Моя на одну ночь (СИ) - Тоцка Тала

— Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается, — подмигнул Ольге анестезиолог Шевригин и впился иглой в руку, увитую венами, а она невольно отвела глаза.

— Чтобы без чулок ко мне даже не подходила, — прошелестел вдруг этот невозможно красивый мужчина… Стоп. Пациент с огнестрелом.

Нет, не так! Пациент!!! С огнестрелом!!! Вот, теперь гораздо лучше.

Тем временем раненый плавно погружался в медикаментозный сон. Руки и ноги мужчины — наконец-то! — были надежно зафиксированы при помощи ремней на поверхности операционного стола. И, уже приступив к работе, Ольга поймала себя на том, что пытается вспомнить, лежит ли в шкафу купленная сто лет назад пара чулок с ажурными резинками.

Глава 3

Из операционной Ольга вышла на одеревеневших ногах, которые напрочь отказывались держать свою хозяйку. Операция оказалась тяжелой — внутренних разрывов было немерено, она упрямо их сшивала, но больше пугала кровь — ее было ужасающе много даже для такого большого и сильного мужчины.

Как будто она вылилась из него вся — неестественно-бледное в сравнении с загорелым торсом лицо ненамного отличалось от белизны стен операционной. В какой-то момент Ольге показалось, что она не справляется, беглый взгляд на приборы зафиксировал непростительно низкие показатели.

Почему-то было невыносимо принять, что такое совершенное тело вдруг перестанет функционировать. Захотелось схватить его за плечи и встряхнуть, сказать, чтобы не смел, чтобы открыл глаза, отпустил какую-то скабрезную шуточку или хотя бы матернулся.

«Помоги мне, послушай, не умирай, как тебя там… Соберись, я стараюсь, но без твоей помощи мне тяжело. Такие как ты не должны умирать, ты слишком красивый мужчина. Захоти жить, пожалуйста… И клянусь, я надену эти чертовы чулки на первый же обход!»

Она даже зубы сцепила, чтобы не начать проговаривать это вслух, хотя очень хотелось не то, что говорить, а кричать. И он услышал, помог. Ольга даже стоя в душе видела перед собой экран монитора, на котором почти сплошная линия вдруг сменилась расчерченными молниями, рисовавшими биение ожившего сердца.

Кровь в него вливали литрами. Ольга не знала, есть ли у этого мужчины жена, дети — она даже имени его не знала. Просто с необъяснимым остервенелым упрямством орудовала хирургической иглой, будто не швы накладывала, а намертво пришивала к шикарному телу его ветреную душу, которая все норовила выскользнуть из-под мерно двигающихся пальцев.

Последние стежки выполняла в полузомбическом состоянии и в который раз радовалась, что привычные движения отточены до автоматизма. Затянула узелки и снова отстраненно похвалила себя за идеально проделанную работу — ткани не перетянуты, чтобы не начался некроз, необходимая плотность обеспечена.

Душ как всегда помог если не опустошенной голове, то не менее выхолощенному телу. И в ординаторскую Ольга вернулась гораздо меньше подходящая для съемок очередного «зомби апокалипсиса». Пускай Голливуд и в этот раз обойдется без нее.

— Молодец, Олька, с того света вытащила мужика! — их «бригадный» анестезиолог Виталик Шевригин уже увалился на диван в ординаторской, сложив ноги на придвинутый стул. Виталик был ростом под два метра и как ни старался казаться компактнее, везде помещался с трудом. Его вечно принимали если не за спортсмена, то за бандита, что было неудивительно, глядя на внушительную фигуру и пудовые кулаки. А вот его тонкая душевная организация как раз всех неизменно удивляла, и это очень расстраивало ее обладателя. Шевригин призывно махнул в сторону второго дивана. — Падай!

Но Ольга героически прошла мимо и уселась за стол — история болезни прооперированного раненого лежала первой. Заинтересованно скользнула глазами — Аверин Константин Маркович. Значит, Константин. Костя…

И дальше удивленно хмыкнула — сорок два года? Не то, чтобы ей в ее двадцать девять те, кому за сорок казались древностью, нет. Но если сравнить того же заведующего отделением Славского с Авериным, то Константин Маркович со своим прессом смотрелся минимум лет на десять моложе. Ммм, какой пресс… Без единой капли жира, разделенный сухожильными перемычками на шесть равных частей…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Ольга Михайловна, это пациент!!! С огнестрелом!!!»

Славскому только сорок четыре, он уже отрастил солидный пивной животик и начинал понемногу лысеть. А вот темные густые волосы Аверина вряд ли позволяли дать ему больше тридцати семи — тридцати восьми. И руки, расчерченные венами, как канатами…

Внезапно вспомнилось, как одна из этих рук ползла по ее ноге, и Ольга склонилась ниже над столом, чтобы Виталик не заметил, как она покраснела. Продолжала вчитываться в историю болезни, а буквы между тем бездумно прыгали перед глазами будто мячики для пинг-понга.

Глава 4

— А ты не знаешь, кто он, Виталь? — спросила Ольга, развернувшись. Шевригин неопределенно пожал плечами. Поскольку проделывал он это лежа, бедный диван под ним жалобно застонал.

— Какой-то чел серьезный, но не криминал, там в коридоре ребята из органов дежурят, и возле реанимации тоже из их конторы мужик трется.

Ольга вернулась к истории болезни. Контактным лицом, которому допускалась передача информации о состоянии здоровья пациента, был указан Аверин Клим Маркович, судя по одинаковому отчеству, брат. Выходит, ее прооперированный и надежно заштопаннный пострадавший не женат?

Это обстоятельство неожиданно расстроило. Ольга даже удивилась, с чего это вдруг, хотя в душе знала ответ. Если бы Константин Аверин был женат, он перестал бы существовать для нее в ту же секунду, как она об этом узнала. Как мужчина, разумеется, а не как больной, и это был бы самый лучший выход.

Теперь же он настойчиво врывался в мысли своим «веревочным» торсом и сухожильными перемычками пресса. Шесть равных частей, просто идеальные кубики…

— Оля! — гаркнул над ухом Виталик, и она в испуге дернулась.

— Чего орешь? — буркнула недовольно, подбирая ноги под стул.

— Я спрашиваю, кофе будешь? Уже три раза спросил.

— А, да, буду, — покаянно кивнула и виновато добавила: — Прости, Виталь, увлеклась. Историю болезни нашего некриминального авторитета заполняю.

— Главное, помни, что история болезни пишется для прокуроров, — назидательно поднял палец Шевригин, ставя перед ней чашку умопомрачительного дымящегося напитка. Это однажды спасенный их бригадой вполне настоящий криминальный авторитет в порыве благодарности преподнес в дар операционному отделению кофемашину. — Так что пиши, мать, все как есть пиши!

Он отошел за второй чашкой, а Ольга отпила кофе и вернулась к своему настырному пациенту. Мысленно, разумеется. Его неженатый статус предполагал два варианта. То ли он ловелас, который с завидной регулярностью меняет жен каждые три-пять лет, а значит в анамнезе у него минимум три, а то и четыре брака. То ли он… гей.

Ольга поперхнулась горячим кофе. А собственно, почему нет? Мало что он там пытался нащупать у нее под брюками! Может, у него такая манера общения с врачами? Ужасно захотелось, чтобы Аверин Константин Маркович оказался геем. Потому что ловеласов в ее жизни хватало, а вот с геями как-то не сложилось.

«Не ври. Ты просто не хочешь с другими бабами за мужика бодаться!» Может и так… Она осторожно, чтобы не обжечься, сделала глоток и уставилась в историю болезни Аверина. За спиной вновь активизировался Шевригин.

— Олька, давай кино посмотрим. Ты какие фильмы любишь? Мелодрамы, про любовь?

— Терпеть не могу мелодрамы, — искренне ответила Ольга. Это была правда, драм с головой хватало в их с сестрой реальной жизни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А какие тогда? — не отставал Виталик.

— Зомби-апокалипсис, — сказала первое, что пришло на ум.

— Сейчас, посмотрю, что есть из этой серии, — Шевригин принялся рыться в телефоне, — гляди, какая подборка! Пятьдесят бодрящих фильмов о зомби!

И захохотал, завалившись обратно на диван. Ольга вздохнула, закрыла историю болезни и спрятала в стол.