Полночный поцелуй - Клер Уиллис

У входа в ресторан, возле меню, стояла в растерянности слегка растрепанная, но стильная пожилая пара. Едва мужчина заметил Эрика, он немедленно обратился к нему по-французски. Женщина тоже вмешалась, Эрик им ответил, и состоялась короткая беседа, сопровождаемая бурной жестикуляцией. Эрик пожал женщине руку. Она посмотрела на него, как девочка-подросток, случайно встретившая обожаемую кинозвезду.

Мы отошли подальше, и я спросила:

— А как они догадались, что ты говоришь по-французски?

На его лице появилось выражение (поджатые губы, сведенные в ниточку брови), которое я опознала как типично галльское.

— А, не важно.

Упомянутый мотоцикл стоял чуть ниже на холме. Серебристо-черная рама сверкала как новенькая. Внезапно черная кожаная куртка и тяжелые ботинки Эрика обрели смысл, так же как и синий бархатный костюм в «Доме Ашеров». Он любит костюмированные представления и сегодня играл роль Ангела Ада.

— Да, он совершенно новый, — произнес Эрик. — Я увидел одного парня на мотоцикле и решил, что просто обязан тоже попробовать. И поверь, это настолько же классно, как кажется. Хочешь со мной покататься?

Вдруг я увидела, как надо мной плавает мамино лицо: «Ты с ума сошла? Я не вижу шлемов, этот человек фактически признался, что не умеет водить мотоцикл, сейчас глубокая ночь, и ты собираешься сесть с ним на эту штуку?»

Я помахала перед собой рукой, будто отгоняла комара.

— Конечно, поехали.

Эрик сел и придержал мотоцикл, давая мне возможность забраться на заднее сиденье. Я обняла его за талию и прижалась щекой к обтянутому кожей плечу. Мои ноги едва успели коснуться подножек, как байк рванул вперед. Когда мы неслись вниз с холма, я испытала настоящий ужас, будто ныряла в ад, обхватив руками дьявола. Я зажмурилась и сделала глубокий вдох. Не погибнув мгновенно, я открыла глаза и посмотрела на запад. Почти полная луна висела над океаном, похожим на глубокое черное ведро, полное серебряных месяцев. Пляж светился серебристо-серым цветом.

До чего интимное ощущение — ехать с мужчиной на мотоцикле! Грудь прижимается к его широкой спине, ноги обхватывают его бедра, руки сцеплены вокруг тонкой талии. Шелковые прядки его волос вьются вокруг моего лица, как мои собственные. Мне хотелось передвинуть руки чуть выше, чтобы ощутить его грудь, но я не решилась, в основном потому, что Эрик ехал слишком быстро и я боялась хотя бы на секунду отпустить руки.

Казалось, что это дорога мчится под нашими колесами, что воздух раскололся и мы едем сквозь трещину. Мы промчались мимо двух машин в правом ряду, будто они просто стояли на месте. В одной из них нажали на сигнал, и гудок проревел нам вслед, как раскат грома, пытающийся догнать молнию. Я заглянула Эрику через плечо, пытаясь разглядеть спидометр, и убедилась, что мои подозрения не напрасны — мы летели на пять миль быстрее скорости света. И тут я его увидела.

Олень стоял прямо посреди дороги, загипнотизированный звуками и светом. Мы были так близко, что я разглядела — это олениха, с нежным белым пушком внутри ушей и блестящими черными глазами. Ноги мои надавили вниз, на тормоза, которых под ними не было. Руки так стиснули талию Эрика, будто я надеялась удержаться на мотоцикле после столкновения. Я не кричала, просто ждала удара.

И тут я услышала голос Эрика, но не ушами, а внутри головы, как будто свой собственный голос: «Не волнуйся, я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось».

И едва прозвучало последнее слово, мы вильнули, объезжая оленя. Рывок в сторону океана был непреодолимым, а поворот настолько крутым, что моя нога коснулась шоссе. Я уже видела, как мы, подобно волчку, летим к океану и только глубокий песок нас останавливает. Но в миг, когда мы лежали почти параллельно дороге, Эрик выправил байк. Мне казалось, что я стала свидетелем чуда.

Он подъехал к обочине и остановился. Олень очнулся и исчез в кустах. Я никогда не чувствовала себя настолько живой, возбужденной и восторженной до мозга костей. Должно быть, именно поэтому люди совершают затяжные прыжки с парашютом. Обманываешь смерть — и начинаешь ценить жизнь.

Эрик повернулся, и я, не успев сообразить, что делаю, впилась поцелуем ему в губы. Он вроде бы удивился, но тут же ответил на поцелуй. Когда я открыла глаза, он улыбался.

— Ты и вправду храбрая, Анджела. В точности как я надеялся.

— Поехали дальше, — ответила я. — Не хочешь прокатиться до Халф-Мун-Бей?

Если вы когда-нибудь ездили по хайвею-1, калифорнийской прибрежной автостраде, то знаете, что его изобрел сумасшедший. Это узкая полоса, вырубленная в скалах, вздымающихся на сотни футов над Тихим океаном. Куски дороги с поражающей регулярностью падают в океан во время сезонов дождей. На хайвее-1 я всегда психую так, что начинаю грызть ногти, но сегодня ночью чувствовала себя неуязвимой и поэтому видела только красоту вокруг.

Эрик остановился на небольшой гравийной обзорной площадке над заливом Халф-Мун-Бей. За полукруглым пляжем почти полная луна протянула серебристую дорожку через океан, выглядевшую такой надежной, что по ней тянуло прогуляться. А если дойти до горизонта, то можно будет слегка подпрыгнуть и достать луну.

Эрик взял мои руки в свои:

— Ты замерзла. Нужно было сказать мне.

— О. Я даже не заметила. — Его руки не могли согреть мои. После двадцати минут на мотоцикле они превратились в ледяшки.

— Здесь есть где-нибудь местечко, где мы могли бы погреться? — спросил он. — Боюсь, я не очень хорошо знаю этот район.

Я вспомнила место, куда папа водил нас по воскресеньям после церкви. Мы еще в машине снимали колючие воскресные одежки, шли поплескаться на мелководье на Мосс-Бич, а перед возвращением домой ели гамбургеры и картошку фри на пивоварне Халф-Мун. Это были лучшие дни моего детства.

Я велела Эрику проехать по хайвею еще пару миль, потом сжала его руку, показывая, что нужно завернуть на песчаную стоянку. Перед зданием из дерева и стекла, выходящим на маленькую бухточку Мосс-Бич, были припаркованы только две машины. Бармен за старомодной деревянной стойкой протирал; бокалы.

— Вы еще открыты? — спросила я.

— Конечно, хотя уже два ночи. — Бармен настороженно смерил взглядом кожаную куртку Эрика.

— Знаете, меня приводили сюда еще ребенком, и мы сидели на веранде, там, где качели. Там всегда были одеяла, чтобы все могли укутаться.

Бармен слегка расслабился.

— Да, все это еще существует там, внизу. Сейчас веранда закрыта, но раз уж вы тут единственные посетители, можете взять свои напитки и спуститься.

Эрик взял меню. На обложке была написана история о местном привидении, женщине, погибшей в автомобильной катастрофе во время свидания с любовником, пианистом из бара. С тех пор ее призрачную фигуру иногда видят тут, чаще всего персонал ресторана после закрытия. Ребенком я эту историю обожала.