Королева воинов - Алан Голд

— Бред. Тупой бред!

Тит Флавий Веспасиан слушал легата и хранил молчание. Все остальные в шатре превратились в слух.

В полной тишине легат продолжил:

— Мне жаль, но эта переправа — чистое безумие. Зачем нам рисковать жизнями своих людей и сражаться в Британии с этими… этими варварами, когда в том вовсе нет нужды? Такие земли, — указал он на север, — не нужны Риму, вы знаете это так же хорошо, как и я! Это земли демонов и злых духов, вышедших из Гадеса. Вспомните, что случилось с Варом[2] и его людьми, когда они столкнулись с ордами германцев!

Веспасиан продолжал молчать. Он имел право посадить этого человека под арест, обвинить его в предательстве, но понимал, что это могло дать повод к мятежу в армии. Однако ни один легат не смел безнаказанно врываться в его шатер, дабы произносить подобные речи, если только у него или других легатов, командующих восемью объединенными легионами, не было серьезных препятствий для выполнения задачи, поставленной самим императором. И потом, их силы насчитывают сорок тысяч солдат!

Однако Веспасиан, как и все подчиненные командующего объединенными легионами Авла Плавтия, знал, что действительно были веские причины для тревоги.

Главный ужас внушали друиды. Рассказывали, что это высокие, белокурые люди с длинными усами, их волосы подобны иглам дикобраза, а кожа ярко-голубая, потому что они разрисовывают себя вайдой. [3]

Но даже не внешность друидов так пугала римлян, а их ритуалы. Рассказы о приношении в жертву людей, использовании их внутренностей для гадания— было только началом кошмара, которым встречала римлян Британия. Согласно надежным свидетельствам путешественников, знавшим эту дикую страну, друиды ловили всех пришельцев и пытали их, жарили живьем и поедали их еще шипящую горячую плоть. Именно это, понимал Веспасиан, больше всего пугало теперь солдат. Да и сам он не слишком радовался перспективе покинуть Галлию и, возможно, в последний раз попрощаться с женой Друзиллой и сыном Титом.

Но все ужасы, с которыми можно было столкнуться, преодолев воды пролива, не были так опасны, как то, что происходило сейчас: Веспасиан знал, что этот разговор с легатом был не первым тревожным звонком. Не впервые в армии зрело неповиновение. Всего три года назад, в правление безумного Калигулы, злосчастный император был унижен своими легионами, когда они попросту отказались взойти на корабли и плыть на север. В ярости он приказал им собирать на берегу ракушки — как символ единственной победы, на которую способны трусы. И они двинулись обратно в Рим навстречу позору и осмеянию. Ни с чем подобным никогда бы не смирились ни сам Веспасиан, ни его командующий Авл Плавтий.

— Я скажу тебе, почему мы пересечем море и высадимся в Британии, — спокойно произнес Веспасиан. — С тех пор как Юлий Цезарь ступил на британскую землю сто лет назад, торговля с бриттами стала для нас очень важной. Римские купцы богатеют на пшенице, золоте и серебре, которые в избытке дает эта земля, на скоте и рабах, а деньги, что император получает от этих купцов в виде налогов, идут на выплату жалованья нам: легионерам, тебе и мне. Кстати, Рим снабжает бриттов вином, ювелирными украшениями, стеклом и оливковым маслом, а это приносит императору еще большие доходы.

— Тогда почему…

— Потому, легат, что бритты не ладят между собой и в их землях вот-вот разразится новая война. И чтобы ее предупредить, нужна усмиряющая длань Рима. Все больше и больше вождей бриттов ищут спасения у нас в Риме, они рассказывают о том, что происходит в их землях, и императору их рассказы не по душе.

— Император жаждет лишь победы, и потому его мнение…

— Довольно! — оборвал его Веспасиан. — Как смеешь ты оспаривать приказы императора?! Возьми свои слова обратно, или мне придется заключить тебя под стражу и покарать за неповиновение и измену!

Сдержавшись, легат произнес:

— Я отказываюсь от своих слов, но извиняться не буду, ибо всем известно, что Мессалина делает из императора посмешище. Даже несколько моих друзей были силой приведены во дворец для участия в ее оргиях. Все, что они делали, — просто пили в таверне неподалеку, но императорская стража потащила их, словно каких-то шлюх, а ведь они хорошие солдаты, верные римляне и семейные люди!

Веспасиану, сыну Сабина — сборщика налогов, были прекрасно известны все эти слухи, и они всегда вызывали у него отвращение. Но его, как начальника Второго легиона Августа, долг и клятва верности обязывали поддерживать доброе имя императора и императрицы, даже если император был глух и слеп к тому, что его жена первая втаптывает это доброе имя в грязь.

— Я не посвящен в личные дела Клавдия. Но мне известно, что, раз уж мы располагаем здесь плацдармом, сорок тысяч опытных легионеров — вполне достаточная сила, чтобы разогнать любое скопище дикарей с синими рожами. А потом император Клавдий сам приедет в Британию, чтобы вести нас к победе.

— К победе? — рассмеялся вдруг легат. — Старик приедет как раз вовремя, чтобы увидеть, что битва выиграна! Ладно вам, командир, вы же знаете, что это не Август и уж точно не Юлий, — презрительно добавил он.

— Вернись к своим людям, легат, довольно того, что ты уже сказал. Я пока проявляю терпение, потому что знаю, как наши люди боятся друидов. Но, будь уверен, больше терпеть не буду. Любое неповиновение, любое неподчинение приказам — и виновные подвергнутся порке и отправятся назад в Рим. В тюрьму. Передай это своим друзьям.

Когда легат отдал честь и повернулся, чтобы выйти из шатра, Веспасиан прибавил:

— И скажи им еще кое-что… Друиды — не меньше, но и не больше, чем обычные люди. Жестокие варвары — да, но люди. Бояться их — значит дать им шанс победить. Они могут взывать к своим богам, но мы сражаемся под римскими знаменами и под защитой Марса. Бритты могут раскрашивать свои лица, но их воины не носят никаких доспехов, чтобы защитить тело, они не умеют строить боевые машины. Они все еще используют примитивные колесницы, и это тоже даст нам преимущество. Да, они приносят человеческие жертвы, но, чтобы это совершить, им нужно сначала победить нас, а мы этого не допустим. Иди и передай мои слова своим людям.

Южная Британия, земли народа белгов

…Однажды, еще ребенком, Боудика нарушила запрет родителей и ушла из дому, чтобы проникнуть в священную рощу в лесу за деревней и узнать тайны жрецов-друидов.

Вид жрецов ее поразил. Волосы, выбеленные известью, лица, раскрашенные красным и синим, и одежды, на которых были вышиты символы ужасных тайн, — чуть было не заставили ее разрыдаться, она очень испугалась и не смела даже вздохнуть. Когда они закончили свои обряды и направились обратно в деревню, она осторожно последовала за ними. Жрецы волокли за собой упиравшегося козла, а тот блеял и дергал державшую его веревку. В каком-то непонятном страхе не могла она оторвать взгляда, когда друиды запели свои заклинания. Потом девочка услышала голоса поселян. Среди них были и ее родители, и все повторяли то, что велел им друид. А когда он поднял нож и одним махом перерезал бившемуся в предсмертном страхе животному горло, Боудика едва сдержала крик и чуть было не выдала себя.

Широко раскрытыми глазами смотрела она, как жрец вырезал у козла желудок и другие внутренности, как их рассматривал. После минуты тревожного ожидания он провозгласил, что знаки — добрые, и все люди деревни начали смеяться, хлопать друг друга по плечам и обниматься. И Боудика в своем укрытии тоже засмеялась и захлопала в ладоши, хотя и не знала почему. Она еще осталась посмотреть, как все пили хмельной мед и возносили молитвы богам, а потом вернулась домой.

Но ее видел один из деревенских детей и рассказал о том своему отцу. Мужчина сообщил главному жрецу, и тот отправился с Боудикой к реке, которая протекала сквозь топи и болота ниже их деревни и где-то далеко впадала в море. Жрец объяснил Боудике, почему эти ритуалы можно видеть только взрослым. С тех пор она терпеливо ждала возвращения отца и матери после участия в священных обрядах. И вот теперь, когда ей исполнилось тринадцать, родители и жрецы решили, что пришло и ее время.

В день весеннего равноденствия, перед закатом, в святилище ее будущее отдали в руки бога Аравна и богини Бригиды, — небесных возлюбленных. Как рассказывала Анника, от их любви согревалось само солнце, а движение их тел, сплетающихся в небе, рождало летом прохладный ветер. Теперь они будут беречь Боудику. Чтобы подготовиться к этому дню, она долго и настойчиво изучала древние предания. Их рассказывал ей один из жрецов, и вот однажды, когда она уже сама смогла повторить древнюю повесть о богах, ее признали готовой.

Что Боудика поняла теперь, став взрослее — так это то, что каждая травинка, каждый камень или листок на дереве, каждый ручеек, озеро или река были обиталищем какого либо бога или доброго духа. Она теперь знала, что повсюду за ней наблюдают боги, и потому должна была быть готова дать отчет за любой поступок, за каждую мысль. А поскольку духи повсюду, то и она теперь защищена везде, где бы ни находилась. И это принесло с собой радостную уверенность и тайный покой.