Поминки - Наталья Колесова

— Видел тебя на неделе, — сказал неожиданно. — К остановке подходила с мужиком каким-то…

— И хорошо?

— Что — хорошо?

— Хорошо подходила?

— Ничего. Красиво. И мужик у тебя смазливый.

Мужик, и правда, был ничего, только вовсе не «у нее». Но уточнять она не собиралась.

— Не из наших? — небрежно спросил Семицвет. Она поглядела.

— Из каких это — «ваших»?

— Чего гонишь-то? Я же ясно спросил! — та-ак, надолго его не хватило. Не проходило и нескольких минут после любой их встречи, как начинали лететь искры.

— Тебе-то что? — спросила Анна, собираясь встать. Семицвет лениво протянул руку — пальцы сомкнулись на ее запястье, словно наручник — не слишком тесный, совсем не болезненный, но по прочности — как настоящий. Она так удивилась, что и не попыталась высвободиться. Осталась сидеть, глядя на него с ожиданием.

— Погоди, ну… — увещевающе сказал Семицвет. — Я же не со зла. Я к тому, чтоб ты смотрела, кто там и что… А то, может, морда у него ничего, а сам гнида-гнидой…

Все больше удивляясь, она склонила голову набок.

— Правда, тебе-то что, Семицветик?

— Ну как… — он рыскнул по сторонам зеленоватыми узкими глазами. — Ты мне вроде как родная…

Аня дар речи потеряла, а Семицвет продолжал бубнить:

— Если б кто из наших, мы бы тебе про него все мигом узнали: где, как, что… А то какой-то левый…

— А кто из наших-то? — спросила она, кусая губы, чтобы не рассмеяться. — У тебя кто-нибудь на примете есть?

— А что, кроме твоего Соболя уже и мужиков других нет? — огрызнулся Семицвет.

— Нет, почему, еще Палыч, но он уже женатый. Может, пройдемся по списку?

— По какому списку? — не понял Семицвет.

— Списку кандидатов, — пояснила она. — Будешь давать им характеристику. «Характер выдержанный, нордический…»

Семицвет глянул, как рублем одарил. Пора убираться — от греха подальше. Хорошо, в холл вышел громадный Мичман.

— Опять деретесь? — спросил миролюбиво. — Идите, а то водка кончится.

Прочувствовав этот довод, Семицвет разжал пальцы. Она машинально потерла запястье.

— Больно, что ли?

— А то нет! — огрызнулась она так же машинально. Держал ее Семи-цвет очень аккуратно.

— Ну, прости, не хотел.

Что-то был сегодня Игорь Семицветов само дружелюбие, и Анна не знала, как себя с ним вести. Не помнила.

А ведь когда-то были они втроем не разлей вода: Соболь, Семицвет и она…

Ее стул, конечно, был занят. Соболев увидел ее, вспомнил, оглянулся и, разведя руками, похлопал себя по коленке. Она живо представила себе выражение лица Ольги — нет уж, я лучше пешком постою!

— Пропустите-пропустите! — Семицвет втискивался в тесное пространство у стола со стулом над головой. — Освободите место для детей и инвалидов!

— И кто из вас дите, а кто инвалид?

— Инвалид я! — объявил Семицвет. — Всегда был слаб на голову! Плесните чуток для профилактики обострения!

С трудом расчистили место. Костя похлопал себя по колену:

— Аньк, садись ко мне на одно полужопие, удобней будет.

— Еще чего! — немедленно окрысился Семицвет. — Размечтался! Ваши кони тихо ходють!

В результате пришлось устроиться на коленях у Самоцвета. Она старалась не обращать внимания на руку, обнявшую ее талию — похоже, он боялся, что она соскочит и убежит. Куда? Тут повернуться-то не-возможно — кругом локти и плечи. Семицвет налил себе, ей, Косте, соседу слева, которого она не знала.

— Давайте. За Жеку.

Замахнув стакан, сосед повернулся к ней — громадный, и как только такой на броню взлазит…

— Это ты, значит, и есть соболевская Анька?

Она почувствовала, как напряглась рука Семицвета. Допив, аккуратно поставила стакан и сказала безразлично:

— Анька-то я Анька. Только фамилия у меня другая.

Тот поспешно выставил здоровенную ладонь:

— Без обид! Я ничего такого…

— А раз ничего, — вставил Семицвет, — так за базаром следи! Анька у нас резкая, да и я не мягче.

Сосед с удивлением воззрился на него.

— Зема, да ты че? Я с девушкой знакомлюсь, а не с тобой! Ань, меня Вадим зовут.

Она кивнула.

— Хау ду ю ду?

— И хаю, и дую, — подмигнул ей Вадим. — Ты, правда, что ли, теперь спиногрызов английскому учишь? Возьмешь еще одного?

— Нужен ты ей был… — проворчал Семицвет, и потому она тут же дружелюбно кивнула:

— Позвони, поговорим.

— Щас, я телефончик… — засуетился Вадим, отыскивая салфетку.

— Телефоны кому попало раздаешь, — бурчал ей в шею Семицвет.

— Не кому попало, — невинно возразила она. — НАШИМ.

— Аня, как дела?

Задрав голову, она оглянулась.

— А, Олеж! Ничего. Как рука?

— Видишь? — он сжал-разжал пальцы. — Через две недели на комиссию. А ты то лекарство достала?

Она хмыкнула, выразительно потерла пальцами.

— Тут и доставать не надо, бабло плати!

— В Москве, говорят, дешевле.

— Так то в Москве…

— Какое лекарство? — спросил над ухом Семицвет. Мысленно чертыхнувшись, она дернула плечами.

— Такое.

— Какое лекарство? — повторил он свирепо, встряхнув ее малость.

— Да врач назначил, — неохотно сказала она.

— И что?

— Что — что? Накоплю — куплю.

— Анька, ты дура! — сказал он с яростью. — Я тебя сам убью!

— Вот спасибо, отмучаюсь…

— На, — он завозился, достал и шлепнул перед ней на стол записную книжку. — Пиши название и сколько надо.

Почти прижавшись щекой к ее щеке (что ее очень отвлекало), Семицвет смотрел, как она выводит буквы.

— Поди, даже Соболю не сказала? — спросил мрачно.

— А чего ему говорить, у него своих хлопот полон рот.

— Ну ладно, мне, что ли, не могла позвонить?

Аня едва не рассмеялась. Семицвет иногда звонил ей, и тогда телефон начинал дымиться — каждый разговор их напоминал спарринг: удар — ответ, удар — ответ. Не раз и не два она бросала трубку, не зная, плакать или смеяться, и зачем он звонил ей вообще… Жаловаться Семицвету? Нет уж, увольте!

Дописав, она машинально пролистнула книжку и сразу же наткнулась на свою фамилию. Телефон. Адрес.

Изумленно обернулась:

— У тебя и адрес есть?

— И «мыло» твое, — буркнул он, выхватывая книжку.

— И чего не приходил?

— А ты звала? — окрысился он.

Что-то не замечала она раньше за Семицветом такой церемонности…

— Ладно. В следующую командировку мы через Москву. Найду.

— Ну… спасибо, — неловко сказала она.

— Не булькает! — отозвался он. — А Соболю я загривок взгрею.

— За что это?

— Знает же, что ты упертая! Сдохнешь — не попросишь! В следующий раз буду сам узнавать…

— Заткнись, а? — пробормотала она. — Выпей вот.

Семицвет выпил. Сколько она помнила, пил он много, но почему-то почти не пьянел.

— Когда летите?

— Через месяц. Может, кому привет передать?

— Ага. Горячий и пламенный.

— Что горячий — это точно, — ощерился Семицвет. — Не боись, передадим. За Жеку. За тебя.

— Эй-эй-эй, — она подтолкнула его локтем. — Я-то живая, если ты еще не заметил.

— Это ты сейчас… — покрутив, он поставил пустой стакан на стол, — живая. А когда мы с Соболем тащили тебя от той «зеленки»…

Она смотрела на свои руки. Боль. Страх. Бессилие. Мозг, задыхающийся в предавшем его теле…

— Я живая, — повторила она, словно убеждая в этом его. И себя. — Тебя тогда тоже ранило. Я не знала.

— Да какое там — ранило! — он махнул рукой. — Зацепило. Раны и морщины украшают труп мужчины!

Юмор у Семицвета всегда был на уровне: «Маленький мальчик нашел пулемет — больше в деревне никто не живет».

— Мы всей палатой ваши передачки слопать не могли — тащили на целую роту, — вспомнила она.

— Ты бы тогда себя видела! Бинты, нос и глаза… поневоле весь магазин скупишь. А сейчас, — он двинул ногами, словно взвешивая, — ничего, справная…

Она засмеялась.

— Это ты как определил? На взгляд или на ощупь?

Семицвет осторожно притянул ее поближе.

— Да я бы с удовольствием пощупал, так ты же мне все руки повыдергиваешь!

— Так ты и испугался!

Он громко выдохнул ей прямо в ухо.

— Аньк, я ж боюсь тебя до смерти!

Она засмеялась — Семицвет взглянул близко и как-то обиженно — и она вдруг почувствовала себя неловко. Похлопала его по руке.

— Да ладно, Семицветик! Не бойся, не трону я тебя!

— А ты тронь. Сопротивляться не буду.

— Прямо так лапки задерешь и сдашься?

— Тебе — прямо щас.

Как-то слишком серьезно он это говорит. Аня поморгала. Начинала кружиться голова. И не потому, что она выпила. Это…

— Пусти-ка меня!

— Эй, ты куда? Ань, ты чего?

Поспешно перебирая руками по плечам, рукам, головам, наступая на ноги и перебираясь через колени — мужчины смеялись и ругались и отодвигались — она выбралась из плотного ряда сидящих у стола. Спотыкаясь на ровном месте, торопливо шла к выходу: он качался, делался то дальше, то ближе, то вообще растягивался в стороны. Звон в ушах нарастал. Не хватало еще грохнуться у всех на глазах. Опозориться перед Соболем, Палычем. Семицветом…