Полное собрание впечатлений - Александр Каневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды я сделал титаническое усилие, проснулся в шесть утра и вышел на улицу: хотелось походить по Рыночной площади, пока она безлюдна. Магазины ещё были закрыты. Плетёные стульчики в кафе дремали, склонив спинки на столики.
Двое дворников поливали брусчатку мостовой мыльной пеной и тёрли её щётками. Площадь пересекала красивая молодая женщина в вечернем туалете. Она шла медленно, пошатываясь, в помятом платье, не причёсанная, не накрашенная… Вчерашняя женщина.
Каждый раз, когда я хожу по Старому Мясту, меня переполняет радость и восхищение. Восхищение людьми, которые смогли поднять из руин и с такой любовью восстановить своё прошлое, вплоть до кирпичика, до медальона, до дверной ручки… Это великий подвиг, за который нельзя не поклониться!..
Первая сабля
Друг Ежи Гофмана – Юрек Беккер, писатель и журналист, который в дальнейшем стал и моим другом, был в Варшаве очень известной личностью: красивый, элегантный, остроумный, владеющий несколькими языками, он пользовался огромным успехом у женщин, его называли «Первая сабля Варшавы», о его бесконечных романах рассказывали легенды. Одну из них я сейчас перескажу.
В Польше был очень непопулярным один советский дипломат, который, ощущая себя «большим белым братом», был груб и бестактен – это унижало человеческое и национальное достоинство поляков. Жалобы в Москву не помогали. Тогда от него решено было избавиться другим путём: к Юреку обратились с просьбой соблазнить жену этого дипломата и, тем самым, его скомпрометировать. Это была просьба всей интеллигенции, это было чуть ли не государственное задание, и Юрек согласился.
Уже через месяц жена этого дипломата, как влюблённая кошка, бросалась к нему, где бы он не появлялся. На каком-то приёме, выпив лишнее, она подсела за его столик и оказывала ему недвусмысленные знаки внимания. Возмущённый дипломат, который это увидел, подскочил к столику, оттащил жену и что-то оскорбительное сказал Юреку, тот в ответ дал ему пощёчину, завязалась драка. Назавтра об этом написали все газеты, возник скандал, и дипломата отозвали. Вся Варшава ликовала, а Юрек стал национальным героем: когда он входил в какое-нибудь общественное заведение, мужчины аплодировали ему.
Несколько лет он работал специальным корреспондентом Польского радио в Москве. Однажды всех иностранных корреспондентов газет, радио и телевидения пригласили на открытие Братской ГЭС. Когда они собрались у выделенного им самолёта, Юрек случайно услышал разговор двух пилотов: они обсуждали какие-то подозрительные шумы в одном из двигателей. Второй пилот предложил задержать вылет и вызвать механиков для проверки. Но первый пилот отмахнулся:
– А! Ху с ним! Долетим! – и объявил посадку.
– Представляешь, моё состояние? – рассказывал Юрек. – Что делать? Поднять шум? Показать себя трусом и паникёром? А как докажешь – пилоты скажут, что мне это показалось!.. Короче, я сел вместе со всеми, и весь полёт напряжённо вслушивался в работу двигателей, покрываясь холодным потом от каждого толчка…
– Но ведь долетели? – спросил я.
– Долетели.
– Вот видишь, какая мощь заключается в Российском «ху с ним»? Возьми, к примеру, освоение космоса: «Давайте первыми запустим Спутник Земли. – Какой спутник? У нас жрать нечего, задница в заплатах! – А ху с ним, запустим!». И запустили?
– Запустили.
– То-то! Вам, иностранцам, никогда не понять великую силу Российского «ху с ним»!
И Юрек со мной согласился.
«Нет проблем!»
Я сейчас работаю над сценарием советско-болгарской кинокомедии. Один из её героев – администратор Одесской филармонии, король администраторов, словарный фонд которого, как он объясняет, на три слова меньше словарного запаса остального человечества: он не знает, что такое «нет», «нельзя», «невозможно». Так вот своего героя я писал с Ричарда Ожеховского.
Мы познакомились в Киеве, когда он был директором Декады польской литературы и искусства. Потом встречались в Варшаве. Я не знаю точно, как формулируется его должность, но знаю, что он в центре всех культурных мероприятий Варшавы, принимает делегации, устраивает выставки, встречает международных гастролёров. Не так давно он провожал пятьдесят японок, которые учились играть Шопена на родине великого композитора (кстати, это идея Ричарда). А потом он участвовал в событии, о котором говорил весь культурный мир. Вкратце перескажу эту историю.
В 1838 году Эжен Делакруа написал портрет Фредерика Шопена и Жорж Санд. После смерти художника портрет перешёл в другие руки и был разделён на два. Портрет Шопена остался в Париже и попал в Лувр, а портрет Жорж Санд перекочевал в Данию и обосновался в Копенгагене. И вот в Варшаве в ноябре 1979 года, более чем через сто лет, оба портрета снова встретились. На открытии этой выставки лучшие пианисты играли произведения Шопена… Одним из тех, кто задумал эту выставку и организовал её, был Ричард. Французский консул назвал его «Месье «Нет Проблем». Нет проблем! – единственная реакция Ричарда на любое задание. Для любого администратора Ричард Ожеховский – ходячая школа повышения квалификации. Он-то и был руководителем нашего культурного досуга в Варшаве. Как вы понимаете, для нас не было ничего невозможного.
Мы побывали в театре «Сирена» на спектакле «Великий Додек», о знаменитом польском актере Адольфе Дымше. (Исполнитель главной роли Богдан Лазука, прекрасный актёр с лицом Остапа Бендера, и очень гостеприимный: сразу предложил нам ключи от квартиры, где, наверное, и деньги лежат…)
Посмеялись на эстрадно-кабаретном представлении «Караван» в Театре на Торгувку…
Посмотрели пьесу Славомира Мрожека «Кравец», поставленную в театре Сполчесном…
И даже попали на спектакль «Опереттка» по пьесе Витольда Гамбровича, билеты на который были проданы на три месяца вперёд. («Ричард, а мы достанем билеты?» – «Нет проблем!»)
Не стану анализировать эти спектакли – они разные, они спорные. Единственно, что их объединяет, – это высокий уровень актёрского и режиссёрского мастерства и истинная, заразительная театральность. И ещё. В Варшаве театр начинается с плаката. Плакаты удивляют, восхищают, смешат, интригуют… Они зовут, они просто кричат: «Иди к нам!.. У нас интересно!» Искусство плаката – это трудное, но очень благодарное искусство, которым польские художники овладели в совершенстве.
«На закуску» Ричард повел нас в Торвар, на концерт модных вокально-инструментальных ансамблей. Торвар – это огромный Дворец спорта. В первом отделении выступали местные «Скальды», во втором – гастролёры, популярный ансамбль «Санто-Калифорния». После первого отделения долго болели уши: грохот стоял такой, что разговаривать друг с другом было невозможно, даже покупая лимонад, приходилось общаться с продавщицей при помощи жестов.
В середине первого отделения ударник разбил барабан – его поменяли. Рядом стояло ещё два запасных: очевидно, подобное не впервой, и музыканты проявили предусмотрительность.
Во втором отделении гастролёры играли чуть потише, но дымились в буквальном смысле: дымовая завеса входила в элемент оформления, её подсвечивали разноцветными прожекторами. (Теперь, кстати, это стало очень популярным и у нас). Было красиво, но все время хотелось позвонить в пожарную охрану.
Двадцать лет спустя…
В Старом Мясте стало ещё многолюдней: сегодня каждый турист стремится поскорей попасть в этот сказочный уголок города, каждый спешит запечатлеть себя на фоне памятника Сирены – покровительницы Варшавы, втайне надеясь, что она его тоже в трудную минуту защитит.
Здесь, на рыночной площади, как и прежде, художники выставляют свои картины, как и прежде, по воскресеньям проходят концерты, фестивали, как и прежде можно покататься на дрожках, правда, кучера уже не такие гордые и парадные, каждый стал простым и доступным, как Ленин, – явный результат наступления демократии.
Многочисленные кафе и «кафушки» ведут незаметное наступление на площадь, столики и стулья, как опытные солдаты, короткими перебежками, метр за метром, продвигаются вперёд, и постепенно заполоняют площадь.
И при всём этом многолюдье как-то совсем не шумно, что, честно говоря, даже удивляет, особенно меня, приехавшего с громкоголосого Ближнего Востока. А вот и объяснение: у входа плакат «Старувка просит тишины». Как приятно, что эту просьбу туристы исполняют.
* * *С Ежи Гофманом последний раз я виделся в Москве. Встреча была недолгой, он был «пролётом», через пару часов уже должен был лететь куда-то дальше. (Гофман есть Гофман!).
– Давай по быстрому! – Я вытащил бутылку коньяка, но он решительно остановил меня:
– Не надо! А то будет, как в тот раз.
«Тот раз» случился, когда я ещё жил в Киеве. Они с Юреком Беккером неожиданно появились у нас в квартире под вечер.
