Мендл Турок - Семен Ан-ский

— В чем же дело?

— Очень просто: расскажите мне всю теперешнюю политику, с самого начала…

«С самого начала»… Это было не так просто, как казалось моему гостю, который, как я убедился при первых двух словах, не знал даже таких элементарных фактов, что Россия и раньше когда-то воевала с Турцией. Пришлось начать именно «с самого начала».

Сосед слушал меня с напряженным вниманием. Он сидел, потупившись, и только время от времени поднимал на меня свой серьезный, почти суровый взгляд.

Когда я кончил, он несколько минут сидел молча, задумавшись.

— Должен вам признаться — глаза вы мне открыли! — проговорил он негромко, с выражением спокойного восторга. — Гла-аза вы мне открыли! Теперь я вижу открытый мир, вижу начало, имею перед собою открытый «ход». У меня уже теперь являются новые, со-овершенно новые мысли, соображения.

Он как-то сразу успокоился, взял кусок сахару, обмакнул его в чай, прочел молитву, откусил сахару и принялся пить свой холодный чай. Допив его, он опять облокотился и заговорил несколько нерешительно.

— Извините меня, как я понял из ваших слов, вы сами… держите сторону «Русса»… то есть вы тоже считаете, что главная причина войны — славяне. Признаюсь вам, у меня это совсем не укладывается в мыслях. Мне это прямо кажется диким…

— Но оставим это!.. — продолжал он поспешно, видя, что я намереваюсь его перебить. — Оставим это, пойдем дальше. Как я понял, вы еще считаете, что положение «Русса» теперь очень хорошее. Вот против этого я восстаю! Восстаю «вширь и вдоль». Скажу вам откровенно: по-моему-то, «Русс» уже проиграл! — закончил он энергично.

— На каком основании говорите вы это? — удивился я.

Он поднялся, застегнулся и заговорил как-то решительно:

— Что мне сказать вам? Ход войны вам в десять раз лучше знаком, чем мне. Но — считайте меня нахалом, считайте меня дураком, — а я уверен, что победа останется за «Турком». Для меня это ясно как день. И подождите: еще неделя, еще месяц — и вы сами убедитесь в этом…

— Сомневаюсь…

— Сомневаетесь?.. Ну, я вам вот что скажу, — заговорил он с улыбкой. — Дай Б-г, чтоб вы так же скоро убедились, что надо три раза в день Б-гу молиться, как скоро вы убедитесь в победе «Турка».

И, как бы боясь возражений, он поспешно попрощался со мною и ушел.

На следующий день, утром, когда я сидел за чаем, ко мне в комнату вошел мой квартирный хозяин, высокий худой сгорбленный старик лет семидесяти, один из тех несчастных мужей, которые весь свой век проживают паразитами за спиной и в то же время — под башмаком жены, главной работницы. Недалекий, робкий, забитый — он совершенно не чувствовал себя хозяином в доме, где полновластно и деспотично царила его жена, третья по счету, еще не старая женщина. Она весь день проводила в лавке, оставляя дома все под замком, не столько, впрочем, от мужа, сколько от служанки (детей у них не было). Уходя в лавку раньше, чем старик возвращался из синагоги, она часто забывала оставлять ему сахару к чаю. Часто забывала она давать ему обычные две копейки в неделю на нюхательный табак, без которого он, по его выражению, «ходил, как зарезанный гусь». Вообще, она мало церемонилась с ним, часто забывала о его существовании, и только по праздникам, когда он отправлял религиозные обряды, она обращалась с ним лучше, даже с оттенком уважения.

Целый день старик слонялся по дому без дела. Часто он уходил «сидеть» в синагогу. Меня он первое время избегал, встречая меня всегда испуганным взглядом. Однако понемногу он привык ко мне и даже начал захаживать в мою комнату. Визиты его обыкновенно вызывались корыстными мотивами. То ему надо было сделать у меня заем в 2 копейки на табак, то он, при помощи самой тонкой политики, выпытывал у меня: заплатил ли я за квартиру, — вопрос, Б-г весть почему его интересовавший, так как от финансовой части хозяйства он был совершенно отстранен. Чаще же всего заходил он ко мне выпить стакан чаю, но и в этом случае он считал более приличным делать вид, что он случайно зашел.

— Куда это могла деться кружка? — забормотал он про себя, обводя комнату озабоченным взглядом, и остановился глазами на самоваре.

Я хорошо знал, что кружка на своем месте, в кухне, но счел более благоразумным пожать плечами и, после минутного молчания, спросить:

— Не выпьете ли, реб Бер, стакан чаю со мною?

— А?.. Что?.. — встрепенулся старик, быстро обернувшись ко мне и делая вид, что не расслышал моих слов.

Я повторил приглашение.

— Чаю? Нет! Спасибо! Не хочется! Только что пил! — ответил он решительно.

Это входило в программу, и мне предстояло начать упрашивать старика. Но я избрал более радикальный путь.

— Вас, реб Бер, никогда не допросишься выпить чаю! — заговорил я обиженно. — Точно у меня чай «трефной»[3]. Да ведь он в вашей же посуде!.. Право, реб Бер, вы можете иногда ни за что ни про что обидеть человека!..

— Что вы говорите! Б-г с вами! — воскликнул старик почти в ужасе. — «Трэйф»?! Кто говорит: «трэйф»?! Что вы-ы можете сказать! Я просто не хотел чаю!.. Но!.. Но если вам так уж хочется — налейте! Налейте, я выпью! Но что вам может впасть в голову: «трэйф»!..

Все обошлось благополучно, и старик уселся за чаем.

— Скажите, реб Бер, что за человек этот меламед, который учит в хедере, во дворе? — спросил я старика.

— Кто? Мендл Терк?.. — спросил он со старческой торопливостью, оторвавшись от блюдечка и устремляя на меня удивленный взгляд. — Что значит: что за человек? Человек!.. Молодой человек! Набожный молодой человек. Ламдн, большой ламдн. Можно даже сказать: муфлег. Если хотите — даже гоэн[4]…

— Вы назвали его «Терк». Разве это его фамилия?

— Где, фармилье — хэй! — усмехнулся старик. — Вот, просто, ничего… В синагоге его прозвали «турком», так и я, — хэй, знаю я! — так и я, дурак, за всеми так зову его…

— Почему же прозвали его «турком»? — продолжал я спрашивать.

— «Почему прозвали его турком»! Вопрос! Прозвали, ну!.. Вы ведь знаете, что теперь война. Вы ведь «лист» читаете. Ну, когда Мендл стоит за Терка, его и прозвали «терком». Если б он стоял за «Русса» — его бы прозвали «руссом».

Старик почему-то взглянул на меня с видом победителя и принялся за свой чай. Когда я налил ему второй стакан, он слегка отстранил его рукой и заговорил спокойно:

— Вы говорите: «Мендл»! Что? Где? — весь город, весь город ходуном ходит. О чем теперь говорят?.. «Говорят»… я хорошо сказал: «говорят». Не говорят, а дерутся, воюют. И о чем только? О политике!..

— Где же это воюют и дерутся?

Старик вскинул на меня удивленный взгляд.

— Как где? — воскликнул он. — В синагоге, конечно. Где же еще… А! Если б вы видели, что там творится! Все! Говорю вам — все, и стар и млад, только и делают, что воюют. Когда сходятся «Руссы» и «Турки», начинается прямо война, война Гога и Магога!..

Старик так горячо говорил это, что мне вдруг захотелось узнать его собственные «политические воззрения», и я прямо спросил его:

— Ну, а вы сами, реб Бер, вы-то кто: «Русс» или «Турок»?

Старик даже встрепенулся.

— Я? Хе-хе! Еще что скажете!.. Недоставало еще, чтобы я этим занимался! Дурака к счету не достает, что ли?.. Хей! Когда говорят — я слушаю, ухо приставляю. В одно ухо вошло, в другое вышло…

— Ну, ну, реб Бер, не отделывайтесь словами, — продолжал я настаивать, видя, что старику сильно хочется высказаться.

Он вдруг сделался серьезным, даже слишком серьезным и, нагнувшись ко мне, заговорил негромко и полутаинственно:

— «Ишмоэл пере одом»[5], но… все-таки лучше Эйсева. Слушайте меня!.. И если «Ишмоэл» победит, — продолжал он еще таинственнее, как бы сообщая мне важную государственную тайну, — то кто знает! Может быть, тогда и придет Мессия! Да!

— Что вы! Б-г с вами! Какое отношение имеет победа турка к приходу Мессии? — не удержался я от восклицания.

— Хей, ну, без вопросов! Без разговоров! — воскликнул старик поспешно и волнуясь. — Евреи говорят! Говорят… знают… не из пальца берут… Люди говорят, не мы с вами!..

И он забормотал уже нечто совершенно бессвязное. Я его не останавливал. Через минуту он успокоился и принялся за свой чай.

— А ваш «Терк» был у меня вчера, весь вечер просидел, — сообщил я старику.

Старик поставил на стол недопитое блюдечко.

— У вас?.. — произнес он с удивлением, как бы спрашивая, что общего может быть между Мендлом и мною. Но вдруг он схватился, как бы осененный гениальной мыслью:

— А-а! Та-та-та! Понимаю! — заговорил он полутаинственно, размахивая длинным сухим пальцем. — Знаете, что я вам скажу? Это он приходил не к вам, а к «листу», что вы читаете! Да! Да! Да! Верьте мне, уж я его знаю!.. Ах! — воскликнул он вдруг с восторгом. — И что это за хват! И как он все пронюхивает! Мендл-Терк — одним словом!