Русский ниндзя - Сергей Евгеньевич Алтынов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он хотел сказать еще что-то, но один из наемников ударил его дубиной под ребра. Самурай кивнул головой, и другой разбойник поднес горящий факел к окровавленной одежде ниндзя.
Молодой самурай отомстил ниндзя за свой страх и потерю лица.
– О господин! Вы избавили нашу деревню от этого страшного человека, могу ли я чем-то отблагодарить вас?
В двух шагах от самурая стояла улыбающаяся стройная девушка. Кажется, он уже где-то видел это лицо... Да, точно – это же дочь того старика, которому он велел отрезать язык, а потом отрубил руку. Вот она, славная победа – он, молодой самурай, взял верх над всеми, даже самыми непокорными! Вот что значит сила! Эта девчонка поняла, что СИЛА у него, у молодого самурая, а не у сожженного живьем ниндзя. Поняла, что языка и руки ее отец лишился исключительно по вине ниндзя! Какая она понятливая... Какая у нее нежная кожа, хотя она простая крестьянка! Что ж – он не только победитель, он не только силен и мудр, он еще и добр! Он окажет ей честь. Она, конечно, простолюдинка, но довольно красива и свежа, и несомненно, девственница...
– А где господин? – спросил оруженосец у крестьянки, появившейся на пороге шатра.
– Господин спит, – шепотом произнесла девушка и улыбнулась оруженосцу. – Но, засыпая, он сказал, что теперь твоя очередь...
О, какое благородство! Но по-другому ведь и быть не могло. Ведь господин так щедр и справедлив. Так добр и заботлив... – Изнемогая от любви к господину и расстегивая на ходу халат, слуга отправился следом за девушкой в глубину шатра.
– Господин... – побелевшими губами пробормотал оруженосец, не в силах двинуться с места.
На белой простыне лежала отрубленная голова и остекленевшими глазами укоризненно глядела на своего слугу. Дрожащие руки оруженосца рванулись было к катане – он позабыл, что отстегнул меч в прихожей. Скорее туда... Обернувшись, он успел увидеть сверкнувшую в полутьме сталь клинка.
...Снова выйдя из шатра, девушка поманила пальчиком следующего доблестного воина.
В ту ночь дочерью крестьянина была вырезана вся банда.
Прошли века. Нет больше самураев, и мирно тлеет в душах их потомков тот гордый самурайский дух, что проявлялся рьяно в сражениях друг с другом и в истребленьи целых поселений, поддерживавших ниндзя. А кодекс самурайской чести помог скопить деньгу теперешним банкирам.
Нет больше ниндзя. Целые их кланы погибли, преданные жадными до серебра крестьянами – самураи не жалели ни чужой крови, ни награбленных денег. Великие уравниватели – револьвер, винтовка, автомат – свели на нет роль владения старинными боевыми искусствами даже в мелких бандитских разборках, не говоря уж о больших войнах.
Философия восточных боевых искусств почти забыта, а сами искусства стали спортом – для тысяч и тысяч. Но для единиц эти искусства, соединенные с философией, стали источником не столько физического, сколько духовного совершенства, стали образом жизни, моралью и кодексом чести.
Рощин вспомнил – когда-то он рассказал эту легенду Илье Коршунову. Что вынес тот из этой истории? То, что добро зачастую является злом, а зло в итоге становится добродетелью. И что кланы ниндзя были уничтожены потому, что пытались следовать придуманным ими понятиям о справедливости, добре и зле. А победили те, кто наплевал на эти понятия.
Истинный самурайский дух в этих понятиях не нуждался. Истинный самурайский кодекс чести – исполнять волю своего феодала, не щадя для этого ни чужой, ни своей жизни. Хранить его, феодала, добро и истреблять то, что для него, феодала, – зло.
Но сегодня у нас вместо самураев – силовые ведомства и охранные структуры, вместо феодалов – потерявшие былую силу олигархи, поэтому исполнять надо свою волю, а не чужую. Исполнять, не щадя жизни (чужой, конечно, не своей же!). И кодекс чести теперь у Ильи не самурайский, а депутатский – а это совсем разные вещи...
Нет, зря он, Рощин, рассказывал Илье эту легенду.
Илья взял от Наставника только то, что ему, Илье, было нужно.
За окном хлопнула калитка. Что еще за гость пожаловал? Незваный и не слишком симпатичный. Бегающие кабаньи глазки, перебитый нос, низкий лобик и тяжеленная нижняя челюсть. Чистый отморозок. Или обморозок, как именовал эту публику дед Юра. Гром залег в траве – дает пройти вперед. Спокойно, Гром, справимся сами... Одним рывком Рощин втаскивает многокилограммового обморозка в дверь и тут же ее захлопывает. Уши и морда Грома слегка приподнимаются над травой и опять исчезают в ней. Помощь не требуется, и псу это понятно, а калитку лучше из поля зрения не выпускать.
Обморозок пытается как-то помахать руками, но пара тычков по болевым точкам укладывает его на пол в не слишком удобной позе. Затем его вновь встряхивают и придают бодрости не менее впечатляющими тычками, но уже в иные точки тела.
– Зачем пожаловал? Отвечай быстро! – Рощин ловил взглядом каждое движение обморозка.
– Пакт, Рощин. Слыхал такое слово? – выдавил наконец тот, обретая дар речи.
– Пакт... Слова, однако, какие знаешь, – Рощин усмехнулся одним лишь углом рта. – С тобой, что ли, пакт?
– Илья Рустамович сказал – пакт надо заключить. О ненападении. Уважает он тебя шибко, несмотря ни на что. Вот бабки, – обморозок сунул было руку во внутренний карман, но тут же взвыл от сильного удара по суставу, и зеленые бумажки рассыпались по полу.
– Надо же – пакт, да еще «зелень»... – Рощин с интересом рассматривал слегка подпорченную физиономию «парламентера». – Ну прямо как у НАТО с Россией. Во имя мира и прогресса, да? А вступать в НАТО, то бишь в его клуб, не предлагает Илья Рустамович? Нет? – Обморозок пожал плечами, не понимая, о чем речь. – Ну, не предлагает, и на том спасибо. Об одном прошу – деревню не поганьте, людей не тревожьте... А я к вам сам приду. Конечно, не к вам, шестеркам, а к Коршуну. Так и передай Илье Рустамовичу. Да бабки не забудь!
Обморозок поспешно подбирает зеленые бумажонки. А подобрав, столь же поспешно удаляется, забыв попрощаться. Не зря кореша говорили, что хозяин – не человек, а ниндзя...
А на экране снова народный избранник Илья Рустамович Коршунов заботится о детях-сиротах, ветеранах войны и труда, инвалидах и прочих немощных и обездоленных. И делает все это под нежную, немного грустную мелодию Энио Мориконэ.
Вот он, выбор – и убивать нельзя, и не убивать нельзя. Потому как далеко зашел Ученик, самим же Рощиным и обученный
