Квазимодо на шпильках - Дарья Донцова

В комнатенке, набитой тюками, было очень душно и влажно. Старенький кондиционер, дребезжавший всеми частями, совершенно не справлялся с работой. С улицы доносился шум, и я впала в сумеречное состояние: то ли сон, то ли явь…

Уж не знаю, сколько времени я провела, плавясь от жары на грубых простынях, но вдруг дверь распахнулась и появился Федя с картонной коробкой. Я села, попыталась пригладить торчащие в разные стороны лохмы и спросила:

– Ну? Порядок?

– Тьфу, – сплюнул Федька.

– Что-то случилось? – насторожилась я.

– Во, гляди, – мрачно произнес Лапиков и открыл коробку.

Остатки сна мигом меня покинули. На серо-голубой бумаге лежали два крокодильчика, сантиметров по тридцать, не больше.

– Это что? – изумилась я.

– Мозг, – криво улыбнулся Федька, – тот самый, за который Семен Кузьмич аванс отдал.

– Но он вместе с телом, – ляпнула я, – и живой!

– Угу, – кивнул Федька, – тонко подмечено, живее не бывает. Прикинь, что вышло.

Плюхнувшись на ободранное кресло, он стал рассказывать. На ферме, куда прибыл Федька, крокодилов водилось видимо-невидимо, любых размеров. И продавали их весьма охотно всем желающим, но только в первозданном виде.

Федька позвонил по телефону, который ему дал в Москве профессор, и дождался некоего мужика с хитро бегающими глазками. Кое-как на ломаном английском они сумели договориться. Таец ничего не отрицал. Да, он обещал многоуважаемому профессору мозг крокодилят и от своих слов не отказывается. Но человек, который может убить крокодильчиков и достать требуемый орган, сейчас отсутствует, вернется он лишь через две недели, поэтому перед Федькой стоит дилемма: либо ждать четырнадцать дней, либо брать крокодильчиков живьем.

Сами понимаете, что задержаться в Таиланде Лапиков не мог.

– Зачем ты их купил? – вытаращилась я.

– А че делать? – развел руками Федька. – Аванс-то тю-тю. Отдам Семену Кузьмичу крокодилят, пусть у них мозги как хочет достает. Я обещал – доставил, дальше все!

– Как же мы их повезем? – озаботилась я.

Лапиков скривился:

– Ну… в чемодане.

– Ты с ума сошел! Во-первых, тюки «просветят» на границе, во-вторых, даже если крокодильчики благополучно попадут в самолет, они погибнут в багажном отсеке от холода и перепада температуры.

Федька почесал затылок:

– Сама-то ты чего предлагаешь?

– Давай прямо в коробке пронесем их в салон.

– Нет, не выйдет.

– Почему?

– Надо разрешение от ветеринара, а нам его не успеть получить.

Мы пригорюнились и начали думать, как выйти из создавшегося положения. В голову лезла всякая чушь: положить рептилий в дамскую сумочку; примотать веревками к ручной клади и заявить, что это чучело; отправить крокодилят бандеролью в Москву.

– Знаю! – неожиданно заорал Федька. – А ну, Лампа, дуй на первый этаж за скотчем, купи самый широкий.

Недоумевая, что он еще придумал, я спустилась вниз и притащила моток клейкой ленты.

– Во, гляди, – заявил Федька и снял брюки.

Я уставилась на его красные трусы в белый горошек и спросила:

– И что ты этим хочешь сказать?

– Значит, так, – воодушевленно заявил он, – сейчас примотаем Асю и Васю к моим ногам.

– Кого? – попятилась я.

Лапиков хихикнул:

– Это я так их прозвал. Левый – Ася, правый – Вася.

– Они разнополые?

– А фиг их знает, – пожал плечами Федька, – честное слово, мне все равно. Просто Ася и Вася. Давай!

И с этими словами он пристроил одну рептилию себе на бедро. Понимая абсурдность происходящего, я все же замотала его волосатую конечность вместе с крокодильчиком. Потом операция была повторена с другой ногой.

– Нормалек, – подвел итог Федька, – не сползли бы только! Вот что, я прорежу в карманах дырки, спущу туда руки и буду держать их за головы.

Я оглядела гору тюков и поинтересовалась:

– Кто будет грузить хабар?

– А ты на что? – фыркнул Федька. – Действуй, Лампа. Давай, торопись.

Не стану вам рассказывать, каким образом я сволокла вниз неподъемные торбы. Хорошо еще, что жадный Федька нанял такси, а не заставил меня топать десять километров до аэродрома под раскаленным солнцем с баулами на горбу.

У стойки, где происходила регистрация, мы произвели сногсшибательное впечатление. Я, красная, потная, в грязной мятой футболке, ворочала каменно-тяжелые сумищи. Федяшка стоял рядом, засунув руки в карманы.

Видя, что я никак не могу справиться с коробкой, доверху набитой мануфактурой, одна из девушек в форме Аэрофлота не выдержала и обратилась к Федьке:

– Чего стоишь, руки в брюки! Помоги ей!

– Нет, – шарахнулся в сторону Федька, – мне никак нельзя поднимать тяжести!

– Да? – поморщилась девушка.

Я кое-как впихнула коробищу на резиновую ленту и прошептала:

– Сами разберемся, не трогайте его.

Федька, словно изваяние, маячил среди тюков.

– Дура ты! – обиделась девушка. – Зачем позволяешь на себе ездить! Смотри, какую морду отъел, словно собачья будка!

Федор побагровел, разинул было рот, но в ту же секунду ойкнул и присел.

Я ухватила бело-красную сумку, крякнув, зашвырнула ее на транспортер и сказала:

– Видишь, больной он.

– Чем? – насторожилась девица.

Сначала я хотела напугать ее по полной программе и с мрачным лицом заявить: «СПИД у него», но потом сообразила, что нас могут не посадить в самолет, и рявкнула: «Паралич у парня, ноги почти не ходят! С детства! Простыл сильно, и все».

Девица осеклась. Федька, не сгибая колен, побрел к железной арке, сквозь которую обязаны проходить все пассажиры. Издали он и впрямь походил на не совсем здорового человека.

– Извините, – пробормотала проверяющая.

– Ничего, – улыбнулась я, – не беда.

– Зачем вы его с собой таскаете, если он помочь не может? – спросила другая девица, вешавшая на сумки бирки.

Я поднатужилась, подпихнула к ней здоровенный тюк и, утерев пот, шепнула:

– Ревную очень, Федора-то одного оставить нельзя, мигом себе бабу найдет! Вот, приходится на поводке водить.

Девушки переглянулись.

– Да, дуры мы, – резюмировала первая, – все как одна. Вы на толпу гляньте. Те бабы, что сами багаж прут, наши, из России, за остальными мужики чемоданчики несут, вон там американки!

– У них же эмансипация, – удивилась я, – они ведь требуют, чтобы не было никаких различий между мужчинами и женщинами!

– Ага, – кивнула вторая служащая, – требуют, но чемоданы у них все равно парни таскают, эмансипация тоже имеет границы!

ГЛАВА 2

– Могла бы и не нести чушь про паралич, – обиженно протянул Федька, когда мы наконец-то уселись на места.

Я попыталась унять дрожь в отчего-то слишком тяжелых руках и парировала:

– А зачем ты приседал и охал?

– Так царапаются, гады, – пробормотал Федя, – и кусаются! Меня Вася за палец укусил, пока я его голову держал!

И он похлопал себе по левой ноге.

– По-моему, там Ася, – усмехнулась я.

– И еще они описались, – гудел Федька.

– Да? – удивилась я. – Вроде рептилии на такое не способны!

– Не знаю, – бубнил Федор, – мне мокро!

– Наверное, ты просто вспотел под скотчем. – Я попыталась его успокоить.

В этот момент начали разносить воду.

– Может, их напоить? – предложила я.

– Еще чего, – обозлился Федька, – чтобы они меня опять описали?

– Им, наверное, очень жарко и неуютно!

– Мне хуже!

– Вдруг они скончаются от обезвоживания, жалко ведь!

– И хрен с ними! – обозлился Федор. – Тебе-то хорошо! А я с крокодилами, примотанными к ногам!

– Все-таки их надо попоить, – настаивала я, – аллигаторы живут в воде, представь, как они сейчас мучаются. И потом, если Ася с Васей умрут, Семен Кузьмич потребует аванс назад!

Федька крякнул:

– И как мы их поить будем?

– Ну… приспусти брюки, а я им стакан поднесу!

Федор слегка приподнялся в кресле.

– Давай, дергай штаны вниз.

Я выполнила приказ.

– Мама, а что они делают? – понесся по салону звонкий голос.

Маленький мальчик, лет шести, сидевший через проход от нас, с интересом наблюдал, как я пытаюсь справиться с Федькиными джинсами. Мой вам совет: совершая какие-нибудь действия и желая сохранить их в тайне, вначале посмотрите по сторонам, не маячит ли поблизости ребенок лет семи. Детское любопытство плюс непосредственность – удивительный коктейль.

Один наш приятель, Ваня Рагозин, – отец двух очаровательных близнецов. Жена его не работает, воспитывает восьмилетних проказников. Марина отличная мать. Никаких скандалов у них с Ванькой не бывает, они практически никогда не ругаются. Трения возникали лишь по одному поводу: близнецы обожали среди ночи залезть в супружескую кровать и лечь между отцом и матерью.

Пока дети были маленькими, Ванька стоически терпел незваных гостей, но потом принялся внушать мальчишкам, что им следует спать в своих постелях. Парнишки сопротивлялись как могли, выдвигая разнообразные аргументы: им страшно, холодно, темно… Ванька злился и ругал Маринку, а та, оказавшись меж двух огней, чувствовала себя более чем некомфортно.