер

Но неприятные мысли всё равно лезли в голову — впереди были рождественские каникулы, обещавшие только нудное общение с предками и расставание с Джимом.

— Клянусь, — тяжело дыша, говорила Лиз в перерывах между поцелуями, — в день Рождества вся моя семья откроет подарки. А я буду сидеть в своей маленькой норке и думать: «Жаль, что нет Джима. Хотела бы я, чтобы Джим был здесь».

— Я знаю, — успел ответить парень, прежде чем Лиз накрыла его губы своими.

Поцелуй длился, казалось, вечность. Лиз сидела верхом на бёдрах Джима, обнимая его за шею, а он гладил её спину и ягодицы, чувствуя даже через одежду жар её тела.

Упоительный момент слияния вот-вот должен был наступить, пальцы девушки нащупали и расстегнули ремень на брюках парня, но…

В боковое стекло постучали, и рассеянный свет фонарика осветил лица влюблённой парочки. Лиз прерывисто вздохнула-ахнула — скорее от неожиданности и разочарования, чем от испуга.

«Чёрт, — подумал Джим, — вот кайфолом-то какой!»

— Ну вот, — натянуто усмехаясь, сказал он, — засекли.

Лиз плюхнулась с его колен на соседнее сиденье и принялась поспешно приводить одежду в надлежащий вид, а Джим, стерев с губ следы помады и застёгивая ремень, опустил боковое стекло.

— Что случилось, сэр? — спросил парень, жмурясь от яркого света, бьющего прямо в глаза, и пытаясь разглядеть непрошеного гостя.

— Выйдете из машины, пожалуйста, — скрипучим голосом произнёс незнакомец.

— Сэр, простите, — столь искусственно виноватым тоном стал оправдываться Джим, что Лиз тихонько хихикнула, — мы сейчас проедем, и всё будет в порядке, сэр…

— Я сказал, — более жестоким тоном прервал его тираду незнакомец, — выйдете из машины!

«А, чёрт, — подумал Джим, поднимая стекло, — опять на моралиста напоролись. Теперь целый час будет докапываться — кто, что да почему». Он вылез из машины, захлопнул дверцу и выпрямился. Свет фонаря бил ему в глаза, и парень инстинктивно поднял руку, заслоняясь от яркого луча.

— Опустите руки, — приказ прозвучал всё так же жёстко.

На незнакомце была фуражка и какая-то форменная куртка, остального Джим не мог разглядеть из-за слепящего света.

— Документы, пожалуйста, — произнёс незнакомец, слегка отводя фонарь. И Джим увидел, что тот одет в джинсы, а на ногах — какие-то рыжие тупоносые ботинки. Ни один полицейский не допустил бы такого.

— Сначала — ваши, — резко ответил парень.

Фонарь опустился, и Джим постарался разглядеть, кто же перед ним, но перед глазами замелькали багровые круги.

Лиз увидела, как смазанное пятно света метнулось по косой дуге вверх, Джима отбросило на машину, и он медленно сполз на землю, оставив на боковом стекле полоску крови из рассечённой ударом тяжёлого фонаря скулы.

— Вот и славно, — донёсся до девушки голос незнакомца, уже другой — мягкий, даже несколько ласковый.

Лиз отчаянно закричала.

Уитакер, штат Северная Каролина

14 ноября 1994

Утро

Шон О’Лири захлопнул дверцу своего подержанного «доджа» и направился в дому. Чугунная калитка каменной ограды, которой был обнесён его участок, покосилась, петли скрипели, и О’Лири в очередной раз пообещал себе заняться ею в ближайший уик-энд. Хотя бы подтянуть и смазать петли. Правда, обещал он это себе после каждого дежурства вот уже семь месяцев.

На ходу стягивая кожаную куртку, Шон взбежал по ступеням крыльца, толкнул входную дверь и, пройдя через прихожую, вошёл в кухню. Бросил куртку на стол, распахнул дверцу холодильника и немного порылся в продуктах, бормоча себе под нос довольно-таки непечатные выражения. Наконец поиски Шона увенчались успехом, и он вытянул на свет божий пару бутылок «Ред Булл». Захлопнул дверцу и от души выматерился вполголоса.

Сзади раздался сухой демонстративный кашель. Шон резко обернулся и покраснел. У входа в кухню стояла, прислонившись к косяку, высокая сухощавая женщина. Её седая голова была чуть откинута назад, живые серо-зелёные глаза строго смотрели на Шона.

— Привет, ма, — пробормотал Шон. — Извини, я не знал, что ты здесь. Кэйтлин О’Лири оттолкнулась от косяка и подошла к сыну.

— Я понимаю, Шонни, что ты не допустил бы непристойных высказываний в моём присутствии, но использовать в подобных выражениях имя Матери Божьей и её сына — непростительно. Даже наедине с собой, Шон.

Шон покраснел ещё гуще. Это было нелепое зрелище: высоченный — метр девяносто — тридцатидвухлетний мужчина, комплекцией напоминающий футбольного полузащитника в полной амуниции, краснел, как первоклашка. Но таково уж было его воспитание. Не боявшийся ни Бога, ни чёрта здоровенный рыжий полуирландец-полушотландец Шон О’Лири робел перед матерью.

Кэйтлин О’Лири — девичестве Мак-Ги — рано овдовела и воспитывала двух детей в строгости и богобоязненности, насколько это было возможно в безумной атмосфере конца шестидесятых — начала семидесятых. С Шона, как со старшего, она спрашивала строже, и доставалось ему за все детские шалости больше, чем младшей Мэри Пэт.

Кэйтлин не препятствовала, но и не приветствовала женитьбу сына. «Мог бы найти приличную ирландскую девушку, — ворчала она иногда, — а не эту проклятую пуэрториканку». Ворчала она, правда, наедине с собой, но Шон чувствовал её отношение к Сильвии Дельмонте, ныне миссис О’Лири. Теперь он понимал причину материнской неприязни. Сильвия была неаккуратна, сварлива, неумна. И плюс ко всему — бесплодна.

Брак тянулся по инерции; всё чаще в супружеской постели Шон поворачивался спиной к жене и засыпал. Былая страсть двух лет до брака и первого года супружества ушла. О’Лири с удивлением вспоминал иной раз о бессонных ночах, отданных любви, когда не дежурство он приходил с красными от недосыпания глазами и снисходительно выслушивал подначки сослуживцев. Даже некогда стройная фигурка Сильвии раздалась, оплыла. «Боже, — иногда думал он, — и всё за каких-то три года». Шон всё чаще погуливал на стороне и подозревал, что и Сильвия зря времени не теряет.

Но, несмотря на всё это, религиозные убеждения не позволяли Шону развестись с Сильвией. А ведь семья фактически развалилась.

— Как прошло дежурство, Шон? — спросила Кэйтлин.

— Спасибо, ма, — рассеяно ответил Шон, — всё в порядке.

— Слава Всевышнему, — перекрестилась миссис О’Лири. — Когда твой отец уходил на дежурство, я всегда молилась, но один раз, видимо, не слишком усердно.

Брайан О’Лири был патрульным полицейским, его застрелил налётчик, когда уходил от погони после ограбления ювелирного магазина. Шону тогда было всего пять лет.

— Твой отец хоть патрулировал улицы, где, кроме преступников, всё-таки попадались и