Жёлтые береты - Максим Кононенко

Убил на хуй.

Довольный стал, дальше иду. Надо, думаю, еще чего-нибудь выпить. Нашел чего-то, выпил, а в глазах этот ее берет желтый, как яичница, и улыбочка эта дурацкая - надо ж так было? И еще выпил. Выпил и чувствую вот сейчас обкладывать начнут. Бегу к Дворцовой, а там пусто, видно все. И палец посередь торчит, а я ощущаю - сейчас уже сирены завоют. И идет навстречу какой-то откровенный урод, любой другой посмотрит - так, ничего особенного, но я-то вижу! Вижу - обкладывают. Он мимо прошел, я ему: Здравствуйте, он мне: Добрый день, а я его за шею хвать - он удивленно так смотрит. Я пальцы сильнее сжал - он совсем растерялся, сказать что-то хочет, руками замахал. Я еще сильнее. У него глазенки повылазили, язык вывалился и синий весь такой. Бросил я его прямо тут, на площади, и ну бежать - дальше, к набережной. Бегу и думаю - надо бы еще чего-нибудь такого выпить. Бегу. Вижу. Машина милицейская стоит, чинят что-то. Думать быстро надо - это я умею. Хватаю кирпич, подбегаю к одному - по темечку с замахом, он и сказать-то ничего не успел на прощание. Лицо все красное стало, течет и течет по кирпичу милицейский ум. Ну, думаю, кино. Другой ну давай из под лайбы вылазить, а я тут как тут, ногой по домкрату дал изо всей силы. Она нежно так опустилась, со вздохом томным, и диском обнаженным по вые его гладко выбритой. Погрузилась и отделила. Смотрю торчат шланги внутренние, жизнедеятельность утихает. Провел я пас его головой безфуражной в ближайшую подворотню и думаю - вот, хорошо. В машине сразу нашел, не бог весть что, но выпил. Спокоен. Вылезаю из машины - а она цвета такого канарейного, как яичница, как берет ее. Как обложка у Борхеса. Затошнило сразу, но я сдержался, у того, что ум растерял автомат снимаю, затвор передернул, в небо туманное очередую. Хорошо. И на набережную погнал.

3

Как водится дует. Ветер с моря. На Неве рябит. И пара притихших особей с надеждой взирают на крепость. Делают вид, что любовь, но меня не обманешь. Не обложишь меня. Она оборачивается прямо навстречу моему точному огню. А партнер ее и обернуться не успел - перекинулся через парапет и, сверкнув ботинками всплескнул в тяжелой воле. Она оседала медленно, не сводя с меня удивленно распахнутых глазенок. Слева кто-то закричал, но я быстро его успокоил, переключив автомат на одиночный. И тут же приложился к милицейской фляге.

А со стороны стрелки уже сирены воют. Я дальше - бегу, прихлебываю, всех встречных собираюсь меткими выстрелами положить. Идиотов каких-то учат в этих милициях - сами под пули лезут. И смотрят так удивленно, с интересом, словно прислушиваясь к последним движениям своих внезапно слабеющих организмов. Перед самым мостом попалась какая-то мелкая совсем, лет четырнадцати, а все туда же. Я ей прямо в лоб ее прыщавенький засандалил - полчерепа снесло, она ножками загребла так смешно и прямо в грязь повалилась. Только что был агент - и вот уже грязная куча остывающего мяса, словно сигарету в лужу бросили - и она уже бычок, грязный и безусловно отвратительный.

Тут прямо с моста с воем на меня, черт возьми, я даже испугался немного - откуда им здесь-то взяться, я ж ни единого свидетеля не оставил... Очередую в стекло лобовое, не глядя, они тормозами взвизжали и на парапет - верно, зашиб рулевого. Спокойно так из фляжки глотнул. И тут как долбанет в плечо...

Я флягу выронил. Боль адская, просто невыносимая. Обернулся - а он кричит: Брось, кричит, автомат. Руки, кричит, вверх! Вот так.

Я все, что в магазине оставалось прямо в пасть его разинутую, гнусную выпустил. И как он только из машины вылез?

Дико болит рука, да что теперь - все равно в ней нечего держать фляжку я потерял. Там оставалось совсем немного. Поднял пистолет этой гниды и бегом, бегом через мост моля бога, чтоб не взяли до другого берега.

И повезло!

Встретилась только одна старуха, лет сто пятьдесят - они и старух к себе записывают! На старуху я даже патрона не потратил - наставил пистолет и закричал, чтобы тут же вниз прыгала. Послушалась, сволочь, начала перелазить, но так неловко! Я подбежал и начал ее ногами молотить в тощую задницу, изо всей силы, как мог. Перевалилась. Я даже не посмотрел, слышал только, как об лед ударилась...

А там, за мостом, направо, все бегом, недалеко уже и до крейсера. Странно, почему же они меня почти не ловят? Уважают? Как же пить хочется... Левая рука вся в крови, больно, пить хочется, в крови, больно, пить, крейсер вот уже, на курсанта хватает одного патрона. Сколько еще осталось? Двое выбежали на шум - зря, милые мои, сидеть бы вам по домам, но не теперь... Одного ногами скинул в воду с трапа, на другого плюнул и на палубу взбежал. Притаился за углом - пока они вылезать не начнут.

Выпить бы чего...

Рука как болит...

Один - нету. Другой - нету. Третий - нету. Больше не лезут. Увидел дверь справа, подбежал, толкнул - поддалась. И ввалился внутрь, по лестнице крутой и железной вниз пролетел.

Темно.

Больно везде...

Выпить бы...

Открываю глаза - далеко вверху дыра открытой двери. На палубе шум.

Встаю.

Падаю.

Встаю.

Кажется, ногу сломал...

Руки левой уже не чувствую. Совсем.

Попрыгал по коридору вперед, длинный, узкий, железный, лампочка, тусклая...

Спереди...

Вижу...

Дверь...

Открывается...

А...

Из-за...

Нее...

Что-то...

Белое...

Выплывает..

Поднял...

Пистолет...

Нажал...

Громыхнуло...

Что-то...

Белое...

Исчезло...

Нажал...

Еще...

Щелчок...

Выбросил...

Выпить...

Сломана...

Рука...

Чувствую...

Вперед...

Сзади...

Обкладывают...

Дверь...

В дверь...

Закрыть...

За собой...

Тяжело...

Закрыть...

Закрыл...

Упал...

Темно.

Цвета постоянны. Запах один. Все в порядке. Константна ее высота. Незыблема фланирующая легкость. И руки ее, опутавшие тощую поездную подушку - постоянны. Слова естественны и несложны. Я вижу и закрываю глаза в боязни слепоты. Все как и было, нет переменных, нет уравнений - железные числа, большие серые камни красивы своей неприступностью, древностью и ненужностью. Границ не видно - просторы, степи и леса, все нехожено, все ново, сколько ходить еще? Бесконечно. Не отступая, потому что преград не видно. Я становлюсь спокоен. Я стал спокоен. Мои пальцы не испытывают ничего нового.

Ничего аккуратного и нетронутого.

Глаза не видят ничего, кроме темноты.

Уши не слышат ничего, кроме далеких стуков.

Тело уже не существует.

Желания угомонились.

Я даже не хочу выпить.

Какая мне разница, будет ли на полюсе флаг?

Когда я еще туда дойду.

Стук все ближе.

Мимо - деревья, дома, остановки.

Зад - Аум.

Центр - Белая полоса.