Шлемазл - Август Котляр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Абрам и Циля уходят.
За столом сидят Марк, Август и Изя, из под стола они достают бутылки пива, водки и коньяка, разливают, чокаются, пьют. Перед Марком и Августом стоят открытые ноутбуки. Они достают колоду и ачинают играть в карты на деньги, оставленные Абрамом. Изя их обыгрывает.
МАРК: Изя, если ты и дальше будешь так мухлевать, нам не на что будет снимать кино. Имей совесть – у драматургов тоже бестолковые дети, их тоже надо иногда кормить.
ИЗЯ: Да ладно. Я не жлоб. Забирайте себе мой выигрыш.
Изя сдвигает пачку денег от себя в сторону Марка и Августа.
АВГУСТ: Забавный ты человек!
ИЗЯ: Это сказал Ле Шиффр Джеймсу Бонду перед тем, как отбить ему яйца. Речь тоже шла о карточном выигрыше. Сто пятнадцать миллионов долларов. Для моего папаши это карманная мелочь.
АВГУСТ: Тебе хотелось бы сыграть в кино какую-нибудь роль. Того же Джеймса Бонда?
ИЗЯ: С такими ушами и таким шнобелем? Не делайте мне смеяться. Если б хотел – папаша купил бы мне “Парамаунт” вместе с “Диснеем”. Ничего я не хочу, кроме пива холодного.
Изя наливает себе в бокал пива и смотрит на пену.
МАРК: Вот смотри. Основа любой драматургии – это конфликт. Самый такой конфликт – это конфликт героя с кем-то, кого ещё надо вычислить, найти и покарать. Вот как у Гамлета. Гамлета смог бы сыграть?
ИЗЯ: Гамлета неправильно перевели. Я знаю примерно тридцать переводов, и всё неточные, неверные, неадекватные. Я сделал свой перевод. Такой, чтоб был понятен смысл и суть, что хотел сказать Шекспир или тот, кто считается Вильямом нашим Шекспиром.
Август что-то печатает на ноутбуке. На экране над сценой появляются титры “Новелла “Гамлет”
МАРК: Изя, ты в самом деле филолог?
ИЗЯ: Романо-германское отделение филологического факультета МГУ. Специализировался на латыни, древнегреческом, староанглийском языке. Развлекался тем, что переводил со мертвых языков на всякие специфические. На ту же феню, для зон и тюрем, для их художественной самодеятельности.
МАРК (делая пальцы веером): Ты? Какое отношение ты имеешь к воровскому ходу?
ИЗЯ: Я в газетке подрабатывал, “Свобода и неволя”, её на коленке издавали для порядочного люда, всех честных арестантов. Ну и уважаемые люди обратились в редакцию, типа, хотим Гамлета, в натуре, поставить, но чтоб последнему барбосу было ясно, о чём речь, и он рос над собой, набирался культуры. Просили помочь по-братски.
АВГУСТ: И?
ИЗЯ: Зеки заценили. Но запретило начальство. Теперь мой “Гамлет” ходит по зонам в списках. Или по памяти, как у скальдов и акынов.
МАРК: Текст помнишь?
ИЗЯ: Обрывки. Монолог помню.
АВГУСТ: Тогда покажи класс! Как у Смоктуновского и Высоцкого! Камера! Мотор!
Изя делает рукой жест, означающий “спокойно” и выходит из комнаты. Марк выразительно смотрит на Августа и крутит пальцем у виска. Мониторы над сценой включаются и показывают входящего в комнату Изю с разных ракурсов.
Изя заново входит в комнату, но за его спиной вдруг появляется фон-проекция в виде средневекового замка и моря. слышен звук прибоя. Изя обнажен по пояс, в руках он держит самопал и тюремную заточку. Его торс покрыт синими наколками как у вора в законе, с воровскими звёздами и куполами.
ИЗЯ: (сопровождая речь размахиваниями заточки и прицеливанием из самопала в невидимого противника)
Терпилой быть или козырным перцем?
Вот где пипец всему сокрыт!
За жабры цапануть удачу,
Иль, трогаясь умом, хлебать говно
Дырявой ложкой? И это типа жизнь?
Аля-Улю! Осталось склеить ласты
И от кондрашки жмуриком залечь
Под снег в лесу, без всяких катаклизмов.
Но то для слабаков, дрыщей и упырей,
Кто мамке меж грудей соплю пускает
С детства. А мы, козырные, занюхав,
Волыну достаём и шаримся по стрелкам:
Мы бьемся за лаве, а не за принцип левый!
Решпект и уважуха реальным пацанам.
А вы, лошары глупые, идите лесом на хер,
Пока бамбук мы курим, пуская пузыри.
Кто нефартовый – тот всегда неправ!
А лютому всё нипочем,
Хоть шлюхина любовь, хоть крытка,
Где злые вертухаи в очко пихают
Швабру. А гниды из опущенных мажоров
Воткнут перо, как им подставишь спину,
Барбосы без предела все эти отморозки.
Но все сочту херней, когда на торсе голом
Наколят купола. Я в ящик не спешу ,
Но тут уж как пойдет, и в ахуе спокойном
Я все снесу. Кряхтеть не буду и бурчать.
А смерти не боюсь, там пассажиров четких
Сортировка. У Господа в чертогах лабиринт,
И нет путей в обратку. Тебе не соскочить,
Сиди, замри! Не верь! Не бойся! Не проси!
А совесть, блин, химера, гной души,
В терпилу превращает правильных людей.
От ней свернется кровь и изблюешь кишки,
Просрав свой фарт и жисть на косяки.
Офелия! Хоть ты и шмара, чисто блядь,
Напомни мне, кого пора шмалять!
Изя стреляет в потолок из самопала. Сверху сыплются блестки и конфетти, шум оваций и аплодисментов. Изя с достоинством раскланивается. Марк и Август вяло хлопают.
Изя надевает на себя сорочку, Марк и Август переглядываются.
МАРК: Стоп! Снято! Конгениально, но маме не понравится.
АВГУСТ: Да и папа твой, я знаю, не любит напоминаний про бурную молодость.
ИЗЯ: Папа любит банковское дело. Это ему близко – всех купить, всех продать. А потом плакать и каяться. Он так говорит: не согрешишь – не покаешься, а не покаешься – не спасёшься.
МАРК: Это какой-то христианский подход, а он, я так понимаю, под законом ходит: око за око, зуб за зуб? Но это всё равно очень дельная мысль. Ты – копия своего отца. Можешь себе представить, что ты – это он?
ИЗЯ: Я пожиже буду. Жалкий еврейский интеллигентишка. А он кремень, из биндюжников одесских. К моменту, как я появился, он уже много чего прошёл.
АВГУСТ: Но это не значит, что совесть не скребётся в его душу. Он же сам завёл разговор про Бога. Но вот с Богом конфликтовать можно, но сложно. Обычно конфликт сам с собой – это и есть конфликт с
