Зияющие высоты - Александр Александрович Зиновьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КЛЕВЕТНИК, ПРЕТЕНДЕНТ, МЫСЛИТЕЛЬ
После того, как Клеветник отказался дать в Журнал статью с критикой Секретаря, которую от него хотел иметь Претендент, последний дал указание Мыслителю покончить с этим предателем их общих интересов. Мы его выдвинули в Академию, а он! Мы его собирались выдвинуть на премию, а он! Мы собирались дать рецензию на его книгу, а он! И Претендент велел выбросить рецензию из ближайшего номера Журналы и из всех последующих. Если бы не Мыслитель (это большая удача, что он тут есть!), то дело для Клеветника кончилось бы совсем плохо. Просмотрев приводимый в Журнале список работ, опубликованных за последнее время, Мыслитель обнаружил пять работ Клеветника. Четыре он вычеркнул, чтобы не привлекать ненужное внимание к Клеветнику и спасти упоминание хотя бы об одной работе. Чтобы не раздражать инструкторов, Мыслитель снял все сноски на работы Клеветника. Пусть работает спокойно, думал он. К чему эта шумиха вокруг его работ. Она только мешает. В следующем номере прошла статья с незначительными критическими замечаниями в адрес Клеветника. Это неплохо, думал Мыслитель. А то забвение — худшая форма погрома. Надо оставить. Все говорили, что лишь благодаря Мыслителю Клеветник может жить и работать спокойно. Ходил даже слух, будто Социолог и Претендент добиваются в верхах квартиры для Клеветника. В следующем номере Журнала появилась критическая, но доброжелательная статья против Клеветника. Все жали Мыслителю руку и говорили, что он проявил большое мужество, вычеркнув из статьи такие обвинения в адрес Клеветника, за которые раньше ставили к стенке. А этот чисто профессиональный разнос — детские игрушки. Тем более каждому дураку видно, что критика — типичная липа. Клеветник от этого только выигрывает. Наконец, в редакции Журнала появилась разносная статья против Клеветника. Безграмотная мразь, сказал о ней Мыслитель. Над ней придется пару недель просидеть, чтобы довести до печати.
БАЛЛАДА
Слышал как-то я, ребята,
Что была любовь когда-то.
Только думаю, что врут.
Баб не любят, а дерут.
Впрочем, разные есть мнения.
Вот одно для развлеченья.
Если ты дошел до ручки,
Если ты лишился сна,
Самовольная отлучка,
Лишь одна спасет она.
Ты пойдешь на это дело,
Скажем прямо, напролом.
Будь что будет! Надоело!
И плевать на что потом.
Вот дневальный дал отбой.
Взвыл дежурный: "Пасть закрой!"
Грозно рявкнул: "Тишина!"
Прекратился вмиг галдеж.
В сто задов пошел пердеж.
Что вонять со всеми толку?
Лучше смыться в самоволку.
Время движется к полночи.
Не заснуть бы, между прочим.
Спит у тумбочки дневальный.
И, забившись в угол дальний,
Сам дежурный захрапел.
Подымайся. Срок приспел.
Под шинель засунув шмутки,
Не колеблясь ни минутки,
Сапоги на босу ногу
Надеваешь. И в дорогу.
На начальство налетишь,
Делай вид — отлить спешишь.
Топай к дырочке в заборе.
В блин сожмись. И на просторе.
Вон мелькает силуэт.
Это — баба, спору нет.
Ну, теперь не будь балда.
Помни, братец, ты — солдат.
Не гнилой интеллигент.
Не теряйсь, лови момент.
И желанная удача
Будет так или иначе.
Сразу пробуй проводить.
Время — час. К чему финтить?
Комплименты излагай.
И упорно вслед шагай.
Пусть битком полна квартира,
Грязь, вонища, как в сортире,
Баба с мордою отвратной,
Делай дело, и обратно.
Все пойдет как по часам.
Удивишься даже сам.
Но иной бывает раз,
Что, увы, не до проказ.
Патрули хватают сдуру,
Волокут в комендатуру.
И приходится тебе
Чистить нужник на губе.
Вот тогда-то и поймешь:
Жизнь без риска стоит грош.
Будет время — воз историй
Про геройства настрочат.
А про дырочку в заборе,
Надо думать, промолчат.
Промолчат про вздрючку-взбучку.
Ты ж, пускай идут года,
Самовольную отлучку
Не забудешь никогда.
ОПЯТЬ О ЗАКОНАХ
Мазила встретился с Шизофреником около постамента бывшего Вождя. Надпись на постаменте была настолько тщательно сбита, что ее без труда можно было прочесть даже с той стороны речки Ибанючки. А где Болтун? — спросил Мазила. Встречает верховного главнокомандующего какой-то недавно освободившейся страны Ефрейтора, сказал Шизофреник. Зачем это его туда понесло? — спросил Мазила. Его не понесло, а понесли, сказал Шизофреник. Все учреждение погнали на отведенное для них место. Ну и наплевал бы он на этого Ефрейтора, сказал Мазила. Нельзя, сказал Шизофреник. Там на месте их переписывают. Дикость какая-то, сказал Мазила. Ничего подобного, сказал Шизофреник. Типичный случай социальности. Общество в целом есть индивид, тело которого — население страны, а мозг и воля — руководство. Мозг сам по себе не может испытывать радость по поводу приезда Ефрейтора. Радость функция тела. А где Член? — спросил Мазила. Сидит в приемной у какого-то Советника, сказал Шизофреник.
Ларек по случаю приезда Ефрейтора был закрыт. Мазила выругался последними словами и предложил пойти в мастерскую. Странные превращения происходят с людьми, говорил он по дороге. Художник, например, был когда-то приличный парень, теперь — редкостное дерьмо. Член был типичным чиновником, стал правдоборцем. Это кажется странным в индивидуальном исполнении, сказал Шизофреник. А в массе люди просто проигрывают логически мыслимые варианты поведения по некоторой формуле. В простейшем случае вероятность того, что некто N будет совершать поступки типа х, равна частному от деления степени опасности для индивида поступков такого типа на число логически мыслимых вариантов поведения. Число людей, избирающих тип поведения х, будет равно произведению общего числа людей, вынужденных выбирать тип поведения из данных вариантов, на упомянутую вероятность. Я не могу тебе возразить, сказал Мазила. Но твои суждения мне кажутся слишком беспощадными. Не остается иллюзий. Неужели все можно выразить формулами и числами? Шизофреник сказал, что при желании — все. Люди
