Вечный день - Эндрю Хантер Мюррей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она занялась своим гардеробом: достала из сумки одежду, вчерашнюю запихала на дно. Раскладывать по ящикам и вешать в шкаф ничего не стала. Даже на платформе первые два месяца после прибытия она жила на чемоданах. С наполовину собранным багажом проще поспешно сорваться с места, невзирая на стремление к комфортному проживанию, пускай и временному. Ее личный опыт подсказывал, что рано или поздно все равно придется съезжать.
После смерти матери ее детство превратилось в бесконечную череду переездов — они с Марком и отцом колесили по стране. Они никогда не знали, куда придется ехать завтра, все зависело от работы отца.
Овдовев после тринадцати лет брака и оставшись с сыном и дочерью на руках, отец целиком отдался работе. Его маниакальный труд был чем-то вроде бегства от жестокого мира, отнявшего у него жену. Сейчас Хоппер оценивала его побег и как движение вперед, напряженные усилия по преображению мира в надежде, что жизнь детей однажды станет лучше.
Что бы ни было причиной одержимости отца работой, главным воспоминанием о нем оставался строгий профиль: вот он сосредоточенно смотрит в монитор, или читает документы, или разговаривает по телефону. На Элен и Макса он сердился крайне редко, однако относился к ним без душевной теплоты, можно сказать, с пренебрежением.
Вторая половина их детства, без матери и отца-трудоголика, прошла для сестры и брата по-разному. В то время как Элен противилась установлению любых близких отношений, Марк жаждал в них постоянства, которого так сильно недоставало ему в детстве. Лет с шестнадцати он принялся обзаводиться подружками, причем каждое расставание в течение месяца компенсировалось началом нового романа.
Словом, Лауре всего лишь посчастливилось оказаться подружкой брата, когда тот созрел для семейной жизни. Чуточку цинично? Зато предельно честно. Порой Хоппер задавалась вопросом, не из-за того ли Лаура ее недолюбливает, что догадывается об этих соображениях. Впрочем, возможно, Лаура просто считала золовку тем, кто вносит в героически выстраиваемую упорядоченную жизнь ее семьи элемент хаоса, которого и так полно в мире.
Внизу на кухне обнаружилась придавленная пиалой записка:
Элли! Ушел на работу. Лаура отведет детей в школу, потом ей надо в город. Оставляю запасной ключ. Ужин около восьми. Естественно, ждем тебя.
Всего наилучшего, Марк
«Всего наилучшего», ну как же без этого. Хоппер взяла ручку из стаканчика, провела две жирные линии под посланием брата и набросала ответ:
Меня не будет весь день, но к вечеру вернусь. Если нет, позвоню.
Оставалось только придумать, где же она «будет».
Мысли сами собой обратились к Торну, и Хоппер вдруг ощутила отвращение ко всей этой сумасшедшей истории. Теперь, когда она выспалась, события вчерашнего дня представлялись ей какой-то сказочной бурей, унесшей ее за сотни километров от дома. И сейчас ей хотелось только одного: убраться поскорее из Британии. Через несколько дней она сможет вернуться на платформу, к всецело устраивающему ее образу жизни, и продолжит изучать течения, свободная от какой бы то ни было ответственности и переживаний. Нет, о Торне даже думать нечего. Ну его.
* * *
Перед выходом из дома она остановилась в прихожей, сняла трубку и попросила соединить ее с платформой. Еще одним последствием Замедления, до сих пор сбивающим с толку пожилых людей, явилось свертывание мировых часовых поясов. Сейчас в Лондоне было десять утра. На платформе солнце висит на двадцать градусов ниже к горизонту, но и там сейчас тоже десять часов.
С началом Замедления приходилось производить корректировку времени, поскольку прежняя система — сутки в двадцать четыре часа, все эти мозаичные часовые пояса — неумолимо расползалась по швам. В первые месяцы особых проблем не возникало: к продолжительности каждого дня лишь добавлялись секунды, на которые увеличился период полного оборота планеты. Для определения точного уменьшения скорости вращения земного шара учредили организацию — в Германии, одном из старейших европейских государств, — откуда информация уже распространялась по всему миру.
Оставшееся время между сутками прозвали «мертвым эфиром». По прошествии двадцати четырех часов телевидение и радио по всей планете ненадолго замирали до наступления следующей даты. Полночь длилась двадцать секунд, потом тридцать, потом целую минуту. В одних странах транслировались правительственные сообщения, в других ограничивались статическими помехами.
И каждую ночь мертвый эфир удлинялся на несколько секунд. А потом счет пошел на минуты, на десятки минут… Постепенно, по мере все большего смещения светового дня, люди стали просыпаться раньше, а время, которое показывали часы, теперь имело значение только для работы транспорта и офисов.
Но на пятнадцатом месяце Замедления в Евротоннеле произошла катастрофа. Британия корректировала расписание ежедневно, Франция же накапливала разницу и вносила изменения еженедельно. Тридцатисекундного расхождения, образовывавшегося к концу каждой недели, попросту не замечали. Но именно оно послужило причиной столкновения британского пассажирского поезда и французского товарняка, в результате которого погибли восемьсот человек. Катастрофа привела к отставке правительства, закрытию тоннеля и укоренению мифа «Британия сама по себе», который лег в основу деятельности нынешней администрации.
Воспоминания Хоппер прервал голос телефонистки:
— Номер, пожалуйста.
Она продиктовала телефонный номер платформы и, дожидаясь соединения, посмотрела в окно. По сероватому небу плыли легкие облачка, между которыми все так же ярко сияло солнце. Наверно, дождя и сегодня не будет. И на платформе такая же сухая погода. Как обычно в таких случаях, даже дополнительные опреснители будут работать на полную катушку.
На звонок ответил Харв. Очевидно, дежурил в кабинете Швиммера. Голос был далеким, но бостонский акцент прозвучал так знакомо, что у Хоппер защемило в груди от ностальгии.
— О, привет, Хоп. Как ты там?
— Спасибо, ничего.
— Что с куратором-то? Торн, да, его зовут?
— Умер.
— Ох, черт. Вы были близки? — Эта деталь, похоже, интересовала каждого.
— Да не особо.
Пауза.
— Все равно соболезную. Поговорить-то с ним успела?
— Совсем немного. Он… Даже не знаю. В общем, стал натуральным параноиком.
— Вполне закономерный исход для бывшего лучшего кореша Ричарда Давенпорта.
— Ага. Но теперь-то все кончено.
— Лондон как?
— Да все такой же. Может, почище стал.
— Еще есть новости?
— Хм… Вообще-то да, — Хоппер вкратце рассказала о своем визите к дому Торна. Харв, однако, никак не отреагировал, и ей пришлось подстегнуть его: — Ну и что думаешь?
— Кража со взломом? Черт его знает, Хоп. Может, всего лишь совпадение. Дом-то пустой стоял.
— Он стоял пустой все то время, что Торн лежал в больнице. И вдруг вломились именно в день
