Слуги паука 2. Пленники паука - Морис Делез

— Надеюсь, ты оторвал меня от дел не без причины?— вновь заговорил Сет.— Было бы жаль потерять время из-за безделицы, у меня накопилось слишком много дел.

Его речь словно сопровождалась шипением змеи, хотя шепелявым его назвать было нельзя. Видимо, привычка постоянно сдерживать раздиравшую его бурю страстей придавала голосу характерные интонации, заставлявшие собеседников Темного Бога непроизвольно вздрагивать и поеживаться.

Сет поправил черный хитон и, гордо вскинув голову, с вызовом посмотрел на Митру. Виделись эти двое нечасто, но при каждой из их редких встреч он старательно копировал своего извечного соперника, перенимая его внешность и манеры, но делал это как бы наоборот: его хитон, такой же, как у Митры по покрою, только не белого, а черного цвета, был перехвачен черным поясом, сплетенным из вымоченных стеблей черного лотоса. Зачем Сет делал это, Светлый Бог не знал. Быть может, просто хотел подчеркнуть свою независимость во всем? Или досадить, до начала разговора показав свою решимость делать все наоборот…

— Злых дел накопилось у тебя слишком много.— Голос Митры был звонок, хотя и печален.

— Бесконечные заботы сделали тебя мрачным и угрюмым. Тебе недостает бесшабашной веселости.— Сет довольно усмехнулся.— Мы-то с тобой знаем, что все зависит от точки зрения, не так ли? — цинично заметил он, с оттенком превосходства взглянув на Подателя Жизни.— Ты по собственному вкусу создал для нашей встречи это прекрасное место, но и оно может выглядеть совершенно иначе, даже оставаясь таким же. Взгляни!

Широким жестом он обвел рукой окружающее пространство, и непроглядная тьма за стройным рядом беломраморных колонн сменилась ослепительным светом солнца. От пронзительной синевы небес с мерно плывущими по ним белоснежными барашками облаков невольно наворачивались слезы, а резко ворвавшийся морозный утренний ветерок заставил обоих богов судорожно вдохнуть его полной грудью и захлебнуться от восторга.

Вокруг простирался бескрайний мир. Девственные, полные жизни джунгли сменяли напитанные дождем луга с сочной травой, в свою очередь, обрывавшиеся золотистым пляжем, на который яростно накатывались изумрудные валы волн, увенчанные коронами пузырящейся пены.

— Взгляни, как мир прекрасен! В нем есть место для буйства, борьбы, для безумства, наконец! А ты хочешь вместить его в тесные, душные рамки выдуманных тобой правил, именуемых Добром! — Сет в восторге обернулся, но увидел в устремленном на него взгляде лишь сожаление, и лицо его помрачнело.— Хорошо. Оставим это! Добро и Зло — мы судим о них по-разному. Для меня нет худшего Зла, чем твое Добро, и этого уже не изменить.— Он помолчал и, развернувшись, в упор посмотрел на своего противника.— Это мой мир! И я буду делать все, что посчитаю нужным!

— Это наш мир,— мягко поправил его Митра.— Мы сделали его таким, какой он есть, и мы за него в ответе.

— Это… Мой… Мир! — повторил Сет, на этот раз, делая ударение на каждом слове, и коснулся ладонью груди, словно надеясь этим жестом подтвердить свою правоту.— Я нашел его зародыш!

— Ты знаешь, что это не так,— вновь возразил Владыка Света.— Ты пришел прежде меня лишь потому, что я ждал, какой из миров ты выберешь!

— Как это похоже на тебя! — зло прошипел Отец Тьмы.— Но мне кажется, что я не просил о помощи!

— Это верно, — согласился Податель Жизни, — но я и так знал, что ты не справишься без меня!

— Ха-ха-xa! Какая трогательная забота! — Темный Бог замолчал, и лицо его вновь сделалось серьезным и злым.— Мог бы не беспокоиться, ты мне не нужен.

— О, нет! — возразил Митра.— Обычное заблуждение, и ты об этом знаешь. Зло немыслимо без Добра. Оно разрушает, ведет к гибели.

— Не больше, чем Добро — перебил его Сет.

— Больше! Много больше! — возбужденно вскричал Митра, словно надеялся переубедить своего извечного соперника. — Конечно, Зло подстегивает, не позволяет расслабляться, но Добро дарит людям радость и любовь! Враждуя, они дополняют друг друга. Без тебя мир станет ленивым и равнодушным. Без меня его зальют реки крови… Так уже было, и ты это знаешь. Вспомни Валузию,— добавил он мрачно,— вспомни Ахерон…

Он взмахнул рукой, и картина за рядом колонн разительно переменилась. Зверье было перебито и съедено, леса вырублены и сожжены, пастбища вытоптаны ордами варваров, а черная дымящаяся земля завалена горами полуразложившихся трупов. Бурлящий океан яростно выплевывал на обагренное кровью золото пляжа обломки боевых галер и тела утопленников.

— Да. Так было,— согласился его противник,— но вспомни: люди пришли к этому сами! Побеждают сильнейшие! И кто сказал, что это плохо?! Ты и сам придерживаешься этого правила. Но ведь были не только войны. Посмотри сам.

И вновь мир снаружи переменился. Гигантские торговые триеры упрямо бороздили мощные водяные валы, нескончаемые караваны навьюченных товаром двугорбых животных упорно преодолевали испепеляющие зноем пустыни, огромные засаженные фруктовыми деревьями и злаками площади кормили мириады людей, которые заполонили гигантские, возведенные из камня города с роскошными храмами и рвущимися в лазурное небо башнями, с мраморными дворцами, украшенными золочеными статуями богов.

— Это был сильный, полный энергии и жизни мир, но тебе не понравилось, как живут его люди. Ты даже не попытался выяснить, кто прав, кто виноват. Ты просто взял и всех уничтожил,— с горечью молвил Сет, и обычно мрачное лицо его почернело, словно обугленное адским пламенем вселенской катастрофы.— Ты необыкновенно удачно помянул Валузию и Ахерон. Вспомни! Ты ведь проделал это дважды!

Черные глаза Великого Змея полыхнули зловещим огнем. В них отразилось всепожирающее пламя пожаров, уничтожавших леса и посевы, и Митра невольно отпрянул от него и оглянулся, чтобы посмотреть на картину мире, выстроенную Сетом. Мира, который на его глазах падал в разверстую им, Митрой, бездну. Он услышал плач детей, протягивавших руки к матерям, и вопли прижимавших к себе детей женщин, тщетно моливших богов о пощаде, проклятия могучих, но бессильных помочь им мужчин и, содрогнувшись от содеянного, с трудом разлепил ссохшиеся губы…

— Иначе мир было не спасти…— оправдываясь, прохрипел он.

Митра помрачнел. Ему неприятны были воспоминания о том злосчастном времени и грозных событиях, изменивших лицо мира, тем более что он до сих пор не мог успокоить совесть и однозначно ответить на свой же вопрос: прав ли он был, поступив именно так.

— Брось лукавить! Ты, кого созданные тобою люди зовут Подателем Жизни, без колебаний отобрал ее, едва не уничтожив мир, когда что-то пришлось тебе не по вкусу!