Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой - Уильям Жеру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корабли стояли в конце длинного глубокого фьорда к северу от Рейкьявика, столицы Исландии. Не считая нескольких разбросанных по берегам ферм и двух морских баз – американской и британской, Хваль-фьорд был местом пустынным. На базах хранились запасы топлива, здесь были оборудованы доки и поставлены ниссеновские бараки – готовые укрытия из гофрированного металла, – где продавали провиант и дешевое пиво. На стоянке сгрудилось больше сотни судов под флагами целой дюжины союзных стран. Их в спешке собрали в Хваль-фьорде, чтобы отправить в СССР. Во флотилии имелись как новенькие суда типа «Либерти», только что сошедшие с американских верфей, так и ржавые посудины времен прошлой мировой войны. Каждое судно было укомплектовано командой гражданских добровольцев, а за его защиту отвечал военный орудийный расчет.
Переход длиной 3000 км от берегов США до портов Мурманска и Архангельска на Русском Севере моряки прозвали Мурманским маршрутом. Этот путь был серьезным испытанием, сопряженным со множеством опасностей. И дело было не только в немецких бомбардировщиках и подводных лодках, но и в суровом климате Арктики. Премьер-министр Уинстон Черчилль называл Мурманский маршрут «худшим в мире». Как правило, если у них был выбор, опытные моряки избегали его. У энсина Каррауэя выбора не было.
Как и многие оказавшиеся в Хваль-фьорде американцы, Каррауэй еще не видел войны. Он в шутку называл себя «великим американским трусом», хотя, когда дошло до дела, проявил совсем иные качества. Голубоглазый и русоволосый, ростом 175 см, Каррауэй говорил с протяжным южнокаролинским акцентом, немного в нос. Он вырос на маленькой ферме в местечке Оланта неподалеку от города Флоренс в Южной Каролине. Родители будущего энсина едва сводили концы с концами, выращивая табак и хлопок. Денег было так мало, что Каррауэй, у которого было шесть братьев и сестер, два года жил у родственников, чтобы родителям не приходилось его кормить. Он терпеть не мог работу на ферме, но любил книги. С огромным усердием изучал английский язык и литературу в Университете Фурмана, который окончил весной 1941 года. Через несколько месяцев, когда Америка оказалась на пороге войны, Каррауэй вместе с тремя братьями решил пойти в армию добровольцем, не дожидаясь призыва. Каждый из братьев выбрал свой род войск. Возможно, они даже тянули жребий, потому что Каррауэй, мореходный опыт которого ограничивался парой лодочных прогулок по пруду на ферме, оказался в резерве ВМС США.
Его приписали к Службе вооружений морского транспорта – флотскому подразделению, сформированному для обслуживания орудий, установленных на торговых судах для защиты от вражеских подводных лодок и самолетов. Хотя Каррауэй, вероятно, этого не знал, моряки считали, что служить там нежелательно – слишком опасно. Какими бы опытными ни были команды этой Службы, орудия на транспортах и танкерах плохо защищали от подводных лодок, которые часто наносили удар внезапно. Торговые суда были главными мишенями субмарин, перед которыми стояла задача прервать союзнические поставки. Официальным девизом флотской Службы вооружений морского транспорта стала фраза «Наша цель – доставить в целости!», а неофициальным – «Вижу лодку, буль-буль».
Но если Каррауэй и расстроился, попав в Службу, то никак этого не проявлял – по крайней мере, до назначения на «Трубадур».
Последний наглядно свидетельствовал о том, что в начале войны Америка испытывала острую нехватку грузовых судов. Старый 126-метровый транспорт с сомнительным прошлым ходил на угле и вмещал в свои шесть трюмов 6000 тонн груза. Построенный в Англии в 1920 году, за следующие 20 лет он успел трижды сменить название и владельца. В конце концов итальянская компания назвала его «Конфиденца» и стала использовать для перевозки металлолома. В 1940 году, когда Италия вслед за Германией объявила войну Великобритании и Франции, корабль находился на стоянке в Джексонвилле (штат Флорида). Несмотря на то что Америка еще сохраняла нейтралитет, власти задержали судно в порту, чтобы оно не попало в распоряжение Италии или Германии. «Конфиденца» почти год ржавела на приколе, пока итальянская команда не получила кодированное сообщение, согласно которому судно нужно было вывести из строя, чтобы оно не досталось союзникам. Итальянцы запустили котлы всухую – нагревая их без воды, чтобы расплавить и покорежить турбины и трубопроводы, но береговая охрана США заметила, что происходит, и конфисковала судно. Ущерб оказался серьезным, и все же покалеченную «Конфиденцу» передали Управлению военных поставок – федеральному агентству, отвечавшему за морские перевозки военных грузов. Котлы отремонтировали, на судно установили орудия. Управление решило эксплуатировать пароход под флагом Панамы, а не США, чтобы избежать строгих проверок береговой охраны и получить возможность нанимать иностранных моряков за более низкую плату[1].
В результате на «Трубадуре» сформировалась многоязычная команда. 34-летний капитан Георг Сальвесен и остальные офицеры парохода были норвежцами. Когда в 1940 году нацисты оккупировали Норвегию, все они находились в плавании на других судах и были вынуждены с тех пор жить в море либо искать временного пристанища на территории союзных или нейтральных государств. Оторванные от родины, норвежцы были сильно озлоблены. Третий помощник Сигурд Ольсен не мог без дрожи в голосе говорить о своей жене и детях, которые остались в оккупированном немцами порту Берген. Ольсен тосковал по семье, а еще по фьордам, переливам северного сияния… Он поклялся отомстить немцам. Ради этого Ольсен готов был даже дождаться окончания войны. Он сказал Каррауэю, что, когда немецкие туристы вернутся на мощеные улицы Бергена, третий помощник заставит их дорого заплатить за годы, которые ему пришлось провести в морском изгнании.
В команду «Трубадура» входили 46 моряков торгового флота – гражданских лиц, нанявшихся на судно исключительно для этого плавания в Советский Союз. Они были уроженцами 17 стран, в том числе США, Англии, Норвегии, Южной Африки, Уругвая, Латвии, Эстонии, Гондураса, Голландии, Швеции, Польши, Португалии, Испании, Бельгии и Каймановых островов. Некоторые были завербованы в миграционных лагерях США, где им дали выбор: либо работа на «Трубадуре», либо депортация. Соответственно, и по уровню подготовки, и по степени приверженности делу союзников они очень различались.
Одним из американцев на «Трубадуре» был 20-летний Джеймс Бейкер Норт III из округа Бакс в штате Пенсильвания. Норт бросил школу вскоре после нападения японцев на Перл-Харбор 7 декабря 1941 года. Взбешенный этой атакой, он опасался лишь одного – что не успеет сразиться на войне. Норт был 178 см ростом, весил 57 кг и, как он сам о себе говорил, имел «слабое горло, но громкий голос». Он мечтал стать летчиком, однако из-за хронического тонзиллита его не взяли ни на флот, ни в ВВС. Друг подсказал Норту, что в торговом флоте США на его миндалины и не взглянут, зато он получит возможность заработать «легкие деньги», служа своей стране. Как и Каррауэй, Норт ничего не знал о море. Он сочинил историю о том, как работал на судне для ловли креветок, и один из морских профсоюзов – тех, что нуждались в матросах не меньше, чем государство нуждалось в транспортах, – принял Норта, присвоив ему звание матроса второго класса, самое низшее в составе палубной команды. Посетив профсоюз в Филадельфии, Норт услышал, что на судно «Трубадур» набирается команда для плавания в Россию. Заплатить обещали 500 долларов. Норт никогда не слышал о Мурманском маршруте, а таких денег сроду в руках не держал. Разумеется, он поспешил в доки, чтобы записаться на «Трубадур».
Надежды на легкий заработок быстро растаяли. Не успел Норт взойти на борт, как один отморозок из команды схватил его и принялся из чистой подлости колотить головой о палубу. Другой здоровяк некоторое время наблюдал за стычкой, а затем врезал обидчику Норта. Завязалась драка, и противники обрушили друг на друга шквал ударов. После этого они пожали руки друг другу, а затем и Норту. Так Джеймс завел на «Трубадуре» первых «друзей». В плавании у него появились и другие приятели, но некоторых членов команды он к себе близко не подпускал. Особенно опасался двух рыжих братьев-верзил из Ливерпуля, которые работали на «Трубадуре» кочегарами. Похоже, братья слишком много смотрели на огонь, отчего у них повредилось зрение. При разговоре они вставали к собеседнику вплотную, и Норту становилось не по себе – ему всегда казалось, что кочегары собираются