Дневник немецкого солдата (Военные будни на Восточном фронте 1941-1943) - Гельмут Пабст

Быстро окапываемся. Видит Бог, не слишком-то быстро. Мы уже точно знаем, когда приближается снаряд, и я не могу удержаться от смеха, когда мы с головой зарываемся в наши норы, припадая к земле, как мусульмане во время намаза. Но наконец - хорошего понемножку - пехота оттягивается назад. Мы свертываем аппаратуру и во время паузы в артобстреле делаем рывок. Справа и слева от нас бегут другие, и все мы одновременно плюхаемся в грязь. Я не могу удержаться от смеха.

Добравшись до относительно безопасного места, сосредоточились в окопе и стали ждать темноты. Разделили между собой последние сигареты. Комары совершенно обезумели. Стало поступать больше сигналов. Я чуть с ума не сошел, расшифровывая их, потому что мой фонарь привлекал еще больше комаров. И снова появилась пехота, возвращающаяся с огневого рубежа. Мы не совсем понимали, что происходит.

Мы знали, что где-то должна быть высота, глубокий окоп. Там нас ждали суп и кофе - столько, сколько мы хотели. Пройдя в сумерках еще два километра, мы завершили рейд у одной из наших батарей. Вскоре уже лежали рядом друг с другом, натянув куртки на уши. Русские снаряды пожелали нам спокойной ночи. Когда мы снова вылезли около четырех часов, то обнаружили, что находимся в сотне метров от нашей штаб-квартиры.

Час спустя мы двигались маршем на запад, затем на север. Когда опустилась ночь, мы были возле села Августова, церковь которого с ее двумя куполами напомнила мне об отце. Немного поодаль от Августова в направлении Гродно нам вновь объявили состояние боеготовности. Мы должны были быть готовы к половине одиннадцатого. Нас разбудили в половине первого и, в конце концов, мы вышли в пять часов утра. Ситуация все время менялась; фронт приближался очень быстро. Мы шли маршем на Гродно, где нас должны были бросить в бой. Справа и слева подступали болота. Целая танковая бригада русских, предположительно где-то справа, но такого рода вещи никогда не увидишь. (Видишь только комаров - их в избытке - и ощущаешь пыль.)

Наконец вечером проселочными дорогами мы вошли в деревню и по таким же дорогам прошагали через Липск. Повсюду клубы пыли поднимались в воздух и медленно клубились за колоннами вдоль дорог.

Дорога на Кузницу вся засыпана песком, разбита, изрезана колеями, и на ней полно воронок от снарядов. Она спускается вниз, как дно высохшего моря. С трудом форсированным маршем пересекаем склоны, иногда путь вьется змейкой. Наверное, это как в наполеоновскую кампанию. Ночью мы останавливаемся где-нибудь среди песков. Свежо, и идет дождь. Мы, дрожа, заползаем под автомашины. Утром продолжаем движение, грязные и пыльные, со струйками стекающего пота. Кузница. По сторонам узкой дороги, по которой мы шагаем, расположены три кладбища - католическое, православное и еврейское. Первая на нашем пути православная церковь с ее луковичными куполами. Между тем однообразная равнина сменилась прелестным парковым ландшафтом. Сады, раскинувшиеся вокруг домов, скромное притязание на красоту, незатейливые украшения на домах и - фруктовые деревья.

Это местечко частично подверглось разрушениям. Выгорел целый квартал. В одном из домов уцелели кухня и кусок трубы. Мужчина и женщина ползают вокруг нее, и из этого уголка идет дымок. Старик в тулупе с босыми ногами сидит на стуле, счастливо нам улыбаясь. Его красный нос любителя спиртного выделяется на фоне жидкой неухоженной бороды.

Через час мы вышли на приличную твердую дорогу, двигаясь по направлению к Н. С нами шла легкая артиллерия; лошади и орудия, приближавшиеся к вершине подъема, через которую мы перевалили, выглядели как вырезанные из бумаги фигурки. Не жарко. Слегка холмистая равнина, и без пыли. Чудесное утро. Крытые соломой деревянные дома, может быть, и были ветхими, но деревенская церковь белела и блистала на холме наглядным символом своей власти.

Этот марш больше утомляет, чем бой. Полуторачасовой отдых: от часа тридцати минут до трех. Позднее, когда мы шли на марше, луна была у нас за спиной, а мы направлялись к темному, угрожающему небу. Это было как шагать в темную дыру; призрачный ландшафт был блеклым и голым. Мы час проспали как убитые и встали на нетвердых ногах с ужасной тяжестью в желудке. Нежное утро. Бледные, красивые цвета. Просыпаешься медленно, а на каждом привале спишь. В любое время при продвижении вперед можно видеть солдат, спящих у обочин, там, где они опустились на землю. Иногда они скрючиваются, как мертвые, или же, как пара мотоциклистов, которых я видел этим утром, счастливы тем, что сами по себе, спина к спине, отдыхают в длинных шинелях и стальных касках, расставив ноги и засунув руки в карманы.

Мысль о том, что нужно вставать, с трудом проникает сквозь дурман сна. Пробуждение заняло у меня много времени. Когда я будил своего соседа, он продолжал лежать в положении откинувшись назад с совершенно безжизненным лицом. Я подошел к другому, выполнявшему обязанности часового, у него были глубокие морщины на лице и лихорадочно блестевшие глаза. Еще один начал писать письмо своей девушке и заснул за этим занятием. Я осторожно вытащил лист; он не смог написать и трех строчек.

13 июля 1941 года. Двинулись в 16.30 как раз перед грозой. Мы ужасно потели. Гроза налетела грохочущей пеленой. Это облегчение, но духота не исчезла. Четыре часа мы шагали в неимоверном темпе без остановок. Даже после этого нас обманывали каждый раз, когда мы останавливались отдохнуть; мы двигались дальше почти сразу же. С наступлением ночи нам дали отдохнуть всего три четверти часа.

Ночь. С холма, где мы стояли, нам были видны огни, рассыпавшиеся далеко на горизонте. Сначала я подумал, что это заря. Желтая пыль зависла вокруг как туман, лениво расходясь в стороны или окутывая придорожный кустарник.

Когда на горизонте красным шаром поднялось солнце, у нас возникла проблема с тягловой силой. При слабом свете фургон нашего пункта воздушного радионаблюдения - гигант на огромных колесах, служивший когда-то полевой фуражной дачей французов, - сошел с бревенчатого настила дороги. Лошадь запуталась в постромках, а две другие, которых вели по настилу впереди, чтобы проторить дорогу, завязли в болоте и запутались в проводах полевой связи. Чертовщина какая-то. С помощью свежих лошадей и еще одной пары им в помощь мы вызволили застрявший фургон и поспешили за своей частью. Мы нашли своих скорее, чем ожидали, - в нескольких километрах впереди, в лесу у озера. Весь лес был заполнен войсками и штабелями боеприпасов, занявших все свободное место до последнего квадратного метра. Мы разогрели обед и разбили палатку, а когда заползли внутрь, пошел дождь. В маленькую дырку в брезентовом верхе капли дождя просачивались, попадая мне на лицо, но погода была все еще душной, так что это мне даже нравилось. Кроме того, я очень устал.