Право выжившего - Илья Рясной

Изломанный, Но не сломленный капитан Косарев вернулся на Родину. А вот лейтенант Родионов, с которым бок о бок бились в ущелье, навсегда остался в Богом проклятой земле, и никто не знает, где его могила. Сгорел в боевой машине классный командир и настоящий мужчина подполковник Каледин… Да что говорить, немало ребят вернулись домой в «Черном тюльпане».

После Афгана в Косареве что-то надломилось, что-то ушло навсегда. Ушел страх смерти, а на его место пришло неестественное пренебрежение ею. Все страхи остались в прожженном солнцем пыльном ущелье, в кабульском госпитале, в чужой, враждебной, ненавистной стране.

После госпиталя — увольнение по состоянию здоровью из армии.

Конечно, неприятно, но не смертельно. Пройдя войну, он не мог представить себя комбатом в каком-нибудь умирающем кадрированием полку. Хуже было другое — полностью разваленное здоровье, сочувствующие взгляды окружающих, ощущение собственной никчемности. Что делать? Чем заняться?

Был полученный в военном училище диплом «инженера по эксплуатации гусеничной техники». Но заведование каким-нибудь тракторным парком не привлекало. Преподавать начальную военную подготовку в школе? Смешно. Существовать на пенсию по инвалидности и за рюмкой водки вспоминать былые походы и победы? Упаси Господь.

Косарев знал свой путь. Это был путь воина. Путь чести, как говорят японцы. И идти по нему он намеревался до конца.

Что такое четырнадцать пулевых ранений и справка о второй группе инвалидности? Плюнуть и растереть! . Он привык, как ураганом, сметать со своего пути все препятствия.

Косарев никогда не жалел себя. Восемь-десять часов в день — тренировки. Обошел не один десяток врачей.Собрал и опробовал множество лечебных методик, начиная от фитотерапии и кончая акупунктурой. К рукам, которые в былые времена гнули металлические прутья, возвращалась былая сила.

И однажды Косарев вышел на альпинистский маршрут со старыми товарищами по спорту. Пройдя его, понял, что побеждает.

В девяносто первом году, заехав в Москву в госпиталь Бурденко, Косарев заглянул к хирургу-подполковнику, вытащившему его с того света. Подполковник, осмотрев бывшего пациента, изумленно покачал головой.

— Как ты смог?

— Смог. Я обещал вернуться в строй. И давить «духов», — улыбнулся Косарев.

— Где он тот, строй. И где "они те «духи»? — отмахнулся подполковник.

— Уж в «духах» — то недостатка нет. Они как тараканы — во всех щелях, — Косарев сжал кулак. — Давить, — в его глазах появилось недоброе выражение.

Косарев знал — мир без войны для него не существует. Этот самый мир сузился теперь до двух измерений: есть враги и есть друзья, свои и чужие, те, кого нужно защищать, и те, от кого нужно защищаться. Окончательно он определился, когда его однополчанина майора Нестерова запорола в подворотне шпана. Майор спасал жизнь незнакомой женщине. Он ринулся, не раздумывая, ибо знал, что обязан защитить человека, тем более беспомощную женщину. И бился до последнего с семерыми. Они бы так и не взяли его, если бы майор не подставил им спину. Удар ножом в спину — коронный трюк подонков. Нестеров, прошедший весь Афган, не раз выходивший из безвыходных ситуаций, нашел свою смерть в заплеванном, грязном московском переулке. Тогда-то Косарев ясно понял — «духи» есть не только в Афгане.

В девяносто третьем году капитан запаса Косарев переступил порог отдела кадров областного УВД. Старший лейтенант-кадровик смотрел на него с какой-то смущенной жалостью.

— Да, Сергей Валентинович, мы, конечно, рассмотрим… Но. Вы же понимаете, требования к здоровью сотрудников МВД не ниже, чем в армии. А у вас…

Он растерянно ткнул пальцем в заключение военно-врачебной комиссии:

— Вторая группа, все-таки, — развел руками кадровик.

— Я здоров.

— Но…

— Никаких «но», старлей. Я здоров.

— Кадровик поморщился. Н

— Если вы настаиваете. Надо новое решение ВТЭКД Потом мы проведем спецпроверку. Потом медкомиссия. Потом…

— Хватит болтать. Делай свое дело.

Через четыре месяца Косареву было присвоено специальное звание капитана милиции. Сначала его назначили заместителем начальника отделения милиции по кадрам. Но через три месяца он кинулся на передовую — в уголовный розыск.

Дела у Косарева сразу пошли успешно. Оказалось, что в нем дремали недюжинные способности к оперработе. Кроме, того, в нем была злая целеустремленность, позволявшая ставить на место даже самых наглых «клиентов», раскалывать самых отпетых уголовников. Эта его злость настораживала даже коллег и заставляла относиться к «афганцу» с некоторой опаской. Ну а еще — Косарев "играл не по правилам ".

Оперативник, следователь, ведущие дело, обычно попадают в сеть взаимоотношений с преступником: здесь и какие-то обещания, которые надо выполнять, и устоявшиеся традиции.

Косареву на это было наплевать. Для него расследование дел стало боем, который должен быть выигран любой ценой.

Косарев очертя голову лез туда, куда никто другой не полез бы никогда. Голыми руками скрутил обкурившегося анашой отморозка, средь бела дня открывшего у центрального универмага стрельбу из обреза. Не побоялся войти в квартиру, где после налета делилось похищенное. Разнимал ожесточенные пьяные драки, когда под действием алкоголя, застилающего глаза, «бойцы» способны на все. Громил бани, где гуляла авторитетная братва. Его злость и ожесточенность охлаждали самых пылких.

.Вскоре среди уголовников и шпаны за ним укрепилась кличка «душман».

Через три года Косарев был переведен в областное управление. Молодой, не отягощенный семейными узами и длительными любовными увлечениями, малопьющий, но зато выкуривающий полторы пачки в день, подполковник Косарев стал старшим оперуполномоченным, а затем и старшим по особо важным делам второго отдела — по расследованию убийств и тяжких преступлений против личности. И в этом нашел себя, как ему казалось, окончательно.

Глава третья

ЧЕСТНЫЙ БРОДЯГА

Гвоздь сидел перед камином в уютном кресле, поглаживая кота, и вспоминал, как это было в 1996 году.

Да, была зима 1996-го. За окнами падал первый снег. Он устилал черную землю и ложился на крыши бараков, корпусов жилой зоны и на вышки с автоматчиками. Мелькали молнии газосварки — варили решетки на первом этаже нового административного корпуса. Суетились зеки на строительстве часовни — оно уже подходило к концу, и через месяц ее должен был освящать митрополит. По территории шел строй одинаково одетых в темные робы заключенных. В комнате для отдыха барака третьего отряда свободные от смены зеки смотрели утренний прогон «Санта-Барбары». Фильм вызывал самые бурные отклики.

— Не, ну не волки, — послышались крики, когда постельная сцена оборвалась на самом интересном месте.

— Пущай вымя бабское покажут!

Дальнейшее действие сопровождалось комментариями.

— Ну такого козла, как этот Кейт, давно мочить надо было.

— Не, в Штатах за прокурора сразу вилы…

Внешне день в колонии строгого режима, в которой отбывают наказание опасные преступники, второй и более раз оказавшиеся за проволокой, выглядел обычным. Но вместе с тем это был исторический для учреждения день. На свободу выходил смотрящий зоны, глава воровского братства, уже девять лет занимающий этот пост, по кличке Гвоздь.

Гвоздю не хотелось церемоний. Все просьбы, наказы, поздравления, ритуалы — все было вчера. Сегодня же он просто в последний раз прошелся по бараку. Один. Чтобы никто не мозолил глаза. Посмотрел на свое место — койка в отдалении от других, с ковриком и домашними тапочками. Большего Гвоздь себе не позволял, да и администрация была достаточно строгая.

За судьбу колонии Гвоздь особенно не беспокоился. Отдавал «дом» в надежные руки. Найти подходящую кандидатуру — проблема, особенно в нынешние времена всеобщего падения нравов. Как сказано в кодексе честных арестантов — «Законе преступного мира, правилах общака и воровской идеи», «Смотрящий в воровской идее должен быть кристально чистым, преданным душой и сердцем идее справедливости».

Философов и идеологов что-то Гвоздь не встречал, так что закон отдавал соцреализмом в стиле кубанских казаков, когда выдавали желаемое за действительное… Вора в законе больше на зоне не было. На роль смотрящего избрали главшпана второго отряда Бздыню. Молодой, но принципиальный, правильный по жизни член «общества». Беспредела не допустит, «тимуровцам» — новоявленным гангстерам, спуску не даст, но и с администрацией будет жестко держаться, на капризы ментовские не поддастся. Тому гарантия — треть срока в помещениях камерного типа провел. Крепкий орешек. Быть ему «законником».

Времена на зоне ныне нелегкие, так что смотрящему новому будет тяжело. Верно сказано в последней воровской маляве — в обращении к честному люду: "Прощелыги сбиваются в банды и наворачивают в одни ворота, прикрываясь при этом масками под бродяг, добывая благо для себя лично. Отсюда страдает Общее и весь воровской люд. Интриги и склоки вошли в жизнь лагерей и тюрем. Все это является чуждым нормам, чуждым людскому и пущено на самотек. Свое ставят выше общих этикетов и интересов, а это уже гадское.