Мир Александра Галича. В будни и в праздники - Елена П. Бестужева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что есть не только разные стороны правды, но и разные правды, а что люди мы, а не бобики, вряд ли является сильным аргументом. У Белки не спросили, хочет ли она лететь вместе со Стрелкой, и у Стрелки не поинтересовались, как она смотрит на космический вояж с билетом в один конец.
Передовой советский человек может судить иначе. Герой фильма «Девять дней одного года» физик Гусев приходит к профессору и говорит, что ему нужна операция: «Но мы не делаем их, дорогой…» – «А для чего у вас этот стол?» – «Для собак». – «Согласен на собачьем. Я не гордый. Переживу».
Ни истопник, ни тем более маляры на пересадку костных мозгов ни в коем случае не согласны, им и своих довольно, а потому лечатся «Столичной» водкой, что очень хороша от стронция. И верно, на какой ещё водочной этикетке написано: 2 р. 95 к. без стоимости посуды. Такому напитку можно доверить свою жизнь, он из породы тех, с кем без раздумий пошёл бы в разведку. Это ведь тоже зависит от страты и принятой системы номенклатурного распределения, на подводных лодках, например, выдают сухое красное вино, чтобы провести чистку организма, а тут иначе как водкой не обойдешься, «Горный дубняк» такую хворобь не возьмёт, можно и дать дуба.
Красный треугольник
…Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать?
Вот стою я перед вами, словно голенький.
Да, я с Нинулькою гулял с тёти Пашиной,
И в «Пекин» её водил, и в Сокольники.
Поясок ей подарил поролоновый
И в палату с ней ходил в Грановитую.
А жена моя, товарищ Парамонова,
В это время находилась за границею.
А вернулась, ей привет – анонимочка:
Фотоснимок, а на нём – я да Ниночка!..
Просыпаюсь утром – нет моей кисочки,
Ни вещичек её нет, ни записочки!
Нет как нет,
Ну прямо нет как нет!
Я к ней в ВЦСПС, в ноги падаю,
Говорю, что всё во мне переломано.
Не серчай, что я гулял с этой падлою,
Ты прости меня, товарищ Парамонова!
А она как закричит, вся стала чёрная:
«Я на слёзы на твои – ноль внимания!
И ты мне лазаря не пой, я учёная,
Ты людям всё расскажи на собрании!».
И кричит она, дрожит голос слабенький…
А холуи уж тут как тут, каплют капельки:
И Тамарка Шестопал, и Ванька Дёрганов,
И ещё тот референт, что из органов,
Тут как тут,
Ну прямо тут как тут!
В общем, ладно, прихожу на собрание.
А дело было, как сейчас помню, первого.
Я, конечно, бюллетень взял заранее
И бумажку из диспансера нервного.
А Парамонова, гляжу, в новом шарфике,
А как увидела меня – вся стала красная.
У них первый был вопрос – «Свободу Африке!»,
А потом уж про меня – в части «разное».
Ну, как про Гану – все буфет за сардельками,
Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами,
А как вызвали меня, я свял от робости,
А из зала мне кричат: «Давай подробности!».
Всё как есть,
Ну прямо всё как есть!
Ой, ну что тут говорить, что ж тут спрашивать?
Вот стою я перед вами, словно голенький.
Да, я с племянницей гулял с тёти Пашиной,
И в «Пекин» её водил, и в Сокольники.
И в моральном, говорю, моём облике
Есть растленное влияние Запада.
Но живём ведь, говорю, не на облаке,
Это ж только, говорю, соль без запаха!
И на жалость я их брал, и испытывал,
И бумажку, что я псих, им зачитывал.
Ну, поздравили меня с воскресением:
Залепили строгача с занесением!
Ой, ой, ой,
Ну прямо ой, ой, ой…
Взял я тут цветов букет покрасивее,
Стал к подъезду номер семь, для начальников.
А Парамонова, как вышла – стала синяя,
Села в «Волгу» без меня и отчалила!
И тогда прямым путём в раздевалку я
И тёте Паше говорю: мол, буду вечером.
А она мне говорит: «С аморалкою
Нам, товарищ дорогой, делать нечего.
И племянница моя, Нина Саввовна,
Она думает как раз то же самое,
Она всю свою морковь нынче продала
И домой по месту жительства отбыла».
Вот те на,
Ну прямо вот те на!
Я иду тогда в райком, шлю записочку:
Мол, прошу принять, по личному делу я.
