Северный сфинкс - Харников Александр Петрович

Первым делом я предложил провести рекогносцировку местности, чтобы прикинуть, каким образом эскадра Нельсона может попасть в гавань и где нам следует ждать высадки отряда британских морских пехотинцев. И если о корабельном составе противника нам более или менее известно, то о численности его морской пехоты можно было лишь гадать. Со слов нашего историка Василия Васильевича Патрикеева, на Балтику Нельсон отправился, имея на кораблях эскадры примерно шестьсот морских пехотинцев. Но была ли это общая численность «вареных раков»1, или сия цифра предполагала лишь количество приданных сил, сверх того количества морских пехотинцев, которые находились на кораблях эскадры согласно штатному расписанию? О сем даже Василий Васильевич не мог ничего сказать толком.

И еще. Во время ожесточенного сражения с датским флотом и береговыми батареями Копенгагена британцы понесли серьезные потери. Известно, что они получили подкрепление из Англии, но достаточное ли было оно для того, чтобы полностью восполнить убыль в людях? Об этом тоже оставалось лишь предполагать. К сожалению, у нас не было своих людей на британской эскадре, которые могли бы предоставить нам хотя бы самую приблизительную информацию о сухопутных силах противника.

Михаил Богданович, выслушав меня, покачал своей изрядно облысевшей головой. Он был огорчен тем, что наши данные о силах британцев неполны.

– Господин майор, – сказал Барклай, – это есть очень скверно, что мы так мало знаем о том, с чем нам придется столкнуться. Без разведки мы как без глаз.

– Это понятно, – ответил я. – Но мы постараемся в самое ближайшее время получить необходимые нам сведения и сразу же доложим их вам. А насчет разведки как таковой… Этот вопрос мы уже обсуждали с государем. И он решил, что надобно как можно быстрее создать военную разведку, которая постоянно будет отслеживать состояние вооруженных сил иностранных держав – наших потенциальных противников. Назвать новую службу решено «Особая канцелярия». Она должна работать по трем направлениям: стратегическая разведка, добывающая за границей важнейшую информацию, тактическая разведка, собирающая данные о войсках противника, дислоцированных в сопредельных государствах, и контрразведка, выявляющая и обезвреживающая вражескую агентуру.

– О, это было бы просто замечательно! – Барклай на мгновение даже потерял свою обычную невозмутимость. – Я тоже не раз думал об этом. Как хорошо, что государь принял такое мудрое и своевременное решение!

Я усмехнулся про себя – «Особая канцелярия при военном министре» в нашей истории – детище самого Барклая. Она была создана в 1810 году, когда он стал военным министром Российской империи. Потому-то Михаил Богданович так восхитился планами императора Павла.

Мы с Крузенштерном и Барклаем облазили побережье Ревельской бухты, стараясь определить место, где британцы могли бы высадить десант. Почти единодушно мы пришли к следующему выводу – скорее всего, они попытаются сделать это в районе мызы Мариенталь, расположенной неподалеку от развалин монастыря Святой Бригитты. Здесь транспортные корабли с десантом могут подойти почти к самому берегу – это позволяли глубины – и высадить морских пехотинцев, которые сошли бы на берег, что называется, не замочив ног. Отсюда сравнительно недалеко было до города и Купеческой гавани. К тому же с восточной стороны Ревель не имел сильных укреплений.

Впрочем, адмирал Нельсон – противник серьезный и умный. Он мог принять и другое решение. Следовало иметь в виду возможность высадки врага и в других местах.

Я пока не стал рассказывать своим спутникам о полученной конфиденциальной информации об активизации английской агентуры, а также о подготовке к диверсионным актам в Ревеле. Я лишь намекнул Барклаю о возможных происках вражеских агентов. Как ни странно, но Михаил Богданович все услышанное воспринял правильно и лишь попросил меня немедленно сообщить ему, если я что-либо узнаю об этом.

По рации мне передали информацию о том, что караван наших ребят с «тиграми» и «скорой» уже на подходе к месту назначения. Мы с Крузенштерном и Барклаем выехали им навстречу по Ревельскому тракту, соединявшему Санкт-Петербург с главным городом Эстляндской губернии. Зрелище, которое мы имели честь лицезреть, было отчасти комическим, отчасти эпическим. Три огромных белых кокона на колесах с трудом тащила упряжка могучих коней с густыми гривами и широкими спинами. Издали они напоминали трудолюбивых муравьев, волокущих толстых гусениц в муравейник. Кареты же и повозки, которые следовали в составе конвоя, были зрелищем обыденным и потому не вызывали особого интереса у городских обывателей. Десятка три всадников сопровождали наших путешественников.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Андрей Кириллович, – спросил у меня Крузенштерн, – а что это за груз, который так тщательно укрыт и который ваши люди везут с таким бережением?

– Всему свое время, Иван Федорович, – ответил я. – Я расскажу вам о нем чуть позже, а пока могу лишь сообщить, что это наше секретное оружие.

Барклай, услышав мой ответ, с любопытством стал разглядывать зачехленные «тигры» и «скорую».

От конвоя отделились двое конных. Ими оказались поручик Бенкендорф и подполковник Баринов. Бенкендорф был в форме Семеновского полка, а мой шеф – в нашей обычной камуфляжке.

– Ваше превосходительство, разрешите доложить, – сказал Пан, отдав честь Барклаю. – По пути следования чрезвычайных происшествий не было. Все живы и здоровы. Где мы можем остановиться и разместить нашу технику?

– Рад вас видеть, господин подполковник. Замечательно, что вы добрались без происшествий, – ответил Барклай. – А разместим мы вас в Ревельском замке – это который в Вышгороде…

6 (18) апреля 1801 года.

Санкт-Петербург, Михайловский замок.

Патрикеев Василий Васильевич,

журналист и историк

Утром я неожиданно для себя получил дружеское послание… Ни за что бы не догадался, от кого! Хотя нечто подобное мне все же порой приходило в голову.

В общем, один французский негоциант, прибывший на днях в столицу Российской империи, через графа Федора Ростопчина почтительно попросил меня уделить ему несколько минут, чтобы переговорить с глазу на глаз. Ну, если сам глава российского внешнеполитического ведомства счел нужным передать мне столь необычную просьбу, то причина для этого, наверное, была достаточно весомая.

Француз, представившийся мне как «мсье Жак», был явно не из санкюлотов и якобинцев. Его обхождение и изящные манеры говорили о том, что он дипломат (или шпион – что, в принципе, одно и то же) еще королевской выделки. Впрочем, для француза он был умеренно краток и после взаимных приветствий передал мне плотный запечатанный конверт, на котором были написаны лишь моя фамилия и имя. Адрес и данные отправителя отсутствовали.

Увидев мой вопросительный взгляд, мсье Жак вежливо пояснил мне, что внутри конверта находится еще один конверт, на котором указано, кто автор сего послания. Затем таинственный гость поспешил откланяться, оставив, впрочем, записку с адресом, по которому его можно найти в Петербурге, чтобы переслать ответ на послание неизвестного пока мне корреспондента.

Когда дверь за мсье Жаком закрылась, я вскрыл конверт и обнаружил внутри него другой конверт, на котором было написано по-французски: «Господину Василию Патрикееву от Первого консула Французской республики Наполеона Бонапарта». Вот так! Ни больше, ни меньше!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вскрыв второй конверт, я обнаружил в нем два листка, исписанных неровным почерком. Французский язык я практически не знал и потому, вздохнув, убрал послание Наполеона в конверт. Связавшись по рации с императором, я попросил у него срочной аудиенции. Пусть Павел лично прочитает это письмо и заодно убедится в том, что я не собираюсь вести никаких политических игрищ за его спиной. В данном случае честность – лучшая политика. А для себя решил – надо всерьез заняться французским языком. На нем, как на втором родном, говорит вся российская аристократия. В этом я мог лишний раз убедиться, посетив недавно хлебосольное семейство Кутузовых.