Звери на улице - Марк Ефетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, Мария Петровна все увидела на Славином лице и все поняла. И, наверное, решила: вот глупыш, вообразил, что в центре Москвы в учреждении держат всех медведей, которых отправили сюда за полгода или год. Взрослый бы, наверно, такое себе не представил. А этот мальчишка…
— Вы не удивляйтесь, — сказала Мария Петровна. — Многие удивляются, почему мы запираем эту комнату. Так тут ведь все паспорта хищников. Я ими ведаю. А если бы все сотрудники имели доступ к этим шкафам, могла бы получиться путаница. Садитесь. Сейчас я поищу…
Она говорила с ним и открывала ящик за ящиком, перебирая в них какие-то не то карточки, не то бумажки.
В тот день Слава узнал много неожиданного. Каждый зверь или даже птица, которая попала в Зооцентр, имеет свой паспорт. Есть там, конечно, графы — пол, год рождения и всякое такое, но есть там и особые приметы: перечень всех болезней, перенесенных владельцем паспорта, и даже справка о характере зверя.
Мария Петровна подошла к Славе с двумя небольшими тетрадками:
— Скажите, ваш Мишка был веселым?
Слава вскочил:
— Да, Мария Петровна, очень. Он знаете что вытворял…
— И ничем не болел?
— Ничем.
— Ну, пойдемте, товарищ.
Они вышли из паспортной комнаты, и теперь уже Слава смотрел на тетрадки. Мария Петровна зажала их под мышкой, пока запирала дверь. Он знал уже, что в одной из этих тетрадок все-все сказано про его веселого Мишку: как живет, что он делает и, главное, где живет — в тетрадке должен быть его точный адрес.
— Так вот, — сказала Мария Петровна, положив перед собой обе тетради, — медвежат из Валдая, по кличке «Миша», было у нас двое. Два, так сказать, валдайца…
— Машка! — воскликнул Слава. — Вторая — это Машка.
— Нет, мальчик, перебивать не надо. Машка — это она, и тут ошибки быть не может. Двое медвежат, и оба веселые. Приметы сходятся. Один из них тот, о котором вы спрашиваете. Оба медвежонка были отправлены на проверку в звериную больницу, а оттуда — один в цирк, а другой в ГДР.
— В Германскую Демократическую Республику? — переспросил Слава. — Да?
— Да, — подтвердила Мария Петровна, сложила обе тетрадки и протянула Славе руку: — Приходите завтра. Я все выясню и уже точно скажу вам. Вы не волнуйтесь: адрес вашего Миши мы обязательно установим. — Она улыбнулась. — До завтра.
Мишкины проказы
О том, что медвежонок попал в ГДР, Славик уже слышал. После Москвы Мишка, как известно, попал на мельницу возле Валдая. Вот мельник и говорил, что медвежонка, кажется, увезли в Берлин. Но сказал об этом мельник кому-то в Валдае, этот «кто-то» передал Славиным друзьям, те рассказали Славе.
Разве при таких пересказах друг другу узнаешь точный адрес? Все было приблизительно. А Славе хотелось узнать точно.
До чего же он любил своего медвежонка Мишку! Правда, медвежонок был не совсем его, а соседа из верхней квартиры. Но этого маленького зверя часто давали Славе поиграть. И Слава к Мишке в гости ходил, а потом даже ездил к нему в Валдай. Мишка этот такой ласковый был — жуть. Возьмет его Слава на руки, — пушистый, шерсткой мягонькой трется, а потом все лицо облизывает: целует, значит, по-медвежьему. И урчит при этом: «Урры, урры, урр!»
Это значит: нравится ему на руках сидеть и нежности разводить.
Забавный он был, Мишка, и игрун. И то, бывало, надоедал. Слава уроки делает, а медвежонок подкатывается, трется о ногу, все норовит носок ботинка зубами ухватить: зовет, значит, по-своему, по-медвежьи — «Давай поиграем!»
А Славе не до игры. Он говорит:
— Отстань! Отвяжись!
Хотя мальчик редко Мишку прогонял. Бывало, конечно. Но чаще он рад был ему и даже из-за него одно время по немецкому несколько двоек схватил. Было такое, что скрывать. Если вы упрекнете его за это, то потому только, что не имели дела с медвежонком. Мишка ведь был самым добрым существом на свете!
И еще тот медвежонок был страшно любопытным. Он совал свой нос всюду, куда только мог забраться. А забирался он и на шкаф; и на вешалку, и на стол, и под стол. Шкодил, конечно. Но Слава его все равно любил и прощал ему все приказы.
И вот теперь Слава думал о Берлине, даже во сне город этот видел и зоопарк. Раньше по немецкому у Славы случались двойки, а теперь: одни только четверки, а то и полные пятерки. С Мишкой-то там немцы по-немецки разговаривали. И Слава этот язык полюбил. Даже немка — до чего, кажется, сухая, слова лишнего не скажет — и то похвалила: «У нас Слава большие успехи делает. Я ему за это немецкий журнал, принесла».
Шустрик
Журнал этот из ГДР — Германской Демократической Республики, и в нем была такая викторина — вопросы разные, под названием «Города ГДР»:
В каком городе размещена знаменитая картинная галерея?
В каком городе ежегодно бывает Большая всемирная ярмарка?
В каком городе родился немецкий поэт Шиллер, композитор Лист и еще многие писатели и композиторы?
В журнале все эти вопросы были напечатаны на одной странице и после каждого вопроса тянулись две строчки точечек. А внизу было напечатано мелкими такими буквами, что, кто правильно ответит на все вопросы, тот сможет участвовать в лотерее; выпадет счастливый номер — получай поездку в ГДР.
Сказать по правде, Слава не очень-то надеялся выиграть эту поездку. Но ему хотелось хотя бы помечтать об этом. Разве вы не любите мечтать о чем-нибудь, даже о недоступном?
Ведь вот, скажем, купив за 30 копеек билет лотереи, можно же надеяться выиграть «Москвич».
И вот уже эта машина стоит за вашим окном. Получайте ключи от дверцы и от зажигания, садитесь и поезжайте.
Славина мама такие мечты называла нереальными. Она вообще любила это слово: не-ре-аль-но.
«Ты, Слава, сделал уроки?» — «Я, мама, и так все знаю. Если вызовут, отвечу». — «Нет, это нереально». Или: «Я, мамочка, раньше поиграю в футбол, а потом пойду в булочную». И опять: «Нереально — булочную закроют».
Так же мама спорила со Славой, когда он привел с улицы собачонку: «Это нереально, чтобы у нас в доме была собака. Кто будет за ней ухаживать?»
Но тогда Слава маму уговорил, и Шустрик у них чудесно прижился. Подумаешь, много работы — ухаживать за собакой. Одно только — гулять с ней. У Славы с мамой бывали даже споры: по вечерам, перед сном, мама хотела гулять с собакой и Слава хотел. Вот и получалось, что гуляли втроем.
Все вполне реально. Иногда, правда, когда никого не бывало дома, Шустрик любил отдыхать на Славиной подушке. Застукать его на месте преступления никогда не удавалось, но выдавала вмятина на подушке. А так с ним все получалось вполне реально.
Впервые Слава увидел Шустрика в солнечный весенний день. Песик резвился, попав на улицу, где ему казалось, что все создано для того, чтобы он мог играть. Вот только не пугались люди его лая, подшучивали над ним или говорили ему всякие ласковые слова. Ну и что ж, песик не обижался на шутки, вилял хвостом. Все доставляло ему радость. Он даже не очень понял, что произошло, когда хозяин вдруг натянул поводок.
Хозяин Шустрика, который был примерно одних лет со Славой, спросил:
— Очкарик, хочешь собаку?
Слава пропустил мимо ушей «очкарика» и спросил:
— А ты продаешь?
— Нет.
— А почему говоришь «хочешь»?
— Я ее за так отдаю.
— За так?
— Ага.
— Совсем отдаешь?
— Совсем отдаю. Бери!
— А она не заразная?
— Скажешь тоже. Он знаешь какой, знаешь…
— Знаю. Ну не надо. Давай. Эй ты, ну не надо. Слышишь? Я ее не обижу…
Веревка перешла из рук в руки. Собака почуяла новый запах, тявкнула, потом залаяла, но когда новый хозяин нагнулся к ней и погладил, радостно завизжала. Характер у нее был, вероятно, хороший: приласкали, и ладно.
— Пошли! — сказал Слава.
«Тяв!» — ответил песик, что, должно быть, и значило — «Пошли!»
Но пошли они не сразу. Собака хотя и была молодой, но знала уже, что значит собачья привязанность. Она уперлась, натянула поводок и завыла. Ведь сначала, должно быть, решила, что с ней играют, а тут поняла: отдают.
Нет, слушать этот собачий плач было выше сил. Оставив Славе поводок, мальчик убежал, а Слава нагнулся и гладил, ласкал песика.
— Глупенький. Тебе же хорошо будет. Ну не упрямься.
Они вошли в дом, Славик накормил пса из блюдца и вышел с ним во двор. Здесь Слава отвязал веревку, отшвырнул ее далеко и сказал:
— А ну побегай!
Почувствовав свободу, песик вдруг словно обалдел от радости. Он стал бегать по двору, прыгать, кружиться, визжать. Слава гонялся за ним, но куда ему: песик бегал и увертывался очень быстро. И тогда Слава крикнул:
— Ну хватит! Ах ты Шустрик!.. К ноге.
Что означают эти слова, пес не понял, но кличку свою запомнил сразу. И с тех пор он перестал быть безымянным псом и стал Шустриком.
Ничего не скажешь, Шустрику повезло — он попал в хорошие руки. Только беда: Слава в прошлом так любил медвежонка Мишку, что ни на собак, ни на кошек не желал смотреть. И казалось Славе, что никогда, проживи он хоть сто лет, не изменит своей любви к Мишке, никогда не заведет никакого живого существа — ни собаки, ни кошки, ни кролика, ни ежа.
