Укол радуги - Кирилл Финарти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обогнув бетатрон, я увидел Лохматого. Он стоял ко мне боком, раскладывая что-то на плоском экране справочного монитора.
– Эй, послушайте. Лекция завершена, пожалуйста, проследуйте к выходу!
Его несуразная фигура замерла, зависла, словно в нём перегорела какая-то важная деталь. Потом Лохматый все-таки обернулся и уперся в меня своим безумно-земноводным взглядом. А еще он сжимал в руке кирпич: старинный, красновато-черный, с обколотым рыжим краем.
Я удивленно заметил:
– Зачем вам это? Не верите, что он исчезнет в Объекте?
Смутившись, он стоял молча, нерешительно и согбенно, часто дыша и глупо моргая. Потом сунул кирпич в рюкзак и с видимой неохотой ответил:
– Нет, профессор. Я собирался ударить вас по голове.
– По голове? Зачем? – Вспомнились истории о безумных маньяках взрывающих мир и приносящих в жертву девственниц на замшелых камнях времен Алистера Кроули. Впрочем, на невинную девственницу я не очень тянул. Стоило вызвать полицию, но удручённый вид Лохматого внушал не страх, а только сочувствие. Он медлил с ответом, я повторил предложение пройти на выход. И тут Лохматый меня огорошил:
– Профессор, скажите, вы хоть во что-то верите?
– Верю ли я?
– Ну да, в высший разум, в Создателя, в зеленых чебурашек, может?
– В детстве хотел стать даосом, – ответил я в шутку. Религиозного фанатика мне ещё не хватало. – И какое отношение кирпич и моя голова имеют к вере, позвольте узнать?
– Имеют, профессор. Тупик науки этот ваш Большой Взрыв.
Я фыркнул и хотел возразить, но он перебил меня и продолжил:
– Не смейтесь. Я же не спорю, математика, физика, гравитация, – это всё правильно. Вы, теоретики, сами почти до всего додумались. Начальная точка, первый пиксель пространства. Но что дальше? Откуда эта точка взялась? Ведь вы сейчас спорите о мелочах: существовало ли время до взрыва или нет, копаетесь в своих мюонах и суперсимметриях. Сингулярность эта ваша…
– Чем же вам сингулярность не угодила? – Он начинал меня забавлять.
– Мелко это, глупо даже как-то, постыдно глупо. Ведь вы от бессилия занимаетесь только следствием. Допустим, шарахнул бы я вас кирпичом. И что вы сделаете? Посчитаете траекторию, частоту вращения и сопротивление воздуха? Построите теорему полёта этого кирпича? А кто ударил, уже не важно?
– Материя Большого Взрыва не содержит этих данных, – мягко возразил я, повторяя прописную истину.
Мы стояли недалеко от Объекта. Лохматый подошёл к барьеру так близко, что силовые линии трепали его шевелюру. Потом копна волос взметнулась и, отлетев на полметра, медленно опустилась на антрацитово-гранитный пол. «Вот тебе и Лохматый!» – подумал я с усмешкой. Он повернул лысую голову, безразлично посмотрел на сорванный парик и снова уставился в мерцающую тьмой пустоту.
Потом сказал медленно, как будто говоря с самим собой:
– Вы не там ищите. Вам не хватает веры.
Я искренне возмутился:
– И во что же верите вы? Думаете, чёрная дыра это бог?
– Бог? – он усмехнулся. – Нет, конечно. Но что, если это дорога к нему?
Его бред вышел за всякие рамки, и я снова попытался отправить Лохматого к выходу. Он посмотрел на меня как на вредное насекомое и безапелляционно сказал:
– Профессор, мы должны отправить сигнал.
– Сигнал кому? Богу?
– Ну а кто там, с другой стороны? Или вы правда думаете, что ответ в ваших нейтрино и кварках?
– И как же вы видите это технически?
Я спросил это, не скрывая насмешки. Лохматый же встрепенулся и принялся оживлённо рассказывать:
– Вы даже не представляете, что можно собрать из пары десятков современных имплантов. Усилитель! Обычный волновой усилитель, и чистый сигнал! Без всякой цифры, только электрические колебания мозга. Максимальный диапазон! Энергию получаем от температуры сжатия и набираем мощность по мере возрастания гравитации! Признайте, что это гениально, профессор!
Я глядел на него как на полного психа:
– Вы что, хотите прыгнуть в Объект?
Он постучал себя по лбу пальцем:
– Усилитель собран. Слушайте, я понимаю, это звучит странно: шагнуть в чёрную дыру. Но вдруг есть хотя бы один шанс, что нас услышат? Пускай один на тысячу, на миллион? Профессор, мы должны это сделать!
Лохматый смотрел на меня в упор, и в его глазах пылало безумие и надежда.
– Даже не обсуждается. Любое движение, и я вызываю полицию. Вы понимаете, что это самоубийство?
Он пошатнулся. Я заметил, как пот заливает его бледное с синевой лицо, искромсанную красноватой сеткой шрамов бритую голову, и с ужасом представил, сколько всякой дряни этот сумасшедший в неё запихнул. Выглядел Лохматый откровенно паршиво.
– Вы себя плохо чувствуете? Я вызову медблок.
Он скривился, как от зубной боли:
– Не надо. Это уже не поможет.
– Только не спорьте, инфарктов в институте еще не хватало, – я отвечал нарочито жестко, уговаривать не было ни малейшего желания.
Он пожал плечами, и через минуту к нам, скрипя роликами, подкатила квадратная махина медблока. Повинуясь моему жесту, Лохматый неохотно приложил палец к анализатору. По экрану побежали результаты: много оранжевого и много красного. Я в ужасе смотрел на данные биометрии:
– Что вы с собой сделали? Вам срочно нужно в стационар.
– Это бессмысленно, профессор. И к тому же поздно, у меня в запасе не более двух часов.
Тревожный и негодующий машинный голос заверещал о критическом состоянии и угрозе жизни. Вытащив ампулу, я скормил её синтезатору медблока. Тот заткнулся и удовлетворенно выпустил иглу. Пробив фольгу, она выплеснула в бесцветный дистиллят радужный вихрь препарата.
Лохматый надрывно прошептал:
– Смотрите, как красиво, профессор. Безжизненное пространство, игла, и вдруг раз, и новая вселенная… Вам не интересно, кто там, с той стороны фольги? Это же главный вопрос. Может быть, о нас случайно забыли, и надо только напомнить? Осознайте вы, наконец, если этот мир кто-то создал, – он должен за него отвечать!
Ну вот, теперь даже психи говорят об ответственности. Я хотел сделать ему укол, но он отпрянул и, судорожно теребя лямку рюкзака, продолжил:
– Знаете, христианские церкви так и не договорились, только ли святой Петр обладает ключами от рая, или их выдали всем апостолам. В моей голове уйма радиоактивности, мне не прожить больше двух часов. Вы хотите, чтобы я умер в дешёвом стационаре? Каково же это, стоять перед вратами и не пускать туда страждущих?! Дайте мне пройти!
– Я действительно не могу, поймите меня правильно, – кажется, в моём голосе прозвучало сожаление.
Он пожал плечами, а потом усмехнулся и сказал:
– Видимо, без кирпича не обойтись. Извините, профессор.
Я ничего
