Даниил - Кристина Николаевна Кондратьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Родителям посоветовали, как можно чаще хвалить мальчика; ведь все проблемы были именно из-за заниженной самооценки ребёнка. Однако, родители были разочарованы. Им казалось, что один визит к психологу (он же был таким дорогим!) решит все проблемы и Даня, став обычным малышом, начнёт наконец общаться со сверстниками. Хвалить своего сына? За что же, прости господи, его хвалить?
И Даня, в жизни которого так ничего и не поменялось, продолжил ходить в детский сад, терпеть издёвки и уже в таком раннем возрасте думать о суициде. Конечно, он ещё не понимал в полной мере, что такое смерть, и совершенно точно не понимал того, что умереть можно по собственной воле. Но ему всё чаще хотелось исчезнуть, перестать существовать.
Начальная школа
Дане, да и всем вокруг, казалось, будто он отставал в развитии. В 7 лет мальчик отказывался разговаривать, не мог научиться читать и совершенно не мог писать. Учителя начали подозревать у него дислексию. Они, конечно, понимали – ребёнок не глуп. Он много знает, и, пытаясь скрыть свой недуг, очень быстро запоминает длинные тексты, чтобы лишь создать вид, что он умеет читать, пересказывая их.
Понемногу он даже начинал говорить; правда пока только шёпотом, на ушко своей классной руководительнице, которая очень быстро добилась его доверия. Желая помочь, она объяснила Данечке, что его могут не взять в школу, если он не будет говорить. И, поскольку мальчик очень сильно не хотел обратно в ненавистный детский сад, он пообещал стараться. И действительно, уже через полгода, хоть и негромко и со страхом, но он был уже в состоянии отвечать на уроке перед всем классом.
Однако, сам Даня радости по поводу своего прогресса не испытывал. Его одноклассники, заметив его затюканость в начале года, таким его и запомнили; и никто не стремился уважать его или дружить с ним. Малыш ходил в школу как на каторгу.
Иногда, в школьных коридорах, он встречал своего старого друга Пашу, который обыкновенно не замечал его, а если замечал, то лишь смеялся. Довольно опасно дружить с тем, кого все обижают; иначе придётся разделить его участь.
Хотя, конечно, Анюта жалела его, и, не опасаясь одноклассников, очень часто по-доброму разговаривала с ним; садилась за одну парту на уроках, вставала с ним в пару, когда все строились. Даня помнил свои подавленные чувства. И помнил, что эти чувства – плохие. Да и к тому же, родители, которые уже успели забыть про Аню, узнав о ней снова, начали свои прогнозирования и подшучивания с новой силой. Не со зла, конечно. Однако, Даня знал, что если сегодня он сядет с ней, или встанет в пару, или просто мило поболтает на перемене, то вечером родители обязательно начнут это обсуждать, задавая сыну глупые и неприятные вопросы по поводу его уже давно угасших чувств к однокласснице.
И потому, вместо того чтобы с благодарностью принять её доброту, подружиться с ней, и, возможно, влюбиться, Даня отвергал её. Снова и снова. Обижал и игнорировал. Ровно также, как делал остальной класс, но с ним.
Благо, Аня вместе со своей семьёй очень скоро переехала в другой город, и Даня больше никогда в жизни её не видел. Возможно, он жалел о своём поведении по отношению к ней, возможно жалел, что не смог извиниться, но уж точно не сильно. Он не отдавал себе полноценного отчёта о собственных действиях и даже не понимал в полной мере, что мог делать ей больно. Он просто пытался защититься от родительских насмешек.
Хоть и с трудом, но всё-таки научившись читать и писать, мальчик использовал свои новые возможности сполна. Часами он сидел с книгами, погружаясь в фантастические миры, в которых никто его не обижал. Он часто записывал и собственные истории, которых было очень много. Он не стремился создать единый сюжет с завязкой, кульминацией и развязкой. Вовсе нет. Он просто описывал придумываемые им вселенные и отдельные сцены, происходящие с персонажами в них. Часто давал персонажам имена своих обидчиков и таким образом мстил. Он чувствовал хоть какую-то власть над происходящим и ему становилось легче. Родители, зная о его увлечении, постоянно стремились отыскать и прочитать его сокровенные тетрадки. Иногда находили. И, не скрывая этого, смеялись и обсуждали их. И тогда Даня прятал их лучше. У него всё глубже формировалось убеждение, что родителям нельзя доверять.
Мальчик всё больше и больше интересовался окружающим его миром, который, впрочем, был ограничен деревенской средой и совсем редкими, раз в несколько лет, выездами в город. Он был любопытен, задавал много вопросов, много читал и наблюдал. Однако, родители на его вопросы не отвечали: они закатывали глаза, всем своим видом показывая недопонимание, как их сын мог спросить такую глупость. Ответ на которую настолько очевиден, что Даня, вероятно, какой-то отсталый, раз не знает этого.
С ним много говорили о его будущем. Ему объясняли, что когда-то он станет совсем взрослым, ему надо будет работать, больше учиться и заводить собственных детей, что сейчас он только готовится ко взрослой жизни, и, исходя из своих увлечений, ему нужно будет выбрать, чем же он хочет заниматься дальше, чем он хочет зарабатывать деньги, чтобы обеспечивать своих будущих детей.
Только вот, увлечения-то у него совсем глупые! Ну кому нужны эти его сказочки, которые, к тому же, так худо написаны? Никто не станет платить за них деньги. Что же ты, Данечка, хочешь, чтобы мама с папой всю жизнь тебя обеспечивали? Лучше бы мальчик интересовался машинами! Да, конечно, есть такие люди – писатели. Но ты-то тут причём? У тебя даже почерк корявый…
Малыш глубоко задумался над этими словами и своим будущим. Он не хотел бросать писательство, ведь эти «сказочки» помогали ему справляться со всеми его неудачами и обидчиками. Однако теперь каждый раз, когда он брался за свои тетрадки, он чувствовал стыд. Он думал о том, как же он смеет заниматься такой ерундой, когда нужно думать о том, что будет дальше, о том, чем же кормить своих будущих детей. Он не совсем понимал, что такое «дети», и почему ему нужно о них думать и зарабатывать для них деньги, но, видимо, так надо. Родители сказали, что и они в первую очередь думают только о нём, и Даня должен обеспечить достойное будущее своим «детям».
Писал
