Пожалуйста, повернись ко мне спиной… - Николай Близнаков

Это должна быть женщина! Раз так написано на табличке…

Она пришла к вечеру. Сколько бы я ни внушал себе, что никуда она не денется, в глубине души я боялся, что жду напрасно.

Я заметил ее не сразу. Как и положено опытной охотнице, она приблизилась к шалашу совершенно бесшумно, поэтому не удивительно, что ее голос заставил меня вздрогнуть.

— Здравствуй!

Вскочив на ноги, я выглянул и увидел ее фигуру, прячущуюся за деревьями. Снова раздался голос, на сей раз приказывавший мне оставаться на месте:

— Стой, где стоишь! Не приближайся! Не выходи!

Мне показалось, что она держит лук наизготове.

Поскольку пугать ее с самого начала не имело смысла, я покорно подчинился ее приказу.

— Давай сначала побеседуем на расстоянии.

— Разве ты боишься меня?

— Я? Вот еще выдумал! — она расхохоталась так неподдельно, что я смутился. — Нисколько я не боюсь, просто мне так хочется. Ты на моей земле, в моем лесу, значит, и командовать буду я!

— Так это ты… написала табличку?

— А кто же еще? В этих горах больше нет ни одной живой души. По крайней мере на расстоянии двух дней ходу отсюда.

Я попытался рассмотреть ее, но она скрывалась в тени деревьев, и мне удалось установить только то, что она сравнительно высокого роста.

— Ну вот, приглашаешь, а сама…

— Не волнуйся. Если у тебя добрые намерения… — Она приблизилась на несколько шагов и опустила на траву убитого зайца. На голове у нее был венок из прутиков и листьев, мешавший разглядеть лицо. — Ты останешься жить со мной? Ты мужчина, я женщина…

Я показал ей на свою ногу.

— Остаться-то я остался бы, да вот понравлюсь ли я тебе? Охотиться мне, в общем-то, не под силу.

— Конечно, понравишься. Ты мне уже нравишься! Ты ведь здесь единственный мужчина. Так ты останешься со мной?

Вот так всё и произошло. Очень быстро. Я даже не рассмотрел ее как следует.

— Да. Останусь.

— Обещаешь?

— Обещаю!

— Смотри, если обманешь… Ладно, бери свои пожитки и иди за мной. До моего дома полчаса ходьбы.

И даже не оглянувшись на меня, она зашагала в глубь леса. Я двинул следом, стараясь не отставать.

Как приятно было смотреть на нее сзади. На ее гибкий стан, сильные ноги с крутыми бедрами, волосы до плеч… Она ни разу не оглянулась. Сумерки не мешали ей уверенно вести меня через лес. Где-то поблизости громыхали раскаты грома, наверное, там шел дождь, который в любой момент мог перекинуться сюда и вымочить нас до нитки. Но этого не произошло. Аромат влажной травы, деревьев и насыщенный сыростью воздух внушали мне какое-то беспокойство.

Я шел за девушкой, прятавшей лицо в тени сплетенного из трав венка, и с каждым шагом все больше влюблялся в ее живую фигурку, увлекавшую меня за собой бог знает куда. Впрочем, я влюбился в нее с первого взгляда. Даже еще раньше — все мое существо стремилось к ней еще с той минуты, когда я узнал о ее существовании из надписи на табличке. Иначе и быть не могло. В безлюдном лесу она была Евой, а мне было суждено стать Адамом. В будущем у нас появится многочисленное потомство, которое расселится по всей округе, вдали от зараженных радиацией равнин и полей. И это будет чудесно. Дожить бы лет до тридцати пяти. Стараясь не отставать от девушки, одетой в серо-коричневый костюм, я почти перестал обращать внимание на пугающе-мрачные дебри. Между тем лес продолжал таить в себе Неизвестность. Она пряталась за деревьями, свисала с веток, пряталась в густых зарослях папоротника, опускалась на землю вместе с быстро густеющими сумерками. Но прежнего страха не было. Девушка, конечно, держалась несколько странно, но стоило ли придавать этому значение? Стройная, сильная, ловкая… Удивительно, что она живет одна.

Даже такому молодому и здоровому существу, как она, ненадолго хватит сил справляться со всем в одиночку.

Неужели и ее родственники погибли молодыми? Не оставив потомства? Неужели мы все вырождаемся?

— Эй! — окликнул ее я. — Нельзя ли идти помедленее?

Не отставать от нее стоило мне больших усилий.

— Хорошо, — не оборачиваясь, ответила она. — Ты как охромел?

— Это у меня с рождения.

— Ясно… А как ты здесь очутился? К кому ты шел?

Как бы мне покороче объяснить ей это на ходу?

— У меня в роду все умерли. Поэтому и пустился в путь.

— Выродились?

— Нет… А впрочем, точно не могу сказать. Все умерли совсем молодыми. Кроме тети и Гео — тот не вернулся с охоты. Мне казалось, они были здоровы. Все было в норме…

— Ты шел просто так, чтобы найти других людей, или…

— Или плодородную местность. С фруктовыми деревьями, с картофелем. А ты? Почему ты осталась одна? Твои тоже умерли?

— Не знаю. Я ушла от них. Убежала. Бросила их всех, когда мне исполнилось шестнадцать. С тех пор и знать их не хочу. Кажется, они больше не живут в долине, как раньше. Может, вымерли, а может, перебрались куда.

— Ненормальная! Зачем же было убегать?

— Может, позднее ты поймешь… Мы почти пришли. Вон там мой дом, видишь? Левее и чуть выше.

Дом стоял метрах в двухстах, на заросшей травой полянке с небольшим уклоном. Это была так называемая «вилла» — в прошлом у многих были такие дома, в которых они время от времени проводили свой отдых.

Вилла была большой, двухэтажной, обнесенной низкой каменной оградой. Бросив мешок рядом, я облегченно вздохнул и опустился на траву.

— Устал?

— Немножко. Посиди со мной.

— Нет, в любой момент может начаться дождь. Поднимайся, пойдем лучше в дом.

Она легко подхватила мой мешок и скрылась в дверях виллы. Опираясь на посох, я встал и поплелся за ней.

В доме царил тот же полумрак, что и в лесу. Когда глаза мои привыкли, я разглядел нары, поверх которых были набросаны одеяла и шкуры, стол, скамью, очаг и большую поленницу дров, составленную так аккуратно, словно ею хвастались перед гостями. Хотя гости, по-видимому, в этот дом еще не заглядывали. Вообще, кругом царил порядок. Не то что в нашем старом жилище.

На столе стоял кувшин с водой, лежали связки грибов, куски сушеного мяса. За время, что мы были в пути, я успел проголодаться, к тому же несколько дней вообще не держал во рту мяса, поэтому я подкрепился, не дожидаясь, пока она окончит заниматься какими-то своими делами во дворе. Вернувшись, она разожгла очаг, причем сделала это гораздо проворнее, чем это обычно получалось у меня. Огонь давал комнате достаточно света.

— Так ты остаешься со мною, верно? — спросила она почти шепотом. Мне показалось, что она волнуется куда больше меня.

— Остаюсь. Навсегда.

— Если решил уйти, уходи сейчас.

— Я же сказал — остаюсь! Тебя как зовут-то?

Стоя шагах в четырех от меня, но не обращая на меня никакого внимания, она принялась раздеваться. Мне почему-то подумалось, что у нее может не быть имени.

Вот ведь ерунда какая лезет в голову! Или что она забыла его после стольких лет жизни в полном одиночестве.

— Меня зовут Инна, — ответила она, раздевшись догола. Языки пламени бросали на ее тело багровые отблески, казалось, что оно охвачено пожаром. В последнюю очередь она сняла свою дикарскую корону из листьев. Тут уж я вскочил на ноги. Она приблизилась и, заглянув мне в глаза, что-то прошептала. Может — «я жду», может быть — «любимый», а может — «иди ко мне». Но никуда идти я не мог, поскольку ноги мои приросли к месту. Мы впервые смотрели друг другу в глаза. Сердце у меня колотилось так, что грудная клетка ходила ходуном. В горле пересохло. Я не мог издать ни звука, не мог пошевелиться. Наверное, она поняла мое состояние и сочувствовала мне. Но мне показалось, что она разозлилась. От пылавшего за ее спиной очага по комнате расползались длинные тени, напоминавшие мне сейчас чудовища. Я пытался заставить себя смотреть на ее ноги, впиться взглядом в обнаженную грудь. Но ничего не мог поделать с собой, не мог отвести глаза от ее глаз, губ, щек…

Вечно это не могло продолжаться. Не должно было. Нужно было как-то выйти из оцепенения. Но сам я освободиться от него был не в силах. Наверное, она поняла это и снова прошептала: «Ну, иди же…» И отступила на шаг. С трудом проглотив комок, я сказал ей то, что должен был сказать: «Инна, пожалуйста, повернись ко мне спиной». Она вздрогнула. Наверное, не знала, что ей и думать. Я повторил: «Пожалуйста, повернись ко мне спиной…» Она попыталась что-то возразить, но, передумав, резко повернулась как раз в тот момент, когда я уже готов был еще раз повторить свою просьбу.

Обнаженное женское тело, облитое красноватым светом.

Я сделал к нему шаг…

… Через несколько часов я проснулся. В очаге догорали поленья, тлели угли. На моей руке покоилась голова моей первой женщины, ее крепкое тело доверчиво прижималось ко мне, во сне она дышала ровно и глубоко. С отвращением разглядывал я ее отвратительное лицо, нет, не лицо — жабью морду. И хотя к горлу подступала тошнота, я не мог оторвать от него взгляда.